Такой Ближний Восток

Возле уличной кафешки шло гулянье — сидел прямо на асфальте музыкант с восточной балалайкой, вокруг него стояли кружком арабы в кепках, хлопали в ладоши и передавали по кругу бутылки с пивом. Нисколько это всё не походило на ортодоксальный исламский Восток. Не было тут женщин в парандже, а все девушки ходили спокойно с открытыми лицами, с накрашенными губами, в узких брюках и на высоких каблуках. В открытом ресторанчике сидели несколько молодых арабов и дружно пялились в ноутбук. Среди пёстрой уличной толпы выделялся некий школьник — в руках его был пульт и, серьёзен и сосредоточен, он перемещал по камушкам мостовой какую-то крошечную, мигающую и скрипящую драндулетину.

Таков был современный Восток, пятнадцатого века от Хиджры, всё еще молодой. Он признаёт и Коран, и компьютеры; внимает и шариату, и интернету; он берёт лучшее в прошлом и будущем; знает, когда одеть пиджак, а когда — халат. Такой Восток мне нравился.

Я пошёл по улицам Бейрута в поисках гостиницы. Понятия «квартира на первом этаже» в Бейруте не существует. Первые этажи в любом доме, даже в самом глухом проулке заняты здесь офисами и магазинами. Да и вторые этажи, и дальше вверх — отданы фирмам, лавкам, конторам. Непонятно, где же ютятся сами бейрутцы, в каких потайных клетках они вынуждены ночевать? Может быть, потому так и людно в Бейруте ночью, что всем этим людями попросту негде спать?

Я нашел себе комнату в здании без адреса и улицы, зато с гордым именем Talal’s house. Гостиница занимала третий этаж этого дома. За конторкой сидел ехидный мужик с кальяном. Как выяснилось позднее, это был один из многочисленных братьев таинственного Талала.

— Вы из России? — спросил он, открыв мой паспорт, — у нас тут есть один специалист по русскому!

Он перегнулся через конторку, и заорал куда-то в коридорные дебри:

— Омар! Омар!

В холл гостиницы вышло некое существо лет двадцати с охапкой полотенец. Омар этот нисколько не походил на араба. У него было широкое круглое лицо с большими наивными глазами. Хиповская бородка и огромные бакенбарды — этот тип, скорее, был бы к месту в составе ВИА «Песняры», нежели здесь, в полуночном Бейруте.

— Pruiwet, — сказал Омар с чудовищным акцентом, — Kak dela?

Талаловский братец отправил его показывать комнату. Пока мы шли, Омар рассказал, что с детства интересуется Россией. Более того, он собирался в ближайшее время просить там политического убежища:

— Вы не знаете, куда писать, чтобы его получить? — спросил он.

Я к сожалению, не знал.

— Еще бы я хотел найти себе жену в России, — добавил он, — У меня уже есть одна знакомая российская девушка из Днепродж… Днепродз… Из России, в общем.

Сам Омар был родом из Сирии, но жил почему-то в Бейруте. Несколько лет назад его занесло в отдел пропаганды «Хезбаллах», и чего-то там он намудрил. Поэтому ему и захотелось немедленно отправиться куда-нибудь на просторы вселенной подальше из Ливана. Россия в этом плане казалась ему настоящим идеалом — большая и пустынная страна. Не в пример Ливану.

Пока он всё это мне объяснял, мы преодолели коридор и пришли в мой номер. Это была небольшая комната, уютная, но очень холодная. Дома на востоке, как правило, не имеют системы отопления. Максимум, на что вы можете рассчитывать там зимой — это кондиционер. В номере стояло две кровати. На одной из них валялся огромный рюкзак. В его раскрытом чреве виднелись какие-то туристические шмотки.

— Вообще-то в этом номере у нас живёт испанец, — сказал Омар, и посмотрел на меня так, словно на всём белом свете есть только один испанец, — Это его рюкзак. Но он не появлялся уже дня три. Если он вернётся — не удивляйтесь.

Затем в качестве дружеского жеста Омар принёс мне две бутылки местного ливанского пива «Альмаза» (и очень неплохое это оказалось пиво), и ушёл. Я, однако, не стал дожидаться испанца, и, пока не кончилась шумная бейрутская ночь, отправился в город — знакомиться со Средиземным морем.

Главная улица Бейрута и всего Ливана — это набережная Средиземного моря. Официально она называется Авеню Париж. Но ливанцы такое название никогда не использует и чаще вовсе его не знают. Для них эта улица носит странное имя «Корниш».

Первоначально этим словом называлась дорога, идущая по склону горы, над водным обрывом. Потом в Аравии так стали называть любую набережную. «Корнишей» на Ближнем востоке много. Они есть в Египте и Ливане, в Катаре и Бахрейне. Даже в сухопутных пустынных Эмиратах есть свой «Корниш». Но самый знаменитый из них — бейрутский. Его называют главной улицей Востока, и по праву. Он тянется вдоль всего города, как каёмка на блюдечке. Как плинтус в комнате соединяет пол со стеной, так Корниш ровняет и примиряет два измерения пространства. С одной стороны его начинается Ливанское нагорье, от берега и прямо вверх, на сотни и тысячи метров. На его крутых склонах теснятся городские кварталы, всё выше и выше по вертикали. С другой же лежит ровная бесконечная водная горизонталь.

Какой-то поэтический балбес назвал Средиземное море колыбелью цивилизаций. По такой логике, скорее должно называть его детской ванночкой. Ох, и брызгов же было в ней…

Я перелез через набережную ограду Корниша, и по камням спустился к самой воде. Несмотря на зиму, она была тёплой. В ночи Средиземное море было спокойным и ровным. Как тесто под скалкой, раскатывались по камням волны. Вдали блестели огоньки — там стояло на карантине какое-то судно.

Я вернулся обратно на Корниш и с удовольствием обнаружил на нём Макдональдс.

— Макдональдс? — возмутится читатель. — Но как же национальная кухня? Как же шербет, и кишмиш, и кальян, и турецкий кофе, и главная ближневосточная мерзость — хумус?

Национальная арабская кухня превосходна, отвечу я. Ты и сам с ней отлично знаком, читатель. Шаурма в вокзальном киоске и лаваш в любом продуктовом магазине — вот она. Бейрутец и житель Дамаска такую еду потребляют каждый день, и мало чем она отличается от нашей, красноярской вариации. Назови гороховый суп словом «беззер», а котлеты — словом «кебаб», и иди купи себе в любой заводской столовке самый натуральный арабский обед. В этом прелесть глобализма, и его доступность — любой супермаркет в твоём городе расскажет о мире не меньше, чем книга путешествий. Он как музей, на своих полках и витринах он хранит экспонаты со всех континентов. И он лучше музея — ведь любую вещь в нём ты можешь забрать себе.

Самая же любимая еда араба называется вовсе — «сандвишь», и это действительно обычный сендвич, только в местном колорите — в лаваше и белым кислым соусом «айран». Арабы завтракают сандвишем, и ужинают, и берут его на работу вместо обеда.

Вот я бы такой сандвишь себе купил на набережной Бейрута. Но там был вариант получше, там был Макдональдс. Мало есть вещей, столь подходящих для того, чтобы сидеть на скамейке на берегу моря, нежели картошка фри и стакан холодной Кока-колы. Там нет ни витаминов, ни протеинов, ни гранул натуральных ягод и прочей профилактической мерзости. Зато есть канцерогены, консерванты, и прочие вкусные вещи, которые при всей своей вредности только одни и умеют делать главное — превращают биомассу в еду.