Интервью с Астафьевым

В Каратуз писатель прилетел на вертолёте. Экипаж не преминул воспользоваться такой удачей — сделать фотографию с известным человеком. И каратузские мальчишки тут как тут. В тот момент они гоняли на стадионе футбольный мяч. Это излюбленное место отдыха всех каратузцев. И по совместительству — вертолётная площадка (на горочке — больничный комплекс. Сюда нередко прилетает санитарный вертолёт).


В Каратузском районе  писатель бывал трижды. Ему нравилась рыбалка  в верховьях  благословенного  Амыла.  В сентябре 1996 года  порыбачил там  в последний раз. Виктора Петровича тогда сопровождал Михаил Вохмин, преподаватель Красноярского педуниверситета.

У таёжного костра

            Поездку организовывали и вместе с ним  рыбачили работники  местного лесхоза.  Несколько дней  Астафьев наслаждался единением с первозданной природой  верховий Амыла, отдыхал, набирался сил перед продолжением многотрудной работы над романом «Прокляты и убиты».

Астафьев с помощником Мишей и каратузскими рыбаками у таёжной избушки в верховьях Амыла
Разговор двух бывалых таёжников
Астафьев на амыльских перекатах
Во-о-о-от такую рыбину хочу поймать!
Поймал-таки. Правда, поменьше размером.

А на день возвращения  писателя   в райцентр, село Каратузское,   были назначены мероприятия  с поклонниками его творчества. Но  их пришлось отменить.  Начавшийся сентябрьский дождь  простудил Виктора Петровича, он затемпературил, закашлял.

Вот и всё? И никакой встречи с любимым писателем? Никакого интервью? Душа словно предчувствовала, что другого такого случая  уже не будет никогда.   Принялась лихорадочно  искать  варианты.

Помог директор лесхоза А.Г.Коробко,   в тот день он должен был на комфортабельной машине отвезти Виктора Петровича домой  в Овсянку. То, что он  придумал, немного смахивало на авантюру.  За несколько минут до  отхода машины с именитым пассажиром  Коробко позвонил, чтобы я выходила  и ждала около  редакции. Проезжая мимо будто бы случайно, он попросил  у Виктора Петровича разрешения  подвезти знакомую ‒  сыпал холодный и нудный  осенний дождь. Писатель не возражал. Так я оказалась в одной машине со своим кумиром.   Виктор Петрович тут же  стал расспрашивать, кто  к ним сел да куда путь держит, а когда я во всём призналась ‒  казните, мол,  или милуйте, он  не рассердился, не выставил  из машины, лишь рассмеялся: «Ох, черти!». И тут же натужно закашлял.  Отдышавшись, добавил: «Я и сам когда-то корреспондентом в районке работал, как же я могу тебя казнить. Ладно уж. Поехали вместе хоть до Овсянки». А сидевший рядом  молодой человек  потихоньку посоветовал сразу же включить дикрофон.  Он доподлинно знал:  несмотря ни на какую хворь, писатель возьмёт инициативу беседы в свои руки и будет говорить так,  что непременно нужно успеть зафиксировать  всю его речь, не упуская ни одной мысли.

            Ни о каком диктофоне  наша провинциальная редакция  тогда  и мечтать не могла,  максимум, что  успела молниеносно захватить с собой, так это неизменный блокнот и пару ручек. Однако бывают в нашей журналистской практике  случаи, когда  надо только слушать, глядя  в глаза собеседника. Сидевший впереди недомогающий  Виктор Петрович  развернулся ко мне боком,  насколько смог.  Разве можно было позволить себе утыкаться  глазами в свои записи? Оставалось только одно:  напрячь всю память, каждую извилинку мозга, чтобы не упустить ничего важного.

 А важным было всё, что говорил  этот  великий знаток  человеческих душ, прямой и бескомпромиссный, никогда не пресмыкавшийся перед  сильными мира сего, в любой аудитории  говоривший только то, что думает.

            Впервые в жизни стокилометровая дорога до Минусинска показалась мне до обидного короткой.  Ни о какой Овсянке, конечно, не было и речи. Из города-то не знала, как добраться обратно.  Вечерело. Последний автобус на Каратуз уже ушёл.  По моей просьбе водитель остановил машину  за  мостом через минусинскую  протоку, там рядом жил мой  брат. Стоим у машины на обочине дороги, Виктор Петрович подписывает свою  книгу,  тепло прощаемся с ним,  и тут мимо нас, выруливая на мост, проезжает ещё один наш каратузский начальник  на служебной машине. Видит – знакомые лица. И известного писателя, конечно, узнал.  Остановился.  Короткая беседа. Слова восхищения талантом Астафьева, благодарность за то, что один из главных  героев  романа «Прокляты и убиты» Коля Рындин родом  из  красивого  подтаёжного села  Верхнего Кужебара, а остановившийся на мою удачу  земляк тоже оттуда. По такому случаю Виктор Петрович достал ещё одну свою книгу, подписал её,  подарил верхнекужебарцу. И продолжил путь в Овсянку.

…Пересев с машины на машину, попросила ни о чём  пока не спрашивать, дать  полчаса на восстановление  беседы  с писателем.

Интервью с Виктором Петровичем Астафьевым  в нашей районной газете всё-таки вышло.

Полтора часа с Виктором Астафьевым

Астафьева, сибирского писателя с мировой известностью, жители Каратузского района хорошо знают. Его произведения «Кража», «Царь-рыба», «Печальный детектив», сборник «Последний поклон» можно увидеть в любом доме, где любят, чтят и читают хорошую русскую литературу. Тем более приятно, что и в нашей подтаёжной глухомани Виктор Петрович совсем недавно побывал в очередной раз. Он, исколесивший вдоль и поперёк не только Россию, но и заграницу, приезжал сюда, к нам на каратузскую землю, чтобы отдохнуть, набраться впечатлений, подышать воздухом Амыла ‒ реки, полюбившейся ему несколько лет назад.

ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК
ДОЛЖЕН БЫТЬ ИЗ ХОРОШЕГО СЕЛА

Зимой писателю предстоит многотрудная работа над третьей частью уже нашумевшего романа «Прокляты и убиты». Книги, в которой больше всего поражает совершенно иной, отличный от общепринятого, взгляд на Великую Отечественную войну. Читаешь её и чувствуешь, что в тебе и в помине нет привычных со школьных лет ура-патриотических настроений. Душу полонит лишь бесконечная жалость к тем, кто попал в этот жуткий Молох.
Коля Рындин, один из главных героев книги, ‒ уроженец Верхнего Кужебара Каратузского района. Во время беседы с писателем у меня то и дело был готов сорваться вопрос: почему именно нашим земляком определил он Николая и есть ли у него реальные прототипы в том селе?
Но Астафьев ‒ это Астафьев. Тут могут не пригодиться заготовленные вопросы. С ним рядом ‒ таким, на первый взгляд, земным, обычным, в простой тёплой, по случаю дождливой погоды, рубахе и какой-то вовсе уж деревенской телогреечке ‒ с ним рядом хотелось просто молчать, слушать, внимать, запоминать…
С первых же минут встречи он, насквозь простывший в верховьях Амыла под обложным холодным дождём, надсадно кашляющий, тем не менее взял на себя инициативу беседы.
‒ Корреспондент районной газеты? Когда-то и я работал корреспондентом на Вологодчине.
И долго вспоминал о своём журналистском прошлом, о коллективе, в основном мужском, но непьющем; о том, как «пахал» он в газете, выдавая половину всех публикуемых в ней материалов; о редакторе, которого в те годы можно было легко «подсидеть» ‒ политические ошибки в ту пору при желании всегда можно было отыскать, но никто из них никогда не занимался доносительством.
Пить не пили, но пришлось-таки однажды сообща, что называется, употребить. И рассказал рыбацкий случай, как отправились они однажды на зимнюю рыбалку, да не рассчитали, провалились под лёд. Благо, никто серьёзно не пострадал. Зато переполошили местную продавщицу, затарабанив к ней в окно ‒ для растирания нужна была водка.
Продавщица, сообразив, в конце концов, в чём дело, запричитала: «Ой вы, миленькие, да как же вы так, миленькие!» И тут же достала бутылку, хранимую на всякий случай, а сама по темени побежала в магазин ‒ вдруг не хватит на всех. Да велела каждому внутрь принять для скорейшего эффекта.
Так и оскоромились районные газетчики.
Слушала его и чувствовала, что постепенно отступал внутренний барьер, и вот уже нашёлся момент для вопроса: почему именно Кужебар?
До нынешнего приезда побывал Астафьев там 14 лет назад, в 1982 году, подивился красоте ровных широких улиц, добротности домов, первозданной чистоте Амыла. А ещё поразился верхнекужебарскому хлебу:
‒ Продавец стоит чистенькая такая, передник на ней белый-белый, а хлеб ‒ редко где ещё можно увидеть такие пышные буханки. А почему Колю Рындина сделал верхнекужебарцем? Да человек он хороший. А куда ещё хорошего человека поселить? Только в хорошее село. Жалко вот, нынче не пришлось побродить одному по его улочкам. Времени не хватило и погода не дала. Мне ведь провожатых не надо. Всё, что нужно, сам увижу.

ЗА ‒ МУЖЕМ
Поговорить с Виктором Петровичем и не спросить о Марии Семёновне, верной подруге писателя, было бы непростительно. Супруги уже отметили золотой юбилей своей свадьбы. Хотя какая там была свадьба ‒ у двух фронтовиков, хвативших лиха?!
Когда-то давно в «Комсомольской правде» в интервью, данном писателем красноярскому журналисту Василию Нелюбину, прочитала, что в Москве, в Союзе писателей, коллеги шутя выговаривали Астафьеву за столь невиданную в их творческой среде супружескую верность, обещали за это исключить его из своих рядов, чтобы не выбивался из общего строя. У всех уж, как минимум, по две-три жены на счету, а у него целых полвека одна-разъединственная.
И когда я тоже не преминула спросить о жене, Виктор Петрович для начала рассказал этот же эпизод. А потом добавил к уже известному:
‒ Зато нам с ней пришлось два раза расписаться. Когда родился наш первенец, оказалось, что фронтовой «расписки» для регистрации ребёнка недостаточно.
‒ Может, потому и крепка ваша семья? ‒ позволила себе пошутить. ‒ А что вообще, по-вашему, любовь?
Уж очень хотелось знать, что думают по этому поводу великие. Но однозначного ответа не дал и Виктор Петрович. Зато рассказал ещё один случай из своей жизни.
‒ Во время событий в Москве в августе 1991 года случилось мне быть за границей. Время таких потрясений всегда неспокойное. Сильно за меня Мария Семёновна запереживала. Когда я, наконец, вернулся и начал отчитываться ‒ то не успел взять, другое не привёз, жена меня прервала: «Себя привёз ‒ и ладно». Нет, когда два человека долго живут рядом, возникает что-то большее, чем просто любовь.
‒ А слово этому большему есть? ‒ продолжаю допытываться.
‒ Нет, наверное, ‒ помедлив совсем чуть-чуть, ответил известный мастер слова.
Да и нужно ли оно, вместит ли в себя всё то, что чувствуешь к человеку, который живёт не столько своей жизнью, сколько мужниной?
КАМЕРТОН
От многоголосья нынешних политиков-ораторов, режущих слух громкими идеями о путях спасения страны, многие уже устали. И веры им, большинству, нет. Но во все времена, особенно трудные, коих в нашей отечественной истории ‒ несть числа, в России обязательно находились люди, слово которых ‒ как глоток чистой волы после мутного потока. К ним прислушивались. Им верили. И так уж получается, что истинную жизненную мудрость несут в себе не политики (дело их, как известно, грязное), не революционеры ‒ им бы только людей лбами сшибить да крови побольше пролить. Своеобразным камертоном в России чаще всего становились именно писатели. Причём очень немногие. Но Виктор Петрович в их числе.
Во вступительной статье к юбилейному изданию астафьевского сборника «Русский алмаз» артист Олег Ефремов заметил, что прямые и резкие высказывания сибирского писателя, противоречащие общепринятым, известны ещё с тех времён, когда иметь собственное мнение было небезопасно.
Из выступления в выступление, из интервью в интервью уже много лет повторяет он выстраданное им мнение, почему Россию преследуют трагедии за трагедией, почему не получается выбраться из хаоса и пучины. Вот и во время нашей беседы Виктор Петрович не обошёл эту тему стороной:
‒ Нам не нужны были никакие революции. Ведь была же реформа Столыпина ‒ загубили. А по крестьянскому пути Россия могла ещё долго и успешно развиваться. И никаких «великих» потрясений. Только эволюция. «Благодаря» революции мы в конце концов разучились работать. Немало времени пройдёт, пока вновь научимся.
‒ А кто научит, Виктор Петрович? ‒ задаю встречный вопрос. ‒ Кто научит наших детей, если родители уже не умеют и не хотят трудиться?
‒ Жизнь научит, ‒ ответил писатель. ‒ Научит и работать, и думать. А пока же у нас даже собаки тугодумы. Выйдет на дорогу и стоит, задумавшись над проблемами соцреализма. Нигде в других странах я не видел на дорогах столько сбитых собак. И нигде в мире нет стольких автоаварий. И это притом, что наши водители по сравнению с западными ездят на очень малых скоростях. Чтобы уметь быстро и хорошо ездить, надо опять же думать.
Вот в армии в этом смысле легко. Там думать не надо. При той солдатской пище, которую и съедобной-то не назовёшь, солдат чувствует себя в общем-то нормально ‒ привыкает. Ему там не надо тратить калории на размышления. Знай подчиняйся. Вот почему сейчас множество людей вздыхает по прежним временам? А по той самой причине. Рабом быть всегда легче. Думать ни о чём не надо. За тебя всё уже продумано. А для настоящей демократии у нас ещё народ не созрел.
Время нашей беседы закончилось. Пожилой и больной человек, он бережёт силы для главного ‒ финала книги «Прокляты и убиты». Продолжает писать «Затеси». Публикует их по мере написания. Есть уже и отдельно изданные. В них ‒ кладезь глубины и житейской философии.
Из газеты «Красноярский рабочий» стало известно, что готовится к выходу в свет первое полное собрание сочинений писателя. Прекрасная новость для поклонников таланта Виктора Петровича Астафьева. Хотя читать его ‒ совсем не то, что пролистывать на сон грядущий крутые детективы или женские любовные романы, «проглатывая» которые, не надо ни размышлять, ни сопереживать, ни радоваться, ни печалиться. Они не будят ни мысли, ни чувства, а потому забываются с последней закрытой страницей. Произведения же Астафьева читать ‒ труд души. И немалый.
Татьяна Константинова
Каратузская районная газета №112 от 19 сентября 1996 года.

Татьяна Константинова -член Союза журналистов России


Фотографии Михаила Вохмина

Нет комментариев

    Оставить отзыв