Она прожила на Украине 16 лет, но продолжала оставаться российской подданной.
Не смогла отказаться от российского гражданства, потому что всегда считала себя русской. В Донбассе в подавляющем большинстве русское население, поэтому никаких проблем на межнациональной почве там не возникало. Пока Майдан не взорвал Украину, поделив страну на своих и чужих. С русским паспортом оставаться в незалежной стало опасно, и она по настоянию мужа поехала домой – в Россию, в родной Дивногорск, где когда-то прожила 35 лет. С одной маленькой сумочкой. Впереди её ждала неизвестность, позади – ад кромешный…
Бесчеловечность «человеков»
Семья Жаворонковых, как и тысячи жителей Донбасса, жила обычной обывательской жизнью в Харцызске. Муж работал на канатном заводе, Людмила, будучи первоклассной закройщицей, брала заказы на дом, они растили единственную дочь Катю, держали хозяйство. Как говорится, все как у всех. Катюша, успешно окончив школу, поступила в Донецкий национальный университет, на филолога иностранных языков, чему родители, конечно же, бесконечно радовались. Казалось, так и будет всегда.
Они слышали про Майдан, но, как и многие вокруг, не придали ему должного значения, махнув рукой – каждый по-своему сходит с ума. Мир в одночасье рухнул, когда из украинских недр вдруг воскресли националисты и на киевских улицах стали кричать «Хайль Гитлер!». Не верилось, что это происходит в реальности – уж слишком смахивало на страшный сон или съемки очередного фильма о Великой Отечественной. Пока не появились первые жертвы, пострадавшие от того, что носили на груди георгиевские ленточки. Пока не вздрогнул от предсмертных криков одесский Дом профсоюзов. Пока не ощетинился Славинск, который стали в прямом смысле сравнивать с землей.
— Западенцы ненавидят нас, русских, лютой ненавистью, — говорит Жаворонкова. – Они считают, что это по нашей вине началась война. У них объявлена мобилизация в армию – призывают всех поголовно мужчин до 65 лет. А тех, кто не хочет служить, по закону военного времени пускают в расход или гонят вперед заградотряды. Никто ни с кем не церемонится. Украинским солдатам нечего есть, из-за чего они отбирают продукты у местных жителей. Там раненых не спасают – их добивают, а родственникам говорят, что их сын, муж – дезертир. И теперь жители Западной Украины, стоя на коленях, просят власти, чтобы их детей, необстрелянных юнцов, не посылали на верную гибель.
В отличие от них все добровольцы, записывающиеся в ополчение, проходят подготовку. У них опытные командиры, прошедшие Афганистан, Чечню и другие «горячие точки». Там есть россияне, кадыровцы. Население для них ничего не жалеет, готово отдать последнее, лишь бы Донбасс защитили от карателей.
Не сдерживая слез, Людмила рассказывает о бесчеловечности националистов, зарезавших 9 Мая беременную женщину с георгиевской ленточкой:
— Они ее окружили со всех сторон, ножами тыкали и смеялись, приговаривая: самка колорада корчится. А потом выложили видеосъемку в Интернет. Это просто нелюди, у них нет ничего святого! Когда Славинск оставили ополченцы, в нем сразу начались зачистки. Украинцы сапогами дверь открывали, наказывая за связь с сепаратистами. Они не убивают, а ранят людей, вспарывают им животы, вынимают органы и отправляют их в Германию. Это уже ни для кого не секрет. Человеческие трупы горами лежат в кустах – их никто не хоронит, потому что люди боятся попасть на мину или в прицел снайпера. Я удивляюсь, как там до сих пор нет эпидемии…
Беспощадная спираль истории
В марте со всех мобильных телефонов у жителей Украины сняли по пять гривен – на нужды армии. А потом эта армия двинулась на Донбасс, уничтожая населения из всех видов оружия.
— Территория Восточной Украины, где залежи сланцевого газа, продана американцам, — считает Людмила. – Там люди не нужны – это будет мертвая зона. Новые украинские власти думали, что мы сами оттуда уедем, а Донбасс, вопреки предположениям Яценюка, Коломойского и им подобных, восстал.
Недалеко от Харцызска, посреди равнины, есть курган, на котором располагался мемориальный комплекс «Саур-Могила», посвященный героизму советских воинов, взявших высоту ценой более двадцати тысяч солдат. Сейчас за этот курган вновь идут кровопролитные бои — разбитый мемориал опять стал важной стратегической точкой. Кто бы мог подумать, что спираль истории так беспощадно вонзится в тело и душу Украины!
Жаворонкова долго не хотела покидать Харцызск, но бессонные ночи под обстрелом не оставили выбора. Кроме того, стало известно, что украинские власти под Донецком строят концлагеря – бараки, обнесенные колючей проволокой, куда после зачистки собираются загнать русскоязычное население Донбасса. Понимая, что ей может угрожать, муж настоял на отъезде Людмилы в Россию, а сам на свой страх и риск остался, ведь бросать дом очень тяжело. Их дочь пока в Запорожье, где еще не знают, что такое война. В конце мая уехала с друзьями на несколько дней, да так и живет там, мечтая воссоединиться с родителями и переживая за их судьбу.
— Более дальновидные давно покинули Донбасс, когда еще были гуманитарные коридоры, — говорит Людмила. – Мы же набились в автобус, как селедки в бочку, и пробирались до границы объездными дорогами, по пшеничным полям, вдоль и поперек изъезженным танками. Нам удалось покинуть Украину, а кому-то не повезло: говорят, расстреляли целый автобус с детдомовскими ребятишками.
Когда пересекли границу, все плакали, не веря, что вырвались из этой мясорубки – пограничники их, как могли, успокаивали. Она увидела палаточные лагеря беженцев, где таких, как она – тысячи. Многие уже не надеются на возвращение домой и готовы с нуля начинать жизнь. Это очень трудно сделать, когда у тебя нет даже зубной щетки.
Людмила решила ехать в Дивногорск, где прошло её детство, юность, где живут друзья и знакомые. Здесь женщину помнят как Гудкову – она жила на 18 квартале, работала закройщиком в Доме быта.
— Когда приехала сюда полторы недели назад, провела ладонями по траве и почувствовала запах родного города, — признается Людмила. – Я была во многих местах от Петропавловска-Камчатского до Калининграда, но красивее и лучше Дивногорска ничего не видела. Это лучший город на Земле! И все же очень хочется в Харцызск, ставший для меня родным. Там мой дом, муж, дочь, которые сейчас не могут выехать с Украины, поскольку все коридоры закрыты. У меня вообще ничего нет – в чем была, в том и убежала. Здесь приютила соседка, с которой спим на одном диване. Вот, дали теплую кофту, спортивный костюм… Не за горами зима. Нужен какой-то угол, работа – для меня все смутно. Не знаю, уйдет когда-нибудь этот страх. Где-то грохнул мусоропровод, а я уже готова бежать и прятаться от бомбежки. Сейчас смотрю: в Дивногорске дети бегают, прыгают, а у нас на Украине в подвалах сидят – ну, как такое могло произойти?!
Мы тоже задаемся этим вопросом, но на другие морального права не имеем не отвечать. Людмила ехала домой – и Дивногорск должен принять ее, как долгожданного члена семьи. С любовью и пониманием. Мы все расстроены событиями, происходящими в Донбассе, нам бесконечно жаль русскоязычное население, уничтожаемое украинскими властями. Так неужели мы с вами, имеющие и дом, и работу, и стабильность в жизни, останемся безучастными к человеку, лишенному всего этого? Ее обожженная душа нуждается в нашей заботе.
Парадокс, но российское гражданство, которое Людмила так трепетно сохраняла, сегодня не дает ей возможности рассчитывать на помощь, предусмотренную в нашей стране для украинских беженцев, ведь официально она – россиянка, вернувшаяся домой. Но будет ли дом гостеприимным, зависит только от нас – руководителей города, общественности, каждого человека, не способного оставаться безучастным к судьбе соотечественницы, пострадавшей от гражданской войны на Украине.
Опубликовано в газете «Независимое телевизионное слово» 7.08.2014 г.
В последние дни ноября красноярский композитор Александр Кузнецов, в год празднования 80-летия края, презентовал в Доме офицеров новую концертную программу «Земляки Красноярского края», в которой приняли участие хоры, ансамбли и солисты Красноярья, а также гости из Минусинска, Шушенского, Новосибирска, Томска.
Примечательно, что ровно десять лет назад, день в день, 29 ноября, только в рамках 70-летия края, прошел авторский концерт Кузнецова в театре оперы и балета. Все эти и предыдущие годы он колесит с песнями по краю. Про Кузнецова можно смело сказать: всю жизнь с баяном. В пять лет он уже играл на баяне, выходя на берег Енисея, в родном селе Ярцево. С детства он тянулся к музыке… 15 лет руководил Таймырским ансамблем песни и танца «Хэйро». В 2000 -м году собрал песни того периода, написанные на стихи местных поэтов Любови Ненянг и Огдо Аксеновой и выпустил диск «Северное сияние». Названия песен говорят сами за себя: «Снежная родина», «Долганская девушка», «Песня охотника»…
Творчество самобытного молодого автора было замечено и в Москве. В 1991 году на фирме грамзаписи «Мелодия» вышла пластинка «Аргиши», в записи которой принимал участие ансамбль под управление Георгия Гараняна и такие солисты как Маргарита Суворова, Кола Бельды. Песни в их исполнении прозвучали в эфире Всесоюзного радио…
В 2005 году Кузнецов с ансамблем «Раздолье» выступил в родном селе, которому посвятил три песни, одна из них сочинена в год 400-летия села.
— Я тогда сильно волновался, будучи на главной малой родине, — вспоминает Александр Витальевич, — днем встретил одноклассников, соседей. Кого не видел много лет. И в зале я видел их родные глаза. От необыкновенного чувства счастья, от переполнивших душу эмоций, аж в горле запершило, когда вышел на сцену. Юбилей села собрал дорогих мне людей, а мои песни прозвучали для них, как подарок.
Несколько лет работал в Енисейске, где познакомился с Виктором Астафьевым и местным писателем Алексеем Бондаренко. Благодаря творческой дружбе с Бондаренко родилось около двадцати песен о земле сибирской, о Севере и Енисее. В 1996 году песня «Черемуха душистая», набравшая наибольшее количество заявок, стала песней года на краевом радио. В 90-е году песни Кузнецова довольно часто звучали на краевом радиоканале, например, в программе Олега Захарова «К вам в дом приходит песня».
В то время народные хоры и вокальные коллективы с разных районов края обращались в Кузнецову за песнями, и он охотно делился своими произведениями. С тех пор его песни разлетелись по всей Сибири-матушке. Так что совсем не удивительно, что на авторских концертах «парня с Енисея» участвуют исполнители не только с края, от Шушенского до Дудинки, но и городов СФО.
Не стал исключением и нынешний концерт. Песней «Енисей» его открыла вокальная группа «Вольный ветер» из Томска (руководитель Андрей Груздев). Песни на стихи Любови Ненянг, очень органично, представила заслуженная артистка России Вера Баулина. Песню «Слово Астафьева», проникновенно, как и проза великого писателя, спел молодой баритон Андрей Домахин. Ансамбль краевой филармонии «Краса» (руководитель Анатолий Хлопков) звенел голосами и приплясывал, исполняя одну из песен про Ярцево, — «Саранковая родина моя». Песню знал и любил Виктор Астафьев, ведь этот поселок он описал в «Царь-рыбе».
Песня «Мой Енисейск» свежо, с молодым задором, прозвучала в исполнении ансамбля «Талисман» состоящего из студентов колледжа искусств (руководитель Диана Кулиева). Песню «Гармонист», весело, с огоньком, а как иначе с таким названием, исполнила Светлана Галицкая и вокальный ансамбль «Русское поле». Звонко, искрометно свои песни исполнили Яна Власова — «Цветет черемуха», Анна Маловик — «Тропиночка», Татьяна Шастовская — «По белому снежку».
Ансамбль «Раздолье», которым руководит Кузнецов в КрасГАУ, спел про красноярских красавиц, а сам виновник торжества в первом отделении посвятил всем сидящим в зале матерям песни, наполненные глубоким смыслом — «Русская женщина» и «Мамины руки». Завершилось первое отделение гимном столице края «Многая лета тебе Красноярск», пожалуй, лучшим молодым баритоном Красноярья, Андреем Домахиным. К слову, пятого ноября Домахин выходил на сцену БКЗ вместе с Дмитрием Хворостовским.
Прогуливаясь по фойе Дома офицеров (руководство которого, к слову, заинтересованно отнеслось к проведению подобного концерта и оказывало всяческую поддержку), зрители, преимущественно старшего поколения, разумеется, обсуждали концерт.
— Мне тут очень нравится, — говорит Валентина Петровна, — мне про этот концерт сын подсказал. Какие-то песни узнала, слушала по радио, хоть и давно, а вспомнила. И новые у него хорошие песни. Они достойны, чтобы звучать и на российской сцене, как песни Надежды Кадышевой и «Золотого кольца». Мне близко это направление, — эстрадное, когда по современному песня звучит, а дух народный сохраняется, слова за сердце трогают. У каждого есть своя «саранковая родина». Пусть продолжает в этом же духе, так ему и передайте.
— Чем понравилась,- переспросила Альбина Тимофеевна? Так, голоса звонкие и крепкие, и слова хорошие, ласковые, подпевать хочется, и сам композитор понравился, слышала о нем, но увидела сегодня впервые, очень такой энергичный, прям как пружина! Я бы пожелала ему и его «Раздолью» счастливого плавания, по красивой реке жизни, которую они нарисовали в своих песнях. На одном дыхании идет концерт!
Второе отделение, заполонив собой всю сцену, открыл ансамбль песни и танца «Метелица» (прежде ДК «Красцветмет», теперь Центра культурных инициатив минкульта края, руководитель Сергей Савоськин), мощно грянув «Моя Сибирь» и «Играй гармонь». Две лесных, «зеленых» песни преподнесла озорная Яна Власова — «Смородинка» и «Ягодка». Дань памяти погибшим в Великой Отечественной войне — щемящая «Баллада о вечном огне» и тревожно-возвышенная «Русская песня» (слова Ларисы Кузнецовой) в исполнении Наталии Сурниной. Вспомнить свою «Деревеньку» помог Андрей Домахин, а следом, вполне уместно прозвучала песня-позиция «Я не мыслю жизни без России» в версии трио «Элегия» из Новосибирска. Здесь не только музыка, но и слова Александра Кузнецова.
Россия многонациональная страна, а мама для любого человека самая родная. Особый, национальный колорит придала песни «Матери России» замечательная певица из Минусинска Евгения Пак. Она не в первый раз участвует в авторских концертах Кузнецова, неизменно вызывая горячий прием у зрителей. Минусинский дуэт «Лада плюс» также порадовал песнями «Шторм» (слова Л. Ненянг) и «Родные сестры».
Очень эффектно, с фото голубей на экране, прозвучала лирическая песня «Голуби белые» в исполнении еще одного гостя с Юга края Игоря Ракшина. Семь новых песен в концерте было исполнено на слова Ларисы Кузнецовой, супруги Александра Витальевича, которая, к тому же выходила на сцену в составе ансамбля «Русское поле». У этой пары сложился не только семейный, но и творческий союз. Что и говорить, рядом с эмоциональным баянистом нельзя не запеть!
В начале зимы, Кузнецов решил напомнить землякам, что скоро лето и выдал оптимистичную — «Весна у синего моря» и страстную песню «В ритме танго». Однако, красавицы из ансамбля «Краса» следом вернули все на свои места ироничной песней на слова Н. Анишиной «Снежиночки-искриночки». Программа завершилась объединяющей песней «Земляки Красноярского края» в исполнении трио Шушенского РДК, под всеобщие аплодисменты зала.
Как справедливо заметила ведущая концерта Елена Мельник » в его песнях вся география края». Композитор, поэт, режиссер, руководитель и создатель ряда вокальных коллективов, на любом поприще Кузнецов проявляет себя как незаурядная творческая личность. А подытожим словами депутата ЗС края Всеволода Севостьянова, которыми он выразил свое отношение к концерту: » Он пишет песни на стыке эстрадной и народной музыки. В них мелодичность и задушевность, радость и бескрайнее удивление своим краем. Тема родной земли занимает важное место в его творчестве. После такого концерта выхожу отлично отдохнувшим, и отчетливо понимая, что Красноярье — единая земля! Такие концерты надо показывать по всему краю».
Известно, что в участковые никто не рвется. Эта служба крайне беспокойная, да и к тому же универсальная. Как раз в этой разносторонности и заключается ее специфика. Кража, более тяжкое преступление, семейные проблемы или бытовой конфликт, административное правонарушение – в любом случае без участкового не обходится.
В новых реалиях
Небольшая справка. Участковый – одна из старейших служб России. Прототипы участковых появились еще при Иване Грозном. В разные эпохи эти служивые люди именовались губными старостами, уличными надзирателями, приставами, земскими капитанами, урядниками и околоточными. С установлением советской власти были введены должности старших и волостных милиционеров. В 1923 году разработана инструкция участковому надзирателю – правовой документ, положивший начало формированию института участковых в российской милиции. С 1930 года их стали называть участковыми инспекторами, а с декабря 2000 года, когда были внесены изменения в федеральный закон «О милиции», — участковыми уполномоченными. Неизменной осталась задача – охрана правопорядка на закрепленной территории.
По тому, как работает участковый, люди нередко выносят общую оценку правоохранительным органам. В районе – девять административных участков. На Сухобузимском, где проживают почти 6200 человек, — трое участковых, на других – по одному. Среди них, как выяснилось, нет новичков, большинство имеет немалый стаж работы. Например, у Владимира Кузнецова из Атаманово, — он уже больше 20 лет. У него за это время сменилось семь помощников.
Самый же молодой сотрудник находится в должности участкового два года. На удивление, текучки кадров в этом подразделении отдела полиции МО «Емельяновский» нет. А ведь обычно оно везде испытывает нехватку сотрудников. Офицеры такую работу считают малопривлекательной, люди готовы служить где угодно, но только не участковыми. Нагрузка и физическая, и психологическая – не для каждого, вызовы, выезды – в любой час дня и ночи. Постоянные разборы скандалов между соседями, семейных конфликтов, частое общение с людьми, которые, как говорится, сорвались с катушек. Но это не означает, что участковый занимается в основном, как может показаться со стороны, «мелочевкой». Случилось какое-то серьезное преступление– он, как правило, вместе со следствием, уголовным розыском или дознанием.
Кстати, есть среди участковых и одна женщина, и это явление крайне редкое. Зона ответственности капитана полиции Ирины Мусихиной – половина райцентра. Иные жители, которые вступают в конфликт с законом, предпочитают, как говорят в отделе, объясняться не с ней, а с полицейскими-мужчинами. Спросит – мало не покажется, любого, если понадобится, на место поставит.
Норматив для участковых установлен из расчета- один уполномоченный на 2500 человек. Есть большое сомнение в том, что такая цифра отвечает реалиям. Участковый – не супермен и не Фигаро, который одновременно и здесь, и там. Благо, если две с половиной тысячи человек проживают в одном месте, компактно. В городе так и есть, в сельской же местности – это несколько населенных пунктов, а между ними немалые расстояния. Возьмем для примера Миндерлинский участок. В его составе сам административный центр, Родниковый, Иркутская, Татарская, Борск… Можно ли везде успеть, все охватить, знать, кто и чем дышит? Вопрос – риторический. К тому же, от Красноярска до Миндерлы всего-то 30 минут езды. Если не спешить. Близость мегаполиса, несомненно, накладывает свой отпечаток. Тут и нежелательные гости, разъезжающие в поисках «приключений», и удобное место для сбыта тех же наркотиков. Сдается, еще далеко не все продумано в организации работы службы общественной безопасности, действующей на периферии.
Конечно же, участковые и вообще полицейские, как и все люди, — разные. У кого-то дело идет лучше, у другого — не столь гладко. К кому-то, возможно, есть вполне объективные претензии. Было время, когда доверие к МВД оказалось основательно подорванным. Отпечаток, наложившийся на взаимоотношения гражданского общества и правоохранителей, не исчез до сих пор. Но если хотим, чтобы у нас был порядок, а жизнь протекала с минимумом эксцессов, надо, пожалуй, идти навстречу друг другу.
В Сухобузимском сельсовете, когда речь заходит о работе участковых, особо выделяют старшего лейтенанта полиции Виталия Русина.
— У нас полное взаимопонимание, — говорит глава администрации Наталия Карепова. – Когда возникают сложные вопросы, стараемся помогать друг другу. Обратишься с просьбой поговорить с людьми, уладить какой-то конфликт – никогда не откажет. Умеет найти подход к человеку, убедить его. На недавнем сходе жителей райцентра его работе дана высокая оценка. Русин – современный Анискин, а ведь бывает, что надел человек форму, получил погоны – к нему не подходи, он значимый и неприступный.
Участковый должен быть хорошим психологом
Обязанностей у участкового в избытке. Проще назвать то, чем он не должен заниматься.
Скоро будет шесть лет, как Виталий Русин – уполномоченный участковый. Ему 27 лет. До прихода в полицию жил в Карымской, в 10-11 классах учился в Сухобузимской школе. Окончил Красноярский аграрный техникум по специальности правоведение. Служил в Президентском полку. В 2014 году поступил в Барнаульский юридический институт. Сейчас временно исполняет обязанности заместителя начальника отделения участковых уполномоченных.
— Виталий Владимирович, решение пойти в участковые – выбор осознанный?
— Когда меня брали на службу в МВД, и представления не имел, кто такой участковый и чем он занимается. Предложили – стал работать. Сожалений нет, нравится.
— Неужели за все это время, учитывая высокую нагрузку и условия, которые любого могут довести до стресса, ни разу не возникло желания перейти на более спокойную службу?
— Такие мысли появлялись, но они не привели к каким-то конкретным шагам. Что касается нервов, то они у меня в полном порядке. Проблем с тем, как удержать себя в руках в критической ситуации, не возникает. Важно – поступать по закону, знать, как вести себя при любом повороте событий. Если все отработано до автоматизма, тогда впросак никогда не попадешь. Мы ведь тоже ограничены в своих поступках определенными рамками.
Ошибешься – сразу окажешься у «позорного столба», с тебя спросят, как говорится, по полной программе.
А обязанностей, действительно, в избытке. Проще назвать то, чем участковый не должен заниматься.
Сухобузимский участок, увы, самый криминогенный. Несмотря на то, что, казалось бы, к этому не располагает близость отдела полиции и присутствие на территории вневедомственной охраны.
Скоро, вроде бы, должны сюда вернуть и патрульно-постовую службу. Если говорить о селах территории, то наиболее беспокойное, вслед за райцентром, – Подсопки. Особенно летом, в разгар сезона рыбалки, когда сюда приезжают сотни горожан. Случается разное. Беда – кражи, много жалоб по линии дорожно-патрульной службы в отношении подростков. Толстомысово? Много пьяных скандалов. Поселок Детский – самый, пожалуй, мирный. В последнее время гораздо спокойнее стало на базе отдыха «Бузим». Этому, считаю, способствовало то, что службу охраны здесь возглавил прежний начальник отделения участковых нашего отдела Андрей Симонов.
Если выделять направления работы, которые сегодня на первом плане, то это пресечение распространения наркотиков, ликвидация незаконных точек, где еще пытаются торговать спиртом, работа с несовершеннолетними. Рост правонарушений среди детей — повод для серьезных разбирательств и множества вопросов.
-Поступает вызов, где-то срочно требуется вмешательство участкового. Часто на место происшествия приходится выезжать одному. Вероятно, мало приятного открывать дверь дома, когда точно не знаешь, что за ней тебя ожидает?
— Друзья, знакомые порой просят – расскажи что-нибудь интересное. Им хочется услышать какую-нибудь детективную историю. Но для меня большинство событий, которые другому человеку могут казаться неординарными, — будни. И уже сложно что-то выделить из их череды. Естественно, выезжая по какому-то сигналу, нужно быть готовым ко всему. Три месяца назад был, к примеру, случай в Бузиме. Открываю дверь в квартиру, а за ней – мужчина с ружьем. Как потом выяснилось, патроны уже были вогнаны в стволы. Чего уж тут хорошего… Издержки работы. Специфика же ее такова, что участковому нужно быть хорошим психологом. Чего бы дело не касалось – семейной разборки или более серьезного происшествия.
Главное — установить контакт с человеком.
-А что самое неприятное в работе?
-Идешь к людям, чтобы помочь, а порой встречают в штыки. Остается тяжелый осадок. Сложно объяснить, что делаешь работу в интересах общества и от его имени. Нас часто упрекают – зарплату получаете большую, а толку мало. Но вот когда произошло что-то серьезное и человека нужно пригласить в качестве понятого или свидетеля – желающих не найдешь. А вот причин, чтобы отказаться, отыщется множество. Принцип такой: я пожаловался, меры примите, но дальше мое дело – сторона. Силами одной полиции желаемого порядка не навести, достичь результата можно только вместе. Остается надеяться, что со временем все станет иначе и взаимопонимание наладится.
Опубликовано в газете «Сельская жизнь» 24.10.2014 г.
Борцы с огнём в этом году отмечают свой юбилей – 30 апреля исполняется 365 лет со дня образования пожарной охраны России. Больше трех с половиной веков прошло, а самые популярные причины пожаров остаются всё теми же – неосторожное обращение с огнём, в самых разных видах.
Например, нынешняя весна «прославилась» возгораниями сухой травы, оставшейся с прошлого года. Перепахать землю у себя на участке, чтобы трава перегнила и удобрила почву? Не, не слышали. Всё сжечь – вот наш метод. Сжечь при сильном ветре – то, что надо! Сжечь при сильном ветре вблизи от жилых построек – как это волнующе! А звонить 01 после этих деяний – вообще экшн. И потом гадать – успеют пожарные потушить твой горящий дом или приедут только на угли. Деревяшки-то горят быстро. Любители жечь траву почему-то об этом не задумываются. Схема проста – жжём траву – звоним пожарным. А на следующий год повторяем этот «фестиваль огня». И дело тут не в знаниях правил безопасности, о коих сотрудники пожарных служб ежегодно напоминают жильцам частного сектора. Дело в элементарной безответственности. Интеллигентно это называется – человеческий фактор. Убирать траву и территорию вблизи своего дома – это забота жильцов. Убирать кучи мусора на улицах – работа управленцев населённого пункта. Но это, судя по всему, никого не заботит. Траву жгут, разнося огонь и на мусорные кучи, и на жилые дома, и на лесную зону. Ну и ветер тоже делает своё дело, помогает поджигателям как можно скорее истреблять всё сухое и легковоспламеняющееся. Но если в посёлке Дубинино есть своё противопожарное подразделение, то в село Холмогорское и деревню Линёво приходится ехать из Шарыпово. Лучше было бы, конечно, покончить с привычкой жечь траву, а начать цивилизованно её убирать или перекапывать. Но жечь-то быстрее. Чиркнул спичкой – и…вызывай пожарных сразу, чтоб уж наверняка успели.
…На днях была запланирована пресс-конференция, как раз по поводу юбилейной даты. Но в части практически никого не было – все на вызовах. Попросилась и я в бригаду, чтобы увидеть всё своими глазами.
– Конечно, съездите и посмотрите, – сказал мне начальник «11 отряда ФПС по Красноярскому краю» Евгенний Юрьевич Шереметьев. – В части осталось всего два отделения…
А пресс-конференция тем временем началась. История образования первой пожарной части в России, первые правила техники безопасности, статистика пожаров. Но ведь работа отдельно взятого пожарного – это не цифры, а сам процесс. Ждать вызова мне долго не пришлось. Бегу к машине. Говорят:
– Мы на Волчью гору, это далеко, подождите лучше следующий вызов, поближе.
– А если его не будет?
– Ха-ха, не будет! Максимум полчаса подождать придётся!
Но не прошло и десяти минут, как звучит очередной сигнал. Прыгаем в машину. Минута отведена на сборы, но мы управились гораздо быстрее. Первое отделение в составе Александра Тарасенкова (старший пожарный), Степана Фисенко (начальник караула), Андрея Замараева (водитель ) и «хвоста» в виде меня – едет на Ажинское, всё в дыму. Что горит? Конечно, опять трава. Открытого огня мало, в основном сильное задымление. Но возгорание уже перекидывается на ограждения домов – на забор. Начальник караула раздаёт указания, куда ехать, что тушить. Водитель включает насос, пожарный разматывает пожарный рукав и приступает к «поливу». Начальник караула постоянно поддерживает связь с диспетчером по рации, сообщая обстановку. Дым очень режет глаза, я пытаюсь найти хоть какой-то островок без задымления, чтобы проветрить лёгкие и глаза, параллельно снимая происходящее на фотокамеру. Но пожарные – парни, повидавшие и не такое, ведут себя так, будто кругом обычный туман, а не дым.
Опасные зоны успешно укрощены, но кучи мусора продолжают тлеть. Степан Фисенко объясняет:
– Мы не тушим то, что не тушится. Сколько воды не лей на эти кучи, только уедем, они опять задымят или их подожгут снова. Главное – устранить угрозу возгорания построек, что мы и сделали, поэтому отправляемся обратно в часть. Вам крупно повезло, что это так быстро закончилось. Случается, что и до ночи сидишь и караулишь, чтоб не загорелось снова…
На обратной дороге в машине звучит срочное сообщение – оторвалась льдина с двадцатью рыбаками. Это, я считаю, фееричное дополнение к человеческой безалаберности. Рыбаки ничем не лучше поджигателей. Если у одних перед глазами быстрое избавление от сухой травы, то у других – рыба. И никакие преграды нам не помешают на пути к мечте. Ранняя весна? Давно уже плюсовая температура? Тонкий лёд? Тю! Мы – бесстрашные и удачливые ловцы. Ну раз так, то и выбираться на сушу надо как-то самостоятельно, коли уж такие бесстрашные и фартовые. Любишь рыбачить – люби и в холодной воде поплавать, направляясь в сторону берега! А то чуть что, сразу – 01.
Так что желаю сотрудникам МЧС терпения, сил и скорейшего завершения сезона «травосжигателей» и подледной рыбалки.
«Проблемы и перспективы обеспечения конституционных прав коренных малочисленных народов» на примере Эвенкии – под таким названием пройдет круглый стол, на который будут вынесены острые вопросы касающиеся прав коренных малочисленных народов, проживающих на Таймыре и в Эвенкии.
Цель круглого стола — анализ правоприменительной практики по реализации прав коренных малочисленных народов в сфере защиты исконной среды обитания, традиционного образа жизни, видов хозяйствования и промыслов на региональном уровне.
К участию в дискуссии приглашены: представители Правительства Красноярского края; С. Я. Пальчин, уполномоченный по правам коренных малочисленных народов в Красноярском крае; руководители Прокуратуры Красноярского края, Главного управления МВД РФ по Красноярскому краю, Главного следственного управления Следственного комитета по Красноярскому краю, депутаты Эвенкийского районного Совета III созыва, Ассоциации «Арун» (Возрождение) коренных малочисленных народов Севера Эвенкийского муниципального района, представители СМИ.
Вопросы, выносимые на обсуждение:
Обеспечение конституционных прав коренных малочисленных народов — важная задача региональных и муниципальных властей.
Реализация Федерального закона от 30.04.1999 № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» и региональная нормативная правовая база по обеспечению прав коренных малочисленных народов;
Взаимодействие органов власти с общественными организациями коренных малочисленных народов, как один из механизмов разрешения конфликтных ситуаций на почве неупорядоченного пользования природными ресурсами.
Соблюдение требований антикоррупционного законодательства, как один из инструментов преодоления негативных проявлений традиционного природопользования в Эвенкии.
Организаторы круглого стола: редакция газеты «Красноярский рабочий», информационный портал «Бизнес-Сайт», РОО «Союз журналистов Красноярского края».
Приглашаются представители СМИ, заинтересованные в освещении острых вопросов указанной тематики.
Круглый стол состоится 4 декабря в Союзе журналистов Красноярского края, пр.Мира, 3, начало в 16 часов.
Оказывается, не все сегодняшние норильчане знают о том, что первый домик Норильска стоит вовсе не там, где был изначально построен. Мы расскажем нашим читателям, почему и когда произошли события, связанные с утратой домиком своих «корней».
Как известно, индустриальный Норильск начинался с экспедиций. Летом 1919 года в районе Норильских гор их работало сразу несколько: гидрографическая, ботаническая и самая важная для нас — геологическая, под руководством Н.Н. Урванцева. Его отряд из семи человек в течение двух недель проводил разведку месторождений. Тогда же и был поставлен первый в истории Норильска тригопункт — нулевой пикет, положив начало современной географии нашей территории.
Через год, в 1920 году на этом месте Николай Николаевич проводил уже более масштабные изыскания. Были подтверждены запасы месторождения Норильск-1. Заметим, что все экспедиции в этот период были летними и кратковременными, поэтому исследователи жили в палатках и о стационарном жилье не помышляли.
Однако новое месторождение сулило невиданные доселе перспективы и требовало полноценных, а значит, круглогодичных изысканий. Летом 1921 года у подножия Шмидтихи расположился уже большой геологический отряд из 59 человек во главе всё с тем же Н.Н. Урванцевым, который планировал первую в истории современного Норильска зимовку. В составе экспедиции были женщины, в том числе и первая жена руководителя Варвара Михайловна Урванцева (в девичестве — Шалаева), исполнявшая обязанности секретаря и доктора. Предстояло много тяжёлой работы, причём большая её часть приходилась на зимний период, поэтому заботы о полноценном жилье стали в то лето главными. Окрестные руины — остатки посёлка Сотниковых и изба промышленника Потанина за давностью лет пришли в полную негодность и для проживания не годились. Поэтому изыскатели приступили к строительству собственных домов.
Зная о предстоящей зимовке, экспедиция позаботилась о стройматериалах заранее. Ещё в зиму 1920-21 годов «при содействии местных властей в долине реки Норильской было заготовлено около 1000 брёвен. Из них прибывшая по Енисею из Красноярска разведочная партия летом 1921 года поставила первый жилой дом… Этим было положено начало будущему Норильску», — так писал о строительстве сам Николай Николаевич. Позднее, в 1969 году в интервью городской газете он вспоминал: «Дом построен из брёвен лиственницы. Сени были холодными. Внутри дома были четыре комнаты. Кровати представляли собой козлы, на которые были положены колотые лиственничные брёвна. Сверху лежали оленьи шкуры. Столы, скамейки, табуретки тоже были сделаны из пилёных лиственничных плах. На кухне стояла русская печь. Отапливались каменным углём. Двери в дом из сеней были обиты оленьими шкурами. Освещали помещение керосиновыми лампами».
В день заселения первого дома участник той экспедиции Ф.Н. Валов, двоюродный брат руководителя, записал в своём дневнике: «Если этот дом сохранится в будущем, то для Норильска он станет подлинным домиком Петра Первого».
Для зимовки возводили сразу несколько построек. Кроме жилья, строили и хозяйственные здания, и смешанные. Строительством домов занимались 15 человек из экспедиции. Венцы рубились из лиственницы, растущей неподалёку от нулевого пикета. Тогда ещё в округе была неплохая растительность. Стены первого домика проконопатили паклей, а когда она кончилась, утеплили мхом и накрыли двумя слоями тёса. На окна поставили двустворчатые ставни. При строительстве домик был сориентирован по сторонам света. Гораздо позднее, через полтора десятка лет, у него появился адрес — ул. Горная, 23. Входная дверь по северной традиции открывалась внутрь, чтобы в случае заноса после пурги её можно было открыть.
Подробности быта впоследствии описывали сами жильцы: «Внутри стояли перегородки, делящие помещение на три комнаты и кухню. В одной из них жили Урванцевы, во второй, где стоял большой обеденный стол из лиственничных досок, обитали завхоз А.И. Левкович и его помощник В.В. Корешков. В третьей расположились горный техник Ф.А. Клемантович и профорг Ф.Я. Богач. В кухне жила стряпуха, жена пекаря по фамилии Коротких. Это в 1923. А в 1921 в доме была только одна женщина — жена Левковича.
Здесь же была и первая Норильская метеостанция с флюгером на крыше. Обитатели дома издавали рукописный сатирический журнал с названием «Чайник».
Здесь уместно подчеркнуть, что участие в описанных выше экспедициях своей первой жены Урванцев, мягко говоря, никогда не афишировал, резонно опасаясь гонений за связь с дочерью богатейшего промышленника, владельца приисков, земель и недвижимости. А Варвара Михайловна, в свою очередь, всю жизнь боялась навредить бывшему мужу неосторожным признанием. В результате, о её работе в числе первых норильчан мы узнали относительно недавно из рассекреченных архивов и личной переписки. Поэтому полагаем, что в 1921 году не только жена Левковича, но и В.М. Урванцева была в числе первых жителей новостройки. Правда, на зимовку она не осталась.
В ту самую первую зимовку в доме жили семь человек из экспедиции и один житель Дудинки: горнорабочие С.Д. Базанов, С. Сидоров, Б.М. Пушкарёв, М.М. Сумов, начальник горных работ А.К. Вильм, завхоз А.И. Левкович с женой Е.С. Левкович и начальник экспедиции Н.Н. Урванцев. А вот в 1923 в одной из комнат Николай Николаевич жил уже с Елизаветой Ивановной, хорошо известной норильчанам многих поколений.
Тот ли самый дом стоит сегодня у городского музея, доподлинно неизвестно. Одинаковых домов было в то лето построено несколько, как минимум два. А сомнения в подлинности заронил Ефим Григорьевич Юдовный, друг и коллега Урванцева, более 15 лет работавший с ним в одном кабинете в НИИ геологии Арктики, часто бывавший в доме первооткрывателя. Он рассказал нам, что, по словам самого Николая Николаевича, самый первый домик сгорел скоро после строительства. Поэтому музейным экспонатом стал его близнец, к счастью, сохранившийся до наших дней. Тем не менее, это подлинная постройка 1921 года — одна из опорных точек истории нашего города.
Став частью первой улицы, домик Урванцева благополучно прожил несколько десятков лет в качестве рядового здания Старого города, исправно выполняя свои функции. Он был свидетелем строительства комбината и города, пережил лагерные времена и политические перемены. Известно, что в 1949-м году в домике располагался магазин N№7. Кроме того, в разное время в его стенах жили люди, работали чиновники и управленцы, располагался склад.
В 1959 году норильская общественность активно приступила к сохранению памятных объектов. На заседании городской архитектурной комиссии 9 июня был поднят вопрос об организации дома-музея. Инициатором выступил один из столпов норильской архитектуры Екабс-Ольгерт Трушиньш (Я.К. Трушин). От него и поступило предложение о реконструкции «одного из первых домов в городе Норильске (всё-таки не самого первого! — С.С.), построенного в 1921 году геологической экспедицией, и организации в нём музея», — так записано в протоколе. Реставрировать домик тогда не стали, однако к инициативе прислушались и приняли решение сохранить его как исторический объект. Видимо, до лучших времён. Внутри домика расположился склад ТМЦ, обеспечив одновременно и охрану строения и его продуктивное использование.
Лучшие времена наступили лишь в 1978 году. Восстанавливать первый домик взялись сами геологи. Сотрудниками НКГРЭ домик был перебран по брёвнышку и в нём собрана экспозиция, посвящённая первым экспедициям 20-х. В этой работе помогали энтузиасты госпромхоза «Таймырский», СУ «Строймеханизация», РСУ управления торговли — вся общественность нашего города во главе с ВООПИК*. Удалось найти точно такую же лиственницу и заменить сгнившие стволы. Деревья тогда привезли из окрестностей Снежногорска.
С огромным трудом нашли единственного (!) в Норильске человека, знающего, как сложить настоящую русскую печь. Кроме того, пришлось разыскивать и восстанавливать предметы обихода 60-летней давности. Благо, экспонаты у геологов в те времена ещё были. На стене уже дома-музея повесили мемориальную доску, а торжественный митинг по случаю открытия новой городской достопримечательности начался с зачитывания благодарственной телеграммы от самого Н.Н. Урванцева. «Заполярная правда» писала: «Сегодня домик выглядит так, каким он был 57 лет назад, гарантия тому — чертежи и описания, присланные Н.Н. Урванцевым. Отныне первый дом станет филиалом музея с развёрнутой экспозицией».
В этом качестве домик служил до 1985 года, когда смерть забрала одного за другим чету Урванцевых. Отдавая дань памяти основателю города, на основе действующего дома-музея был создан целый мемориальный комплекс «Первооткрывателям и первостроителям». Экспозицию значительно расширили. Кроме первого домика, в её состав вошёл ещё один заново отстроенный дом с довольно удачной имитацией конторы комбината 30-х годов и кабинетом Завенягина. Соединяла две постройки кирпичная галерея, где была создана великолепная диорама «Северный город» заслуженного художника РСФСР Е.И. Дешалыта. Это произведение ранее с успехом экспонировалось в США, Японии, Италии, Болгарии и на Кубе. В стене этой галереи поместили урны с прахом супругов Урванцевых, как завещал сам Николай Николаевич.
«Мемориал строился «народным методом» — это когда предприятие строит, а затраты «прячет» в другие статьи расходов. Не при мне было, деталей не знаю», — вспоминала директор Музея истории освоения и развития Норильского промышленного района Лилия Григорьевна Печерская.
Так город обрёл одну из своих главных реликвий, однако радовала норильчан эта композиция недолго.
В организационной суматохе про вечную мерзлоту и техническое подполье забыли, потому уже к 1990 году грунты в основании «поплыли». Дом Завенягина провалился, а урванцевский домик устоял, но стал опасен. Поговаривали в народе, что именно тяжёлая стена стала причиной разрушений, ведь стояли же постройки до этого годами. Однако официально признали: «растепление грунта основания вызвало деформацию несущих и ограждающих конструкций». Специалисты сетовали, что при строительстве мемориала, ещё в 1985 году, не сделали отводную трубу в общий сток. С наступлением морозов, чтобы не замёрзли трубы, воду сливали под здание, и первые признаки деформации обнаружились уже через 9 месяцев после открытия. Выяснилось, что комплекс был сдан без акта приёмки госкомиссией и представления исполнительной документации. Предпринятые в 1986-1989 годах меры не изменили положения. Латали стены, мерзлотники пытались заморозить то, что было основанием под здание, но в 1990-м разрушения стали необратимыми: провалился пол, провис потолок, стены покрылись множеством глубоких трещин, сломались коробки дверей, здание покосилось, пострадали экспонаты, диорама. Все выставки покинули мемориальный комплекс, а постройки были заброшены, многие экспонаты и детали интерьера разворовали.
В 1991-м урны с прахом Урванцевых хранились в музее.
Переломным в судьбе первого домика Норильска стал 1992 год. За всю историю существования с ним не произошло такого количества невероятных событий, как в этот период. Кроме того, несчастное строение стало разменной монетой в городской политической борьбе.
Всё началось 5 июня 1992 года, когда состоялась встреча Лилии Григорьевны Печерской, директора музея и председателя общества «Мемориал», с главным инженером комбината коммунальных предприятий ПО «Норильскбыт» Борисом Петровичем Вьюковым. Городская газета сообщала: «Именно им на месте, не дожидаясь решения высоких инстанций, следовало определить, что делать с одной из главных достопримечательностей нашего города. Построенный в 1921 году руками первооткрывателя Норильска, дом сегодня являет печальное зрелище. Войти в него удалось через просевшее вместе со стенами и варварски выломанное кем-то окно. Этим же путём, очевидно, кто-то вытащил из домика всё, что оставалось здесь на зиму — столики, табуретки, светильник, даже печурки, которые перед тем пытались разжечь, чудом не спалив всё строение…»
Собравшиеся на Нулевом пикете решили изрядно изношенный домик никуда не перемещать, а начать восстановительные работы на месте: отремонтировать окна, двери, отопление, освещение, оборудовать дом сигнализацией, обустроить территорию и здесь же поместить урны с прахом Урванцевых. Работы начали незамедлительно, не дожидаясь официального решения, которое было принято только 15 июля. Однако, пока велись ремонтные работы, политические силы города раскололи общественность на два лагеря. Одни поддерживали реконструкцию и восстановление мемориала на историческом месте, другие обоснованно выступали за перенос первого домика в город, ближе к музею, чтобы не допустить повторения «фактов вандализма и утраты экспозиции». Основным аргументом противников реконструкции на месте была дороговизна работ по восстановлению основания и фундаментов, в то время как противники переноса сокрушались по поводу утери исторической целостности объекта. К концу лета дебаты в печати достигли крайней степени напряжённости. Неотвратимо приближалась юбилейная дата — столетие со дня рождения Н.Н. Урванцева, а выполненные работы по реконструкции никого не устраивали. «Вставить окна и двери оказалось делом невероятной сложности, — с издёвкой писала газета. — Три месяца Комбинат коммунальных предприятий силами двух полупьяных плотников реконструировал памятник. Обычно они «забывали» прихватить инструмент, оббить штапиком рамы внутри и снаружи тоже «забыли», как и вставить стёкла в кухонном окне…»
Несмотря на то, что в реконструкции принимали участие многие организации, часть из которых добросовестно выполнила поставленные задачи (сигнализация, электричество), к первому снегу общий вид мемориала был ниже всякой критики. Даже рекомендации «Норильскпроекта» по установке домика на бетонную подушку, чтобы не повторить разрушения объекта из-за растаявшей мерзлоты, выполнены не были.
«…Племянница Урванцева Г.Ф. Журкина прислала в музей письмо, полное горестного недоумения. В своё время родственники уступили честь захоронить дорогой прах городу Норильску. И что из этого вышло?..
…Жлобы-норильчане» — грубоватая, но по-моему очень уместная в данном случае характеристика…
…Город будет наказан за то, что так обошёлся с прахом Урванцевых», — утверждает Марта Романовна Домникова, директор кинотеатра «60 лет Октября»…» — эти газетные строки как нельзя лучше отражают ситуацию, сложившуюся вокруг первого домика осенью 1992 года.
«К счастью, столетний юбилей перенести нельзя, поэтому есть уверенность, что первый домик будет восстановлен», — заметил тогда норильский историк Анатолий Львов.
В надежде кардинально решить проблему восстановления мемориала, 16 октября 1992 года первый домик без лишнего шума начали переносить в центр города. Новый адрес определили рядом с действующим тогда музеем, за кафе «Цыплята табака», которое в дальнейшем должно было уступить месту пантеону — целому комплексу памятных сооружений: «Убогий, закусочный пейзаж предполагается заменить художественно организованным, оригинально вписанным в окружающую среду». Сторонники переноса здания победили.
И тут же раздался хор возмущённых голосов от сторонников сохранения памятника на историческом месте. Особенно энергично против переноса выступала Альбина Петровна Кузина, одна из жительниц Старого города. В этот раз администрация уже никого не слушала и, наплевав на плюрализм мнений, довела работы до конца. Правда, пантеон так и не появился.
Несчастному строению на новом месте тоже не сразу смогли обеспечить сохранность: «Вечером и ночью объект не охраняется, уже трижды взламывали замок и крали инструменты. И домик, и экспонаты нужно охранять уже сейчас», — надрывалась газета.
Напомним, что ещё при строительстве на коньке домика был сооружён флюгер самого простого вида — металлический штырь и плоская поперечина. Это была часть расположившейся внутри метеостанции. За время эксплуатации здания эта деталь была утеряна, но в 1985 году, при сооружении мемориального комплекса, флюгер решили восстановить. Директор норильской метеослужбы Леонид Соломаха нашёл на одной из старых метеостанций полный аналог того самого флюгера и водрузил его на крышу обновлённого дома. При переносе здания на Ленинский проспект флюгер был снят и долгое время обитал в музейной коллекции, вызывая недоумение у посетителей — слишком уж непрезентабельно он выглядел. Сотрудники вспоминали, что однажды, в качестве основы для этого экспоната, была применена швабра, что не на шутку разгневало музейную уборщицу. В октябре 2008 года, домик, уже поселившийся в сквере за музеем, снова ремонтировали. Флюгер решили вернуть на его законное место. Фирма «Проспект-М» восстановила утраченные детали и отреставрировала устройство.
Когда до юбилея оставалось около месяца, политические силы Норильска вспомнили и о прахе супругов Урванцевых. Урны во время всех коллизий с переносом исторического объекта хранились в музее и, казалось, были забыты. Депутатская комиссия по культуре предложила осуществить захоронение праха Урванцевых в январе 1993 на городском кладбище. В свою очередь администрация города рекомендовала обустроить захоронение на новом мемориале. Возникла очередная конфронтация, во время которой впервые прозвучал вопрос о памятнике основателю города. Малый совет остановился на первом варианте. Но споры не утихли. Многие аргументировано стояли за новый мемориал и захоронение в нём. Обратились даже к отцу Сергию, который подтвердил возможность упокоения вне кладбища, аргументировав это положением из Священного синода от 10 января 1723 года, которое действует и по сей день. В параграфе «Место погребения» говорилось о возможности такого захоронения для знатных особ, к коим первооткрыватель, конечно же, относится.
В эти дни у всех на устах были слова мэра Норильска Василия Ткачёва: «Николай Николаевич везде ходил, мог и здесь проходить. Следовательно, в любом месте его и можно захоронить». Как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Месяцем позже, в феврале, прах четы Урванцевых захоронили на кладбище, при входе, где он теперь и находится. После того, как отец Сергий отпел усопших, один из депутатов произнёс знаменитую для Норильска фразу: «Издевательства над здравым смыслом позади». К вопросу памятника больше не возвращались, ограничились православным крестом на асфальте.
Празднования начались за несколько дней до юбилейной даты — 26 января 1993 года. В первом домике у музея, получившем официальный адрес (Ленинский, 47 «а») состоялось открытие новой экспозиции, посвящённой 100-летию Урванцева. В этот раз интерьер экспедиции 1923-1924 годов воссоздавали по рукописи Виктора Корешкова, участника событий, присланной им в музей в 1960 году.
Это был вторник, будний день. Ленточку перерезали Людмила Фёдоровна Журкина — племянница — и Людмила Николаевна Урванцева — внучка основателя Норильска. Настоятель храма отец Сергий окропил вновь восставший домик. Присутствующие выпили поминальной водки, закусили чёрным хлебом. В тот год праздничные мероприятия продолжались много дней. Сменяя друг друга, проходили выставки, концерты, чтения и т.д. Издавались буклеты, показывались фильмы.
Судьба первого домика, оказавшегося на задворках ресторана, ещё долго продолжала волновать норильчан: «По утрам на латунном кресте, вкопанном в метре от дома, раскачиваются ребятишки, пришедшие на экскурсию из детских садов. К углам дома «прикладываются бродячие собаки». Зачастую дверь открывают случайные прохожие: «Ой, а я думала здесь магазин», — писали жители города. Они же переживали за сохранность «самого большого экспоната музея». Было даже традиционное для Норильска предложение укрыть дом прозрачным куполом, защитить его от вандалов и собак. Но постепенно всё наладилось, дом прижился и благополучно служил около десяти лет.
Очередная волна тревоги за судьбу домика поднялась весной 2002 года. Музей к тому времени уже два года как уютно разместился в здании бывшего кинотеатра им. Ленина, а вот главный экспонат в очередной раз оказался забыт, а соответственно, бесхозен и заброшен. «…Недавно я решила проведать домик Урванцева, который в народе уже окрестили «злосчастным». С прежнего «постамента» его недавно сняли, отделив от пристроенных сеней. Теперь заколоченная избушка зябнет на металлической платформе в ожидании переезда. Любопытный народ вытянул паклю из околодверных щелей: интересно же посмотреть, что там внутри. Я тоже искусилась, заглянула в просветы, хотя точно знала, что дом внутри совершенно пуст. В одну из щелей просунула жёлтый цветок из прихваченного с собой букета…» — так описывала Ирина Даниленко состояние постройки.
Странно, но дорогостоящая реконструкция здания кинотеатра под музей и перенос основной экспозиции не вызвали никаких дискуссий, а вот такой «пустяшный» вопрос, как второй переезд домика, вновь стал предметом всенародной полемики. Доходило до абсурда. Просто перетащить не получилось — порвался трос. Тогда домик предлагали распилить пополам и перетащить частями, перенести вертолётом и даже вовсе уничтожить, оставив для обозрения фрагмент стены и дюжину фотографий: «Всё равно от дома осталось два-три живых бревна». Интересно, что отбоя не было от предложений частных лиц организовать бережный перенос строения на новое место или научить соответствующие организации как это сделать. Вот только вопрос места уже не обсуждался. Жители как один сошлись во мнении: пусть хоть куда, лишь бы в безопасное место и уже навсегда.
К концу 2002 года справились. В очередной раз отреставрированный домик с обновлённой экспозицией принял первых посетителей по своему третьему адресу (Ленинский, 14) в официальный (недавно принятый*) день рождения Н.Н. Урванцева 29 января 2003 года.
Опубликовано в альманахе «Неизвестный Норильск, № 20, апрель 2014 г.
Удача — вот что порой является определяющим в работе исследователя.
К счастью, именно удачи сопровождали нас во время подготовки к экспедиции «Легенды реки Пясины. Продолжение», а потом уже и во время самой экспедиции. Напомним читателям, что первая экспедиция «Легенды реки Пясины», организованная руководителем музея оганерской школы N№41 Анной Карловой, состоялась в 2011 году (о её результатах и находках подробно писал наш альманах). И в обоих случаях честь быть научными руководителями экспедиций выпала авторам «Неизвестного Норильска». Непочатый край работы в обследовании территорий вокруг старых русских станков на реке Пясине подтолкнул Анну Николаевну к организации новой поездки, которая состоялась благодаря финансовой поддержке грантовой программы Горно-металлургической компании «Норильский никель».
Станок Введенское в качестве основного пункта назначения для вторых «Легенд» был выбран не случайно. Во-первых, в прошлый заезд на станке удалось побывать всего сутки и за такой короткий срок участники экспедиции не успели обследовать район, сверить с существующей картой местоположение и наличие венцов — остатков старинных строений. Будучи охраняемым памятником истории и культуры регионального значения, на деле станок представляет собой техногенную помойку, оставшуюся после развала советского госпромхоза. Нам хотелось удостовериться самим и показать старшеклассникам — участникам экспедиции, что остатки старинных изб всё же не исчезли полностью с лица земли. Во-вторых, не отпускало желание обиходить два уцелевших надгробия, ибо запомнилось с последнего посещения, что столбики вокруг них сильно покосились, а цепь проржавела и выглядит довольно удручающе.
Введенское — известная точка на карте Затундры. Через него проходил зимний санный путь из Дудинки на Хатангу. О нём упоминалось ещё в ясачных мангазейских книгах, здесь бывал Харитон Лаптев, недалеко от него Александр Миддендорф пробурил скважину, изучая вечную мерзлоту, Николай Урванцев организовал здесь перевалочную базу во время Пясинской экспедиции 1922 года. Об этом знают многие, ибо многие читали и книги Урванцева, и городскую газету и другие открытые источники.
И про памятники Елене и Прокопию Поповым на Введенском тоже знает практически каждый, кто хотя бы раз побывал на Пясине или у кого есть знакомые рыбаки-промысловики. Известна и дата их смерти (гибели?) — всё это выбито на одном из надгробий — 1916 год. Но — неизвестно больше ничего. Даже в реестре Главного управления памятников истории и культуры (ещё Министерства культуры РСФСР) о надгробии Поповых сказано, что, по всей видимости, каменный памятник мог поставить только богатый человек — в память о тех, кто чем-то особо заслужил его расположение. Так долгое время считали и мы. Но сегодня, имея на руках сведения, которые удалось найти в процессе работы над экспедицией, мы вплотную приблизились к разгадке, кем были эти люди и кто мог поставить им каменные надгробия.
Как известно, клады ищут в архивах, поэтому, готовя теоритическую базу экспедиции, объединив всю имеющуюся у нас инофрмацию и собирая дополнительные сведения, мы отправились в Дудинку — искать сохранившиеся документы тех лет, например, метрические книги Дудинской Введенской церкви. До Октябрьской революции функции загса лежали на церковных служащих, именно они совершали все требы, касающиеся рождения новых членов общества, заключения браков и отпевания умерших. Недолгие поиски и умозаключения привели нас к начальнику управления записи актов гражданского состояния Ирине Михайловне Пановой. К огромному сожалению, в стенах современного дудинского загса обнаружилось только две метрических книги. Найти их Ирине Михайловне не составило большого труда, и она принесла их нам для изучения. И вот тут как раз пришло время говорить об удаче — иначе как назвать тот факт, что в книгах всего за два года — 1907-й и 1910-й — оказались сведения о людях, судьбой которых мы заинтересовались! С неимоверным восторгом и трепетом, который понятен тому, кто ищет и находит, мы, наконец, увидели запись в I части Метрической книги за 1910 год (1907-й уже тщательно просмотрен к этому времени!): 3 декабря 1909 года на станке Введенском (!) родилась дочь Варвара — у крестьянина Затундринского общества Прокопия Никандровича Попова и законной жены его Елены Никитичны! Слава богу, теперь мы знаем доподлинно отчества Прокопия и Елены! Дело в том, что в упомянутом описании Главного управления охраны памятников истории и культуры, на который была ссылка выше, высказано предположение, что похороненный на Введенском Попов был сыном лесного ненца Немке Попова, крещёного ещё в 1860-1861 году, судя по записи в аналогичной метрической книге, и наречённого Семёном. А в материалах похозяйственных карточек переписи 1926-1927 гг. по северу Красноярского края записаны дети Немки, среди которых значится Прокопий (Перимча) Семёнович Попов. Благодаря найденной нами записи, мы теперь можем утверждать, что Прокопий Попов, похороненный на станке Введенском, не был сыном Немке.
А был ли он ненцем? Скорее всего — нет. На такие размышления нас наталкивает, во-первых, упоминание Харитона Лаптева в его «Записках…» о том, что «…по сей реке (Пясине — ред.) с самой вершины живут русские промышленники… которые промышляют, как и протчие, песцов». Во-вторых, сама запись в Метрической книге определяет сословную принадлежность Поповых — крестьяне. Напомним, что крестьянами Затундринского общества назывались оседло живущие люди, в противовес кочующим тундровикам, которые в метрических книгах значились совсем иначе, например: «Карасинской управы самоедин…» или «Долгано-Тунгусской управы долган…»
Справедливости ради надо сказать, что затундринские крестьяне, имея в своей крови немалую долю крови кочующих родов, внешне иногда ничем не отличались от инородцев. Об этом свидетельствует и Урванцев в своей книге «Норильск»: «…вплоть до Октябрьской революции в официальных документах пясинское население именовалось «затундринскими крестьянами», считалось и сами считали себя русскими, хотя внешне ничем не отличались от коренного населения…» В данном контексте уместно будет привести описание этих же людей из книги М.Ф. Кривошапкина «Енисейский округ и его жизнь», изданной ещё в середине XIX века, которых автор называет коренными туруханцами:
«…Крепкий сложением, смуглый, стройный, мужественный, добрый, безвозмездно делящий с каждым последний кусок, верный в исполнении своего слова, хоть бы то стоило жизни, и простой без лукавства, тот, говорю, туруханец, с которого маточную слизь обмыли снеговой водицей, которого усыпляли воющие ветра, а будили неожиданно проносившиеся и стучавшие в окна пурги…»
Удачей оказалось и наличие в Таймырском краеведческом музее единственной Ведомости Дудинской Введенской церкви, но за (лучшего нельзя было и ожидать!) 1916-1917 гг. — списка жителей посёлков, находившихся на территории современных Дудинского и Усть-Енисейского районов. Пока главный хранитель музея Ирина Анатольевна Скатова выносила нам драгоценный список, мы, честно говоря, размечтались о том, что сходу в составе жителей станка Введенское найдём и Поповых — ведь они погребены были как раз в 1916 году. Но, увы, к моменту составления этого списка, Прокопий и Елена были уже в мире ином. И вот ещё одна удача! Если бы не запись в Метрической книге, находящейся в загсе, мы никогда не обратили бы внимания на Варвару, 8 (!) лет отроду, записанную среди племянников Филимона Лаптукова, живущих в дер. Введенское (так в списке 1916-1917 гг. поименован наш станок). Ведь воспреемником, т.е. крёстным отцом девочки, судя по записи в Метрической книге, был именно Лаптуков — Никита Алексеевич. Значит, это та самая Варвара, что родилась у Поповых в 1909 году!
Но почему нет в списках жителей Введенского самого Никиты Алексеевича? Не вместе ли с Поповыми он погиб?
Во всяком случае, теперь мы можем почти со 100-процентной уверенностью утверждать, что осиротевшая Варвара Попова была принята в семью Алексея Алексеевича Лаптукова (приписана она именно к его двору) и вместе с другими тремя ребятишками-племянниками (тоже дети Поповых?) стала Лаптуковой.
Кстати, этот же список помог восстановить правильное имя урванцевского помощника с Введенского, которого Николай Николаевич называл Филиппом Никитичем Лаптуковым, по прозвищу Лимка. В действительности, подходящий по возрасту из жителей Введенского в 1916-1917 годах Филипп (52 года) был Яковлевичем и по фамилии Щукин. А вот тот самый Филимон — как раз Лаптуков, 34 лет от роду. Вполне логично предположить, что именно о нём говорил Урванцев, ибо производное уменьшительное имя от Филимона, конечно же, Лимка, а посему это вовсе не прозвище. В 1929 году Филимон (Лимка) Лаптуков был ещё жив — о нём пишет в своём отчёте, вышедшем в свет в 1937 году, ихтиолог Н.А. Остроумов (именно в этом году состоялась одиночная экспедиция учёного). Он же упоминает о том, что в 1931-м Лаптуков был раскулачен, а строения на Введенском заняты под склады Таймырсоюза…
Лаптуковы, кстати, также оказались потомками русских поселенцев и кочевых родов. В статье П. Третьякова, опубликованной в 1869 году в «Записках Русского географического общества», посчастливилось найти свидетельство одного из Лаптуковых, который говорил, что прадед его казак Лаптуков находился на Ессейском озере для усмирения взбунтовавшихся тунгусов. После ездил с ясаками в Якутскую область, где и дослужил до отставки. По возвращении в Туруханский край перебрался на реку Пясину, где и основал себе жилище. «Ласковостью и гостеприимством он не только приобрёл себе дружбу окрестных самоедов, — написано в статье, — но даже вошёл с ними в родственные связи, женившись на 16-летней дочери одного из этих дикарей. Девушка оказалась умною, преданною и отличною хозяйкой. Впоследствии, когда она освоилась с русским языком и бытом, Лаптуков обвенчался с ней в с. Дудинке. В это время было ему 70 лет. От этой четы родилось 19 человек детей, из коих осталось живых 5 сыновей и столько же дочерей. Все девицы вышли замуж за пришлецов, прибывших с р. Енисея и поселившихся по рр. Дудыпте и Пясина…»
Впрочем, вернёмся к Поповым. Увы, в четырёх дворах станка Введенское образца 1916-1917 гг. среди 15 его жителей уже не значится ни одного представителя этой фамилии — только Лаптуковы (в церковных книгах их фамилия пишется то через «а», то через «о») и Щукины. Были ли среди оставшихся трёх детей, записанных вместе с Варварой при дворе Алексея Лаптукова как племянники Филимона (от 5 до 12 лет), отпрыски погибшей четы, пока неизвестно. Но уже то, что удалось узнать — далеко продвинуло нас в понимании жизни и быта одного отдельно взятого станка русской Затундры.
Когда же всё-таки были установлены надгробия? Кажущийся очевидным ответ — в 1916 году или около того — на поверку оказался не таким уж очевидным. Первое и самое главное сомнение внесли свидетельства Николая Урванцева, который, как было написано выше, не раз бывал на станке Введенском в 1922 году. По его описаниям, к тому времени станок был практически опустевшим (о причинах этого скажем чуть ниже), на двух кладбищах «уцелело на одном шесть, на другом восемь крестов». Не сказать о каменных надгробиях Николай Николаевич не мог. Значит, в 1922 году, спустя 6 лет со дня смерти Елены и Прокопия Поповых, их ещё не было. Что же касается запустения, наблюдаемого в тот период практически по всем станкам Пясины, Енисея да и всей Затундры, то это объясняется нарушением отлаженных веками схем жизнеобеспечения на Севере Красноярского края. С приходом новых времён после Октябрьской революции поставки продовольствия, необходимых товаров для жителей Затундры практически прекратились, закупки у них же промысловой добычи оказались временно никому не нужны. А жить оседло и выживать в тяжёлых северных условиях без элементарных вещей (спичек, патронов) и продуктов питания (муки, соли) практически невозможно. И люди стали уходить с родных мест, спасая себя и своих детей. Такое в истории Севера случалось не раз (первое запустение случилось после варварского уничтожения пушного зверя в XVII веке, когда у промысловиков физически закончился объект их зарабатывания средств к существованию). Но как только жизнь налаживалась, люди снова тянулись к богатствам Таймыра и снова заселяли всерьёз и надолго неприветливые места.
Подсказку, когда были установлены надгробия Поповых, может дать материал, из которого они отлиты. Безусловно, впереди специальные исследования, но сегодня, навскидку, мы можем предположить, что отлиты они были на норильском кирпично-бетонитовом заводе (КирБЗ) — очень уж похожи визуально вкрапления бетононаполнителя на продукцию первых производств. И если это так, то заказ мог произойти только после 1935 года — именно тогда заработал первый кирпичный завод на территории. К тому времени Варваре, например, должно было исполниться 26 лет…
Но, может быть, надгробия установлены были ещё позже. Косвенным признаком этого могут служить монетки, лежащие в углублениях обоих памятников. Говорить о том, что оставлять на могилах или других памятных местах дары для духов — это традиция кочевых племён, не совсем верно. Что касается кладбищ, так, например, у нганасан или эвенков вообще не принято приходить на место упокоения умерших родственников. Наоборот, они обходят их стороной. А вот русские промысловики, долганы — потомки русских, эвенков и якутов, — одиночные путешественники не преминут задобрить неведомых духов, будь даже трижды христианами. Даже мы, современные атеисты, попадая в дикий и суровый мир северной природы, нет-нет да и оставим на удачу в памятном месте или конфету, или глоток водки, или денежку. Таким своеобразным местом первобытного поклонения стали и надгробия Поповых. Но, насколько удалось рассмотреть монетки (брать с таких мест предметы категорически запрещено!), старше 60-х годов ни одной не нашлось…
Экспедиция закончилась, мы отремонтировали и покрасили ограду памятника чете Поповых, которая, надеемся, будет стоять ещё не одно десятилетие. Но не закончена работа над загадкой этой семьи. О всех новых находках и открытиях мы обязательно напишем на страницах нашего альманаха.
Имеет ли к ним отношение ещё одна примечательная находка, которую мы сделали в двух километрах от Введенского и которая находится сейчас в музее 41-й школы, это ещё тоже предстоит узнать. О самой же находке (вот, кстати, ещё одна удача экспедиции!), судя по всему, старинной деревянной конструкции, которой участники экспедиции дали кодовое название «ковчег» — мы расскажем в следующем номере «Неизвестного Норильска».
Опубликовано в альманахе «Неизвестный Норильск», № 21, ноябрь 2014 г.
«Бедный, бедный Николай Николаевич!» — именно эта фраза всякий раз приходит на ум, как речь касается темы возведения памятника первооткрывателю и основателю нашего города…
Вновь перелистывая в памяти страницы его удивительно насыщенной событиями жизни, диву даёшься, сколько у этого человека было физических, а главное, моральных сил, чтобы преодолеть всё, что выпало на его долю, дождить до глубокой старости и не запятнать своей чести…
Когда-то давно, почти сто лет назад, Урванцев сидел со своими коллегами-друзьями в построенном собственными руками уютном деревянном доме и мечтал: представляете, говорил он, пройдёт не много времени и здесь, на этом месте, будут стоять большие светлые и тёплые дома, люди будут сидеть в мягких кожаных креслах и над их головами будут светить красивые хрустальные люстры! Мечтая о будущем Норильска, эти люди сидели на выструганных из брёвен чурбанах в полутёмных, освещаемых керосинками, комнатушках домика под горами Рудная и Шмидтиха, а вокруг буйствовала зимняя норильская пурга… Может быть, кому-то из собеседников и не верилось в такие перспективы, но Николай Николаевич, по его собственному признанию, не сомневался нисколько. Впрочем, по-другому и нельзя — если не верить в успех того, что делаешь.
Но это было чуть позже. А несколькими годами ранее два молодых человека — Александр Сотников и Николай Урванцев — пришли к норильским горам в ту самую первую совместную, и как выяснилось после, трагическую экспедицию. Оказавшись здесь на сломе времён, они вовсе и не думали о политическом строе, о правильности линии большевистской партии или реакционности белого движения, тем более что через несколько десятков лет потомки вновь переоценят исторические события. И уже Октябрьская революция станет всё чаще называться большевистской смутой. Но тогда именно тот факт, что экспедиция организовывалась колчаковским правительством, стоил одному жизни, а другому долгих лет лагерей и преследований.
Начиная серию публикаций в норильских средствах массовой информации о необходимости увековечивания памяти начала нашего города, мы высказывали мысль о том, что неплохо бы было сделать памятник двойным — запечатлеть и Сотникова, и Урванцева как символы белой и красной России, вернее, одного как символа ушедшей в небытие великой Российской империи, а другого — не менее великого Советского Союза. Как свидетельство того, что промышленное освоение нашей территории пришлось на трагическую эпоху слома времён… Но, оказалось, что не все готовы принять такой тандем — для кого-то Сотников всё ещё остаётся белогвардейцем, душегубом и мироедом… Тогда начали звучать предложения, что, мол, необходимо поставить памятник Николаю Николаевичу и Елизавете Ивановне, его верной жене, потом — Урванцеву и Завенягину… Не трудно заметить, что в каждом варианте звучала одна константа — Николай Николаевич Урванцев. Эту мысль мы и высказали на градостроительном совете, куда нас, Норильское отделение Союза журналистов России, пригласили озвучить свои соображения по увековечиванию памяти основателю города. Соображения были приняты, и градостроительный совет 25 октября 2012 года решил — памятнику быть! Но — денег в бюджете нет, а к «Норильскому никелю» не очень удобно обращаться при каждом случае (именно в таком контексте это прозвучало), поэтому отделу по связям с общественностью и СМИ решением градостроительного совета было рекомендовано разместить информацию о сборе средств на народный памятник. И в этот момент началась другая, не менее драматическая история.
Народ — понятие растяжимое и аморфное. Народ — это кто? Раньше, в советские времена, было более менее понятно: коммунистическая партия — законный представитель и выразитель чаяний народа. А нынче — кто? В стране — многопартийность. Каждая партия выражает чаяния только части, а не всего народа. Администрация города? Нас уверили — нет, это только работа, такая же, как и любая другая. Городской совет депутатов? Но там тоже многопартийность и вообще это законодательный орган… В случае с памятником основателю города выяснилось, что народом вполне может быть Норильское отделение Союза журналистов России и что инициатива — наказуема. Роман Борисович Сотников, собирая в декабре 2012 года первую встречу в стенах администрации Норильска по поводу размещения информации о сборе средств, поинтересовался у нас: «Ну, и на какой счёт вы будете собирать деньги?» Оказалось, по словам Романа Борисовича, что администрация может помочь народу только с организационной точки зрения — дать возможность осветить проблему в СМИ, собрать представителей рекламных агентств, чтобы народ попросил у них содействие в широкой огласке акции, посодействовать в правовых моментах, касающихся установки памятника и т.д. А уж всю работу по этой затее, раз народ хочет, он должен делать сам…
Ну, сам, так сам… Мы обратились к Виктору Петровичу Коновалову — организатору и держателю Благотворительного фонда «Территория добра» — с просьбой стать аккумулятором для сбора денег на памятник основателю города. Виктор Петрович, будучи, естественно, тоже частью народа, любезно согласился, и — акция началась в конце января 2013 года. Предполагалось, что если даже треть населения Норильска скинется по 100 рублей — уже будет больше шести миллионов. Но… Народ безмолвствовал.
Вернее, нет, совсем наоборот, народ начал высказывать вполне объективные замечания. Два из них, безусловно, имеют веские резоны. Один — на что собирать деньги, если неизвестны ни итоговая сумма, ни вид будущего памятника. Второй — почему памятник основателю города должен быть народным? Николай Николаевич — ведь это не народный герой, а официальный первооткрыватель медно-никелевого месторождения, благодаря которому живёт ныне и здравствует лидер мировой металлургии «Норильский никель»?
В результате, перед очередным градостроительным советом в начале 2014 года, на котором Норильское отделение Союза журналистов России должно было инициировать (по решению предыдущего градсовета) повторное рассмотрение вопроса, было собрано чуть больше 600 тысяч рублей. Надо отдать должное работникам администрации города, которые, вне работы, тоже являются народом. Именно в частном порядке представители власти нашего города внесли в Фонд почти половину тех средств. Были и отдельные жители, которые разово вносили и 15, и 20 тысяч рублей. Среди них, например, Игорь Петлин, или Дмитрий Мурзин, кстати, вовсе не норильчанин, но путешественник, хорошо знающий нашу территорию. На долю остальных (если иметь в виду озвученную треть населения) пришлось меньше рубля с человека…
Ответы на вопросы по стоимости проекта так или иначе были. Управление архитектуры города и, в частности, Ирина Альфридовна Соболева, которые и по долгу службы, и по зову сердца делают нашу городскую среду красивой и запоминающейся, не похожей на другие, стали отправлять запросы в различные художественные мастерские страны — благо есть наработанный опыт и все достойные мастера России так или иначе работали со специалистами управления. Начали поступать первые предложения и цены. И оказалось, что создать памятник, да ещё силами заслуженных деятелей искусств — дело не дешёвое. Например, специалисты из Екатеринбургского художественного фонда озвучили цифру в более чем шесть миллионов рублей с изготовлением памятника, доставкой и благоустройством территории. А признанный мастер России Александр Рукавишников запросил пять миллионов только за изготовление. Что касается эскизов, то на очередном собрании — ещё в январе 2013 года — выяснилось, что просто так показывать их народу возможности нет, ибо могут нарушиться авторские права. Но для организации конкурса тоже нужны средства, а их, понятно, не было, поэтому и решили на последнем совещании в администрации подождать результатов сбора средств, завершение которого определили на конец декабря 2013 года.
Внимательно отслеживая всем Союзом журналистов темп сбора средств, уже к концу лета мы поняли, что ни о каком из предложенных памятников, а тем более о памятнике работы Рукавишникова не может быть и речи. И тогда пришла мысль — а не обратиться ли через интернет-сообщество к молодым, но неизвестным скульпторам с просьбой согласиться за не очень большие для этой сферы деятельности деньги поставить народный памятник основателю города Норильска? На зов откликнулось Региональное отделение Союза художников России во главе с Сергеем Евгеньевичем Ануфриевым. Именно он предложил подойти к вопросу профессионально и организовать конкурс эскизов для памятника Урванцева. Союз художников помог нам и правильно составить положение о конкурсе, и определить его реальные сроки. А представитель интернет-сообщества Андрей Озорнин помог запустить конкурс на сайте «Йополис» — поистине получилась народная акция: без всяких средств навалились всем миром и — дело пошло.
15 ноября 2013 года приём заявок на конкурс закончился, и у норильчан появилась возможность не только увидеть эскизы памятнику Урванцева, но и проголосовать за понравившийся вариант на сайтах газет «Заполярная правда», «Заполярный вестник», а также на сайте «Йополис». И как бы ни закончилось голосование, какое бы решение не приняло жюри конкурса (туда вошли, кроме шести членов от Союза журналистов и Союза художников России, ещё и представитель власти — депутат горсовета Леонид Антонович Соломаха), участникам этого конкурса мы благодарны безмерно. Потому что участвовать в конкурсе, где наградой (что прописано в Положении) является лишь гарантия того, что Норильское отделение Союза журналистов России представит победителей на градостроительном совете — для этого надо иметь большое мужество, решимость и веру в себя. Пока мы не знаем имён участников конкурса — так лучше для объективности оценки. Мы даже не знаем, насколько они маститы и заслуженны — может быть, среди них есть не только молодые и неизвестные… Но, в любом случае, какое бы решение не принял градостроительный совет, мы обязательно озвучим позже имена всех участников со словами искренней благодарности от жителей города Норильска за участие в этом конкурсе…
Как уже было сказано, в начале 2014 года состоялся градостроительный совет, на котором нами была повторно озвучена инициатива и рассказано практически всё, о чём написано выше. К тому времени окончательного решения жюри по эскизам не было, в лидерах оказались два — под N№2 и N№3. Но, в качестве бонуса, появился и ещё один, вернее два проекта от одного маститого красноярского скульптора. Их представило управление архитектуры и градостроительства. Как быть с этим?
Видя такой неутихающий интерес к проблеме установки памятника первооткрывателю города, градостроительный совет принял мудрое и взвешенное решение — рекомендовать Благотворительному фонду продолжить сбор средств, необходимых для установки народного памятника Н.Н. Урванцеву, а также об экспонировании эскизных проектов в местах сбора средств и при организации благотворительных мероприятий. На просьбу (а практически это была мольба) Союза журналистов избавиться в этой акции от аморфного понятия «народный» и назначить ответственного представителя власти, имеющего определённый административный ресурс и возможность решать организационные задачи, градостроительный совет также откликнулся и назначил Л.А. Соломаху, председателя постоянной комиссии Норильского городского Совета депутатов по законности и местному самоуправлению: «…ответственным лицом за реализацию проекта вплоть до установки…» — так сказано в протоколе заседания от 17 января 2014 года. Пожалуй, именно это решение вселило в нас уверенность, что дело всё-таки будет доведено до конца.
К слову, за прошедший небольшой период — до момента выхода этого номера альманаха в свет — Леонид Антонович организовал два благотворительных концерта Творческого объединения «Планёрка», средства от которых в размере порядка 260 тысяч рублей уже пошли в копилку памятника…
Что же касается вопросов, задаваемых народом по поводу «Норильского никеля», мне лично кажется, что это совсем не тот случай, когда «неудобно каждый раз обращаться к ним за помощью». Поэтому мы написали ещё в начале 2013 года письменное обращение от имени Союза журналистов России на имя гендиректора Заполярного филиала с просьбой внести посильную лепту в создание памятника первооткрывателю Норильского месторождения. Ответа пока мы не получили, но уверенность, что «Норильский никель» не сможет оказаться в стороне от этой акции — присутствует.
В заключении хотелось бы сказать, что попытка установить памятник основателю нашего города — отнюдь не первая. В 90-х годах прошлого века тема бурно обсуждалась в местных СМИ, высказывались разные доводы «за» и «против» — как экономические, так и политические. История заглохла, памятник так и не поставили. Но тогда были «лихие 90-е». А сейчас что может помешать городу отдать должное человеку, благодаря которому вместо старого русского станка Норильский на карте появился современный промышленный гигант?
Бедный, бедный Николай Николаевич…
Опубликовано в альманахе «Неизвестный Норильск», № 20, апрель 2014 г.
