Такой Ближний Восток
И как же я ошибался, читатель!
Побывавши летом в адлерском плацкарте или зимой в воркутинском, проехав в поезде Ростов-Махачкала или в не менее колоритном рейсе Благовещенск-Зея, ты был уверен, что отечественные поезда — худшие в мире. Но ты неправ, читатель. Пределов совершенству не существует. И монгольские, китайские, украинские и многие, многие другие железные дороги способны убедить тебя в обратном.
В их числе и поезда турецкие, среди которых Карсский экспресс, кстати, относится к элитному классу. И вот этот элитный экспресс отправился с Алсанчака с получасовым опозданием, полз по рельсам со средней скоростью двадцать километров в час. Перед большими остановками по поезду пробегал глашатай, громко выкрикивая название станции. Видимо, целью его было разбудить всех не только в вагоне, но и на самой станции впереди – так громко он орал. На маленьких остановках в дело вступал машинист. С доблестной регулярностью он промахивался мимо перрона, и делал остановку в кустах, далеко миновавши платформу. Редкие пассажиры спрыгивали с поезда, прямо как у нас где-нибудь в Бадаложном, и попадали прямо в объятия колючей проволоки (ибо за пределами станций все рельсы в Турции зачем-то огорожены колючей проволокой).
Изюминкой же турецкого поезда были пассажиры. Ибо (запомни это, читатель!) турки в поездах не спят. В этом и заключается секрет популярности карсского экспресса. Для турка поездка в вагоне – что-то вроде увеселительной прогулки, удовольствие редкое и праздничное. Нельзя упустить хотя бы и минуту этой радости.
Пассажиры пьют чай, слоняются по вагонам, аки по бульвару. Носятся дети. Громко, радостно хлопают входные двери в тамбурах. Работает телевизор. Музыканты играют на дудках. Вокруг гомон, гомон, гомон. На часах — пол-четвёртого ночи.
Вдобавок ко всему, в вагонах нет отопления. Зима в Анатолии, конечно, не чета сибирской, но и под жалкие турецкие минус три по Цельсию спится не слишком уютно. Ближе к утру Карсский экспресс представлял собой странную картину — десять пустых вагонов, и один переполненный, в котором сбившиеся в кучу пассажиры грелись собственным дыханием, посматривали, не покажется ли в утренней дымке Анкара.
Экспресс прибыл на конечную станцию с опозданием всего на два часа. Я отклеил заиндевевший рюкзак от сидения и отправился на вокзал. В Анкаре стоял совсем нетропический дубак. Зато следующим пунктом назначения было весьма горячее место — полыхающая гражданской войной Сирия.
Итак, путь мой лежал в Сирию. Нужно было купить билет, поменять деньги, а самое главное — узнать, какая обстановка в этой во всех смыслах жаркой стране.
Автобусные билеты в Турции продают ровно так же, как мандарины. Прямо возле вокзала стоит толпа мужиков и орёт: «Анталья! Анталья! Памуккале! Измир!».
Трудна и почётна работа зазывалы. Женщин на неё не берут. Зазывала должен солидно выглядеть, перекрикивать весь городской шум, и звучать в нём отчётливо. В руке его стаканчик чая. На шее грязный тёплый шарф. Это униформа зазывалы, его профессиональная спецовка. Орущая толпа на вокзале работает, как живая доска объявлений, и слушается, как хор — у каждого человека есть в ней свой диапазон частот.
Прибрежные курорты произносятся тонко и визгливо, чтобы быстрее попасть в ленивые уши туристов. Названия крупных городов звучат хрипло, основательно. Словно бы вся респектабельность восточного менялы сливается в них, и хочется почувствовать себя солидным человеком, немедленно отправиться туда, в Стамбул, в Измир, в сердце исламского делового мира. Низким басом, почти в инфразвуке слышатся названия дальних городов Курдистана и гор Кавказа. Отдельными фортепианными всплесками звучат редкие заграничные рейсы, от Вены и Белграда до Тегерана и Баку. География превращается в музыку на автовокзале Анкары.
И лишь единого тона не было в этой музыке — арабского. Никто не кричал призывно: «Сирия!», не звал путешественников поехать в Дамаск, в Халеб, в Латакию.
Стоило мне сделать пару шагов по вокзалу, как вся разноголосая толпа зазывал накинулась на меня. Как стая голубей. Как консультанты в обувном магазине. Они верещали, заглядывали мне в глаза, ласково брали меня за локоть. Или хотя бы за краешек куртки. И так же быстро они разбежались, стоило у них робко спросить:
— Сирия?
Некоторые отвернулись так быстро, что даже чай в стаканчиках у них расплескался. Словно бы рядом стояли какие-то невидимые надзиратели, и только и ждали, как бы их арестовать: «Ага! Ты говорил про Сирию? Так отправляйся же на вечную каторгу!»
И лишь один седой турагент не сбежал, но только сурово скрестил ладони перед собой:
— Ноу Сирия! Ноу бас!
Пришлось покупать билет до пограничного города Антакья. В ожидании рейса полез в Интернет смотреть новости. Международные порталы писали вот о чём: «ООН объявила Сирию зоной гражданской войны» «Число жертв гражданских столкновений в Сирии превысило 5 тысяч человек», «Турция готовится ввести войска в Сирию», «Повстанцы захватили крупные города Хама и Хомс в центре страны»… Тут я посмотрел на карту. Естественно, эта парочка городов на букву «Х» располагалась прямо на моём маршруте. Более того, оказалось, что если Хаму можно объехать стороной, то дурацкий Хомс воткнулся прямо посередине Сирии, и никакой путешественник не мог его миновать. Одним словом, новости были весёлые.
Сирийские сайты, однако, писали совсем о другом. Моего самоучёного арабского языка хватало на то, чтобы прочитать репортаж про школьный чемпионат по шахматам, очерк о жизни коров в сирийском колхозе, и информацию о том, что некая Духрам Бабай скоро выйдет замуж. Это были главные новости дня в Сирии. И больше ничего. Никаких вам волнений, никаких повстанцев и пяти тысяч жертв.
В общем, Интернет, эта бесцензурная зона свободомыслия – тоже ничего толком не знал. В этом особенность любой смуты. Она всегда происходит где-то за занавеской. Газеты, Интернет и телевидение выхватывают только кусочки её, и никто не видит её целиком. Лишь после, через месяцы и годы они, как археологи, очертят её образ. Появятся мемуары, документальные фильмы и учебники истории. Тогда только и станет понятно – что же случилось.
— Ладно, определимся с обстановкой на границе, — решил я, — в крайнем случае, вернуться можно будет прямо с таможни.
Городок Антакья располагается на самом южном краешке Турции. Арабские атласы так и вовсе ненавязчиво его от Турции отрезают, и закрашивают в сирийские цвета. Некогда этот город был независимым, назывался Исламская Республика Хатай и прославился благодаря фильму «Индиана Джонс и последний крестовый поход». А еще раньше город именовался Антиохия, видел крестоносцев, сарацинов, монголов и апостола Павла.
Автобус прибыл в Антакью ранним утром. В сумерках Антакья нисколько не выглядела исторической сокровищницей. В городе пахло мылом, стояла настороженная сумеречная тишина. На втором этаже вокзала прорвало трубу. Вода, идиллически журча, стекала в холл, ручеек бежал мимо касс и меланхолически следовал дальше, к реке Оронт и Средиземному морю. Кассы были закрыты, и зазывальный хор еще даже не начал распеваться. Свет горел только в небольшой комнатке информационного центра. За столом смуглый клерк копался во внутренностях странного электрического прибора. В углу на диване дремал толстый европеец.
— Автобус через границу пойдёт в девять утра, — сказал клерк, — раньше они отправлялись каждые полчаса, но теперь остался только один утренний рейс. И то вам повезёт, если наберётся достаточно народу. Сейчас в Сирию мало кто ездит.
