Зажгите поминальную свечу солдату

Летом дети старались попасть на прополку зерновых. Под палящим солнцем рвали осот на колхозных полях. Кожа на руках от твердых, как проволока, стеблей лопалась, подолгу не заживала. Но зато могли заработать килограмм печеного хлеба. Больше всего Кукушат спасала картошка. Они лопатой вскапывали 5-6 соток земли, потом вручную боронили, пололи. Сами и копали: мать из колхоза на свой огород не отпускали. Помногу сажали и овощей. Не было слаще лакомства, чем паренки – истомленная в русской печи свекла.

В неурожайные годы картошки не хватало. Ходили в поле за колосками. А как только оттает земля, выкапывали съедобные коренья, рвали колючки, потом щавель и саранки. Совсем худо стало, когда заболела мать…

Однажды в крещенские морозы открыли подполье, чтобы картошка не замерзла. Прасковья пряла у печки. Заторопилась куда-то, забыла, что люк открыт, и ухнула вниз. Подполье было очень глубоким. Женщина ударилась головой и потеряла сознание. Ее поместили в больницу. Корову отвели в колхозное стадо.

Казенный дом

А Кукушат куда было девать? Отвезли в соседнее село — в детдом. Ребятишки сильно тосковали. Младшие плакали, просились к матери. Потом как-то смирились со своим новым положением. Но не Галина. Ее свободолюбивый характер не мог перенести насмешек детдомовцев. Как и все заики, она была необщительной, болезненно реагировала на притеснения. И когда в очередной раз старшие девочки заставили ее вне очереди мыть пол, девочка решилась на отчаянный шаг. Улучила момент и сбежала.

Ей некуда было идти, кроме как в родной дом. Спряталась в укромное место на чердаке. Голодала несколько дней, но не покидала своего укрытия. Видела в щель, что приезжали сотрудники детдома, искали ее. Забилась еще глубже. Когда голод терпеть стало невыносимо, пришла ночью к тете Софье. Ее муж Роман Полежаев приходился родным братом матери. В колхозе был то ли председателем, то ли бригадиром. Однажды на посевы зерновых напала какая-то мошка. Хлеб почернел. Романа вызвали в район: обвинили во вредительстве, пригрозили тюрьмой. Он вернулся домой и …повесился.

Тетя Софья накормила девочку. Взять к себе не могла, своих детей не прокормить. Пробовала уговорить Галю вернуться в детдом. Но та ни в какую: я лучше умру с голода, но туда не пойду. Вновь приезжали из детдома, подключили к поискам сельсовет. Некоторое время девочка так и жила на чердаке, тетя выкраивала ей то краюху хлеба, то картофелину.

Прасковья по-прежнему лежала в больнице. Видимо, при падении получила тяжелейшую черепно-мозговую травму. Вряд ли бы ее спасли, если б не работали в больнице репрессированные врачи, отбывавшие в Сухобузимском районе ссылку. Говорят, некоторые были из Москвы, из Кремлевской больницы. Они поставили женщину на ноги. Правда, вернуть трудоспособность полностью не удалось. И хотя сильнейшие головные боли продолжали мучить Прасковью, она сразу же забрала из детдома детей. Колхоз вернул семье корову Чернушку.

Прасковья с тех пор все время болела, и если бы не дети, не выработать ей нормы трудодней.

С 14 лет Кукушата уже работали наравне со взрослыми. Миша возил на лошадях к животноводческой ферме сено и солому, чистил пригоны от навоза. Галя вместе с матерью доила коров, позже ухаживала за телятами.

— Я воровала на ферме. Иначе было не выжить. Насыплю телячьего корма в мешочек за пазуху. Иду домой, да не по улице, а задами, умирая от страха, что арестуют. Дробленку мешали с картошкой, лепешки пекли.

В соседях жила ссыльная немка. Приспособилась сеять морковь осенью. Раньше, чем у других, в ее огороде вырастали корнеплоды. Когда есть было совершенно нечего, маленький Саша шел просить у нее морковку. И соседка, сама живущая впроголодь, ни разу не отправила мальчика с пустыми руками. Так дети сами себя спасали от голода.

Уроженка Карымской Нина Андреевна Симашкина вспоминала, что ее мать тоже нет-нет да и сунет Прасковье лепешку или кусок хлеба.

Не чувствовали Худоноговы вражды со стороны односельчан. Мудрый деревенский народ еще со времен коллективизации понимал: много людей пострадало ни за что. Может, и Филипп в их числе… Хотя, бывало, со зла, какая из солдатских вдов попрекнет Прасковью:

— Мой-то за Родину погиб, не то что твой Филипп…

Иногда ребятишки крикнут вслед Кукушатам:

— Предатели…

Но такое было редко.