Такой Ближний Восток

Пожалуй, в сторону дач трафик был помассивнее. Когда я пришёл на автовокзал, на платформе «Дамаск» вообще ни одного человека не было. И автобусов тоже не было (как мы помним, вольные сирийские стрелки питают к автобусам нездоровую любовь). Зато вдоль обочины неровным рядом выстроились пыльные жёлтые такси. Водители сидели перед своими машинами с такими унылыми физиономиями, словно это был не автовокзал, а невольничий рынок.

Любопытно, впрочем, что такое уныние – своеобразная часть местного маркетинга. Уважающий себя арабский торговец всегда печален и даже немного сердит. Считается, наверное, что сердце его наполнено невыносимой грустью от предстоящего расставания со своими товарами. Столь же тоскливы крики зазывал на арабском базаре. Невозможно поверить, что таким траурным тоном можно рекламировать морковь и картошку. Это не призыв, это безнадёжное стенание — «За что мне всё это?». В русском язык эта отчаянная интонация маловозможна вовсе.

И вот бейрутские таксисты сидели на бордюре с вышеописанными унылыми физиономиями. Я выбрал одного из них и сел к нему в машину. Возможно, вас заинтересуют тарифы ближневосточных международных перевозок? Пожалуйста. За проезд Бейрут – Дамаск я заплатил 10 долларов. Причём, в эту стоимость входил также пассажирский сервис. Мне было разрешено, во-первых, курить в салоне, во-вторых, пить воду из большой канистры, которая занимала половину заднего сиденья и размерами больше напоминала бак. В-третьих, наконец, таксист вручил мне сувенир – зубочистку! Со всеми этими богатствами мы и рванули в Сирию.

От берега моря автотрасса забирается на Ливанское нагорье. Так высоко и круто, что закладывает уши. Через каждые несколько километров на дороге стоит солдат с автоматом. Возле него полагается притормаживать и медленно проезжать мимо. Солдат смотрит в машину и показывает, что можно ехать дальше. Вряд ли он успевает что-то разглядеть через пыльное боковое стекло. Некоторые солдаты так и вовсе даже никуда не смотрят, а просто машут рукой по кругу: проезжайте быстрее, пока пробка не образовалась.

Супермаркет «Контрабанда»

Затем началась граница. Неимоверно суровый сирийский пограничник долго изучал мой паспорт, каждую страничку в нём разбирая по несколько минут. Пока он это делал, мы с таксистом успели сходить в магазин. Я поменял деньги, а шофёр накупил какой-то алкогольной дребедени, сложил её в пакет и запихал себе под сиденье, видимо, собираясь совместить приятное с полезным – провезти этот пакет контрабандой в Сирию, чтобы там толкнуть подороже. В магазине стояла немаленькая шофёрская очередью. Я бы прямо дал ему название: «Магазин контрабанды».

Я вернулся на пост, где суровый пограничник как раз заканчивал чтение моего паспорта. Поставив въездной штамп, он внезапно сказал:

– Я обрёл друга сегодня, – всё с тем же суровым видом добавил: – Россия и Сирия – всегда вместе.

Признаться, я впервые видел, чтобы о дружбе говорили с такой устрашающей физиономией. На всякий случай я поблагодарил своего нового приятеля и спешно покинул зал досмотра.

Мы двинулись дальше. Город за окном продолжался. Но теперь это были уже пригороды Дамаска, а не Бейрута. Удивительным образом города-соседи отличались друг от друга. Словно кто-то специально решил вот так нарочито сравнить капитализм с социализмом.

С ливанской, капиталистической, стороны всё кажется бедным, но ярким в пестроте иностранной рекламы, с разноцветными машинами и домиками. Сирийский же город выглядит столь же бедно, но при том ещё одноцветно и блёкло. Единственное украшение в нём – висящие повсюду черно-бело-красные полосы национального флага да физиономия президента Башара Асада.

Ливанские женщины одеты пёстро и часто крикливо. Сирийские – тщательно скрывают свою красоту и, кажется, специально маскируют её плохой одеждой. На ливанских улицах орёт музыка, стоит гомон. Сирийская улица тиха и малолюдна. Лишь тоскливые призывы торговцев нарушают её молчание. Самая густая базарная толчея в Дамаске выглядит удивительно пустынной. Каждый человек в ней одинок и носит вокруг себя собственное пустое пространство.

Нельзя сказать, что «внешность» Сирии хуже Ливана, или наоборот. Они просто разнятся, как монотонность разнится с пестротой. Как русские могут путешествовать по России, меняя климатические зоны и часовые пояса, так арабы способны выбирать на свой вкус политические системы.

Жулики и воры Дамаска

Унылый таксист высадил меня прямо в центре города и отбыл восвояси. Я понятия не имел, куда теперь нужно идти, и зашёл в первое попавшееся здание с надписью Al Majed hotel.

Клерки отеля тут же кинулись ко мне, как львы на добычу. Как путешествующие уфологи, случись им увидеть снежного человека в долине Кузнецкого Алатау. Специально для меня они сделали огромную скидку, и номер в отеле стал стоить всего четыреста долларов.

– Пожалуй, это дороговато, – сказал я.

Цена тут же услужливо поклонилась и сократилась вдвое.

Я пожал плечами. Цена уменьшилась ещё раз – уже до сотни долларов.

Я понял, что нужно просто молчать. И следующие пять минут я стоял молча. И номера отеля Аль-Маджед дешевели прямо на глазах. Нули в ценнике таяли, как ледники в Арктике, исчезали быстрее, чем отпускные деньги или трансфертная стоимость Андрея Аршавина. Такой дефляции я не видел за всю свою жизнь.

В итоге номер люкс в отеле Аль-Маджед подешевел до уровня обеда в железнодорожной столовой. Цена его усохла в тридцать раз! И вот за двенадцать долларов я в него заселился.

Вывалил на стойку сирийские деньги, которые поменял на границе. Папаша и сынок Асады гостеприимно улыбались с каждой купюры.

– Сколько будет двенадцать долларов в вашей валюте? – спросил я, приблизительно прикинув, что это будет около пятисот местных фунтов.

– Десять тысяч, – радостно откликнулись портье Аль-Маджеда.

– Странно, – сказал я, – когда я был в прошлый раз в Сирии, десять долларов стоили ровно шестьсот фунтов.

– Инфляция, – горестно вздохнул один из клерков. – Курс меняется каждый месяц.

– Но я был в Сирии недавно.

– И каждую неделю он падает, – поправился клерк.