Мы в ответе за тех, кого приручили. Антуан де Сент- Экзюпери.
«Собачьи приюты . Борьба за выживание». Такова была тема прошедшего круглого стола в краевом Доме журналиста. Владельцы приютов для собак, представители власти, правоохранительных органов, общественности и журналисты искали ответы на волнующие вопросы, касающиеся бездомных собак. Несмотря на разные оценки, все были единодушны в одном- эта проблема требует скорейшего решения.
Дай, Джим, на счастье лапу мне!
Более 10 тысяч лет назад древний человек приручил волка, который и стал прародителем собаки. И с тех пор хвостатые верно служат человеку. Сегодня собаки трудятся почитай во всех отраслях жизнедеятельности человека: несут службу на границе, на таможне, на объектах государственной важности, суют свои носы в багаж пассажиров, вынюхивая наркоту, пасут отары овец, работают ездовыми на Севере. И много чего еще делают они честно и добросовестно. Неоценима роль четвероногих в экспериментах физиолога И.Павлова. Наконец, первыми космонавтами были Белка и Стрелка. В Москве на Поклонной горе установлен памятник фронтовой собаке, которая, рискуя своей собачьей жизнью, вытаскивала раненых с поля боя, со взрывчаткой на спине бросалась под немецкие танки. Вся история взаимоотношений человека и собаки показывает, что нет надежней и преданней друга, чем верный пёс. А не слишком ли маленькую цену мы платим сейчас ему за эту преданность ?
Только от жизни собачьей собака
бывает кусачей
Сегодня в Красноярске около 10 приютов для бездомных собак, да и те находятся на грани выживания. Сотни собак , сбившись в стаи бродят по окраинам города. Участники круглого стола отмечали, что в работе по наведению порядка в этом собачьем хозяйстве нет системности. А условия содержания животных в некоторых приютах просто невыносимые. Субсидии, выделяемые государством на эти цели, мизерные. А программа ОСВВ (отлов-стерилизация-вакцинация-воврат) больше на бумаге, чем на деле. Вдобавок ко всему в законодательстве нет четкости в регулировании прав и обязанностей владельцев собак. А это один из ключевых вопросов. Не по своей воле собаки оказались на улице и в приютах, все они в большинстве случаев жертвы безответственности своих владельцев. Давайте будем честны перед собой. Эта проблема родилась не вчера. Она созревала годами, а мы делали вид, что ее не существует. И, наконец, когда 5 человек заплатили своими жизнями за наше бездействие мы встрепенулись. Ах,какие они нехорошие эти собаки, ату их. Да, те собаки, загрызшие людей, жестоки, но подобная агрессия- это скорее всего своеобразный акт протеста против человека, создавшего им плохие условия для существования. Когда-то у каждой псины был хозяин, соответственно дом или будка, неважно. Принося в дом щенка, мало кто задумывается, что он берет на себя ответственность за судьбу своего питомца. А ведь его надо выгуливать, и не 5 минут, как это делается обычно. После того, как пёс подрастет, дрессировать, чтобы он был социально адекватен. А поскольку время тратить на это не хочется, денег на кинолога жалко, наигравшись вдоволь, владелец может позволить себе ничтоже сумняшеся выбросить собачку на улицу, как ненужную вещь. И, как говорится, ничего ему за это не будет. Немалую лепту в эту проблему вносят дачники. Собрав огурчики-помидорчики, они съезжают на зимние квартиры, подчас бросая своих питомцев на произвол судьбы. Или, скажем, те же строительные площадки. Строители прикармливают собак, а, после окончания стройки, про них попросту забывают. Ну и само собой частный сектор. Рано или поздно все жители Николаевки, например, получат долгожданные квартиры, и не факт, что заберут с собой своих питомцев. А город получит очередную порцию бездомного собаконаселения. И еще один поставщик в среду бездомных собак –это их самовоспроизводство. Если учесть, что одна особь за раз производит на свет 5-7 щенков, то станет понятен масштаб этой проблемы. И с каждым годом ситуация усугубляется.
А, ежели, к примеру, в одночасье какая-нибудь голодная собачонка ненароком цапнет за штанину мэра? (Не дай, Бог конечно).
-В этом важном деле необходимо объединить усилия власти и общественности, — отметил Александр Чернявский- член Союза журналистов России,член Общественной палаты края. Трудно с ним не согласиться. Надо отдать должное нашим волонтерам. Они трудятся на этом поприще, что называется, не покладая рук. А государство, мягко говоря, не балует своим вниманием ни тех, ни других. То, что в городе должен быть современный муниципальный приют, уже очевидно. Есть хороший пример , когда за дело берется государство — наш парк флоры и фауны «Роев ручей». Так что же это мы иноземную животину кормим, поим, а своя — без присмотру. Не патриотично как-то. А не смог бы парк поделиться опытом, а может быть и не только опытом, но и копеечкой, чтобы создать приют? И тогда мы радостно встретим 400-летие нашего родного города под восторженный лай братьев наших меньших.
Анна Кузьмина, корреспондент «Красноярской газеты»
В Доме журналиста состоялся круглый стол «Собачьи приюты города Красноярска. Борьба за выживание». В нём участвовали представители приютов для собак КРООЗЖ «Мой пёс» Ирина Музыка (руководитель) и Екатерина Батынская и АНО «Преданный друг» Алёна Тращиненко, общественный зоозащитник Кристина Лабутина, представитель сообщества защиты животных Татьяна Давыдович,начальник
отдела управления учёта и подготовки объектов внешнего благоустройства Департамента
городского хозяйства Юлия Погребная, заместитель руководителя МКУ «УДИБ»
Татьяна Тайченачева, а также члены Общественной палаты Красноярского края и
Союза журналистов России. Темой обсуждения стали проблемы собачьих приютов,
связанные с государственной поддержкой.
Не секрет, что проблема бездомных животных, в частности собак, в Красноярске на протяжении многих лет остаётся актуальной. Однако попытки её решения всё же предпринимаются. И надо сказать, что активно это делают просто неравнодушные люди, работающие практически на одном только энтузиазме – занимаются передержкой бездомных животных, поиском новых хозяев для них, создают приюты. На сегодняшний день в нашем городе существует более 10 собачьих приютов, и во многих находятся ещё и кошки. Конечно, на содержание четвероногих требуются немалые средства, добыть которые в нужном объёме можно лишь, призывая на помощь других неравнодушных людей. К счастью, обращения работников приютов не остаются без ответа – находятся те, кто готов пожертвовать деньги, принести еду для животных и другие вещи, нужные для их содержания и т.д. Сотрудники приютов благодарны им за это. Однако и такая поддержка не всегда бывает достаточной. И многие говорят о необходимости помощи от государства.
Стоит отметить, что на уровне власти в последние несколько лет осуществляются определённые меры решения проблемы бездомных животных. Был принят закон, согласно которому, разрешена эвтаназия только неизлечимо больных особей. Следовательно, такая мера как отстрел, на законодательном уровне ушла в прошлое. В некоторых регионах России созданы муниципальные приюты для бездомных животных. В нашем крае таковых нет. Однако на протяжении нескольких лет применяется следующий экспериментальный метод, предложенный российской зоозащитной общественностью, ведущей борьбу за освобождение животных, «Отлов-Стерилизация-Вакцинация-Возврат» (ОСВВ). Согласно ему, бродячих собак отлавливают, стерилизуют, вакцинируют если нужно, лечат и, продержав некоторое время в приюте, выпускают обратно на улицу, на постоянное содержание оставляют только агрессивных. Реализовывать данный, если можно так сказать, проект предлагается частным приютам. Причём, для этого приют должен выиграть муниципальный тендер на ОСВВ. Далее организация, занимающаяся спасением бездомных животных, получает денежную сумму, рассчитанную на содержание определённого количества особей. И теперь обязана отловить столько собак, сколько требует муниципалитет и решать их дальнейшую судьбу, согласно инструкции.
Как пояснила Юлия Погребная, полномочия по контролю, отлову и содержанию безнадзорных животных находятся в компетенции исполнительной власти края, которая, в свою очередь, передала их вместе с субвенциями муниципалитету. На данные мероприятия предусматривается 59 млн. руб. в год. Край, утверждает и методику расходования средств – 134 руб. на собаку в сутки. Городская администрация запрашивает от частных приютов коммерческие предложения. В организациях же, получивших субсидии проводятся проверки. Однако в приютах содержится гораздо больше четвероногих, чем заложено программными нормативами, ведь их работники, по-настоящему любящие животных, не могут отказать в «усыновлении» любому брошенному псу.
Однако и здесь, как говорится, не всё гладко. Как выясняется, не все приюты выполняют свою миссию добросовестно. Но, самое ужасное, что таковым удаётся выигрывать тендеры, в то время как истинные спасатели бездомных животных этих тендеров лишаются. Поводом для обсуждения послужила следующая ситуация. Приют «Мой пёс»несколько лет выигрывал тендеры на ОСВВ.Но в этом году на конкурс зашла организация, которая,очевидно, существенно снизила цену содержания собак и выиграла тендер. В результате, «Мой пёс» не только лишился поддержки из бюджета, но и должен передать выигравшему приюту собак, которые учтены в тех.документации. Сотрудники приюта не намерены отдавать своих питомцев, так как знают, что условия, в которых они будут содержаться, значительно хуже.
– Мы являемся одним из подрядчиков по отлову бездомных собак, – говорит Екатерина Батынская, – у нас отличные условия содержания и лечения животных. Работает хороший ветеринарный кабинет, есть опытный хирург. Мы берём всяких животных – больных, искалеченных, пострадавших от рук человека, в ДТП. Все наши собаки чипируются и вакцинируются комплексно. Но в этом году зашёл подрядчик, который «упал» в цене. Однако такое падение не может не сказываться на качестве работы, ведь все материалы дорожают, в том числе и операционные. Можно ли за более низкую цену проводить нормальное лечение, стерилизацию? Также наши собаки едят качественный корм, а чем будут питаться они в приюте, выигравшем конкурс, вызывает вопросы. Кроме того, места содержания животных там не оборудованы должным образом. Из 600 собак, содержащихся у нас, 218 – «муниципальные». И теперь по закону мы должны отдать этих 218 питомцев подрядчику, выигравшему конкурс. Но мы не делим животных на «муниципальных» и «своих» («немуниципальных»). Мы сняли тех собак с баланса города.
Е.
Батынская также
отметила, что из их приюта собаки обратно на улицу не выпускаются, ведь в таком
случае они снова будут обречены на голодное существование. Здесь всем собакам,
в том числе «муниципальным», стараются найти новых хозяев. И опыт пристройства
у «Моего пса» уже наработан.
С такой позицией нельзя не согласиться. Ведь, если, действительно, поставить цель – уменьшение числа бродячих особей, то добиться её путём возврата их на улицу, явно, невозможно. К тому же, как уже было сказано это не гуманно и по отношению к самим животным, да и для людей даже стерилизованная собака может представлять опасность. Также следовало бы усилить меры ответственности для тех, кто выбрасывает своих питомцев. Хотя сегодня приходится слышать сетования на то, что часто подобные действия невозможно отследить. Но, на самом деле, немало случаев, когда таких безответственных и жестоких хозяев определить можно, было бы желание, как говориться. А для тех, кто занимается спасением бездомных животных, стоит расширить меры поддержки со стороны власти. Об этом говорили и участники круглого стола. По их мнению, местная власть в рамках своей компетенции должна продумать весь механизм: как приютам содержать бездомных собак, если они не выиграли тендер или не заявлялись на конкурс ОСВВ. Тем боле, что во многих регионах уже есть такая практика. Также было предложено строительство хотя бы одного муниципального приюта.
Конечно, хочется надеяться, что прошедшее обсуждение даст положительный результат. А пока ситуация с бездомными животными не меняется. И те, кто их спасает, просят о помощи. Приют «Мой пёс» открывает сбор средств. Тел.: +7913-197-48-38 карта Сбербанка Алёна Геннадьевна П.
С 16 по 18 января 2024 года состоятся XXIV Красноярские краевые Рождественские образовательные чтения.
Место проведения: Конгресс-холл Сибирского федерального университета (пр. Свободный, 82, стр. 9).
Торжественное открытие 16 января в 10:30.
На открытии конференции с приветственным словом выступят: Глава Красноярской митрополии Митрополит Красноярский и Ачинский Пантелеимон и Губернатор Красноярского края Михаил Михайлович Котюков.
Пресс-служба Красноярской епархии Россия, г. Красноярск, ул. Горького, 27, каб. 1-01, 1-02 660049, Красноярский край, г. Красноярск, а/я 25418
Пресс-релиз
В Красноярске состоится уникальная церковно-общественная конференция
С 16 по 18 января 2024 года состоится Межрегиональная научно-практическая
конференция XXIV Красноярские краевые Рождественские образовательные чтения.
Трёхдневный форум откроется в конгресс-холле Сибирского федерального
университета (пр. Свободный, 82, стр. 9) 16 января в 10:30
На открытии конференции планируется выступление с приветственными словами Главы
Красноярской митрополии Митрополита Красноярского и Ачинского Пантелеимона и Губернатора
Красноярского края Михаила Михайловича Котюкова.
В день открытия будет зачитан пленарный доклад «Церковно-общественные
инициативы как фактор развития сотрудничества Церкви с учреждениями и деятелями
культуры Красноярского края в период конца 1980-х – начала 2020-х гг» и
состоится награждение победителей регионального этапа Всероссийского конкурса в
области педагогики, воспитания и работы с детьми школьного возраста и молодёжью
до 20 лет на соискание премии «За нравственный подвиг учителя».
В 2024 году темой форума станет «Православие и отечественная культура:
потери и приобретения минувшего, образ будущего». обсудят глобальные
вызовы современности и духовный выбор человека. В рамках Чтений будут
проведены более 20 тематических секций, включая семинары, пленумы, презентации
и круглые столы по направлениям: «Церковь и образование», «Церковь и общество»,
«Церковь и история Приенисейской Сибири» и «Церковь и культура». Участники
Чтений — представители власти и общественности, священнослужители, деятели
науки и культуры, педагоги и студенты.
Организаторами Чтений выступают Красноярская митрополия Русской
Православной Церкви, Управление общественных связей Губернатора Красноярского
края, Министерство образования Красноярского края, администрация города Красноярска,
Сибирский федеральный университет, Сибирский государственный университет науки
и технологий им. ак. М.Ф. Решетнева, Красноярский государственный
педагогический университет им. В.П. Астафьева, Красноярский государственный
аграрный университет, Красноярский краевой институт повышения квалификации и
профессиональной переподготовки работников образования, Дом дружбы народов
Красноярского края «Родина», Дом искусств, Красноярская региональная
общественная организация духовно-нравственного возрождения Сибири «Ладанка»,
Автономная некоммерческая организация дополнительного профессионального
образования «Красноярский институт развития духовно-нравственной культуры,
Центр духовной культуры «Касьяновский дом».
В поддержку своих коллег, ратующих за правое дело – установку мемориальной доски Вадиму Алферьеву
На вопрос отдельных (надеюсь, немногочисленных) жителей дома 106 по улице Дубровинского, где жил и где был подло убит Вадим Алферьев: «А что он такого сделал?»( с) отвечу вопросом:
— А чего Вадим Алферьев НЕ сделал?
Мы, его коллеги, прекрасно понимаем, что чем больше он погружался в тему разворовывания богатств нашего края, тем больше находил в своих журналистских расследованиях ответы на вопросы «Кто!? Где!? и Сколько!?» Но… «не пойман, не вор»!
А чтобы «поймать», нужна подмога… Но увы, это было время полной безнаказанности казнокрадов и мздоимцев, и на крик Вадима «Держи вора!» никто – ни правоохранительные органы, ни налоговая инспекция, ни чиновники-толстосумы, ни его более осторожные коллеги, на глазах у которых делили, пилили и продавали леса ,заводы, богатые недра земли сибирской тогда не откликнулись. У кого-то самого рыльце было уже в пушку, а кому-то было просто боязно…
А вот те, кого он с наивной отвагой пытался разоблачить, своим звериным чутьём унюхали опасность, исходящую от молодого, бесстрашного журналиста и подло расправились с ним, заставив замолчать навсегда.
Это было страшное время. Журналисты пропадали с экранов,
газет, да и просто из виду (по-соседски) … Криминальные разборки с разными
сценариями. Сбила машина, заболел, скончался, хулиганы ножом пырнули…
За что спрашиваете вы? За бесстрашие!
Вспоминается моя журналистская история из девяностых:
Приезжаем мы с оператором Володей Черенковым снимать сюжет о новой линии пианино » Енисей» на музыкальной фабрике.
Приехали раньше срока, да ещё и не в те двери зашли. Стук,
скрип, звуки производственные, всё как положено.
Ходим мы с Володей по лабиринтам фабрики, аукаем… (сотовых
то тогда не было 🙂
Выходит бородатый мужичок
в переднике, спрашивает, кого ищете?
Я по- шустрому и отвечаю. У вас тут новое производство
запустили, нам сказано поднять тему. Не
успела договорить, речь -то должна была быть о пианино. А мужичок, опережая
меня, говорит: «Не для всех, а только для избранных!».
Мы с оператором переглядываемся и понимаем: вот он- «незапланированный сюжет»!
Заходим в цех.
Испытанный нами шок передать в двух словах я не смогу…
Думаю, что многие смотрели фильм «Дракула» или что-то по этой теме..
Гробы. Гробы большие и маленькие. Открытые и закрытые. Из
самых дорогих пород древесины, с инкрустированными ручками под золото и
серебро, с шёлковыми и бархатными обшивками, стегаными подушечками, с бантами- лентами изнутри .
Минуя подробности скажу, что цена такого элитного гроба по тем временам , приравнивалась к приобретению машины или даже квартиры. И всё это изготавливалось на фабрике «Енисей» нелегально.
Моё любопытство, меня чуть было не лишило меня жизни…
Чёрные джипы, как вороны кружили у редакции не одну неделю.
Сюжет замяли, а нам с оператором рекомендовали недельку посидеть дома…
Так вот, Вадим дома не отсиживался.
Отвечаю на ваш вопрос — Так ЧТО же он такого сделал?
— Вадим Алферьев был бесстрашным рупором той страшной эпохи.
И этого больше чем достаточно, чтобы увековечить его память. А жителям дома
№ 106 нужно гордиться тем, что Вадим
Алферьев был их соседом, а не задавать глумливых вопросов о том «что такого
сделал» журналист, сложивший голову за Правду.
Литературный театр приглашает вас 23 декабря (суббота) на представление музыкально-поэтической композиции «Снежное вино», где прозвучат стихотворения русских поэтов о зиме, Рождестве и Новом годе.Прозвучат так же песни о зиме в исполнении артиста театра оперы и балета Романа Доронина. Представление состоится в Доме искусств (Мира, 3).Начало в 15-00.Вход свободный.
Давно не было в Доме журналиста таких горячих дебатов, таких сильных заявлений: «Содержание бездомных собак в некоторых приютах- на грани катастрофы!», « В городе есть приюты –живодёрни!», «Бездомных собак должно содержать государство, а не частники!», «Нет должного контроля за содержанием животных в приютах, собаки гибнут!» и т.д.
Речь здесь шла о приютах для четвероногих друзей, как
издавна человечество называет живущих рядом с ним собак и кошек. После 40-градусных
морозов, ставших для кого-то из «друзей» последним впечатлением их земной
жизни, люди встрепенулись. За ласковыми названиями «Лохматая душа», «Усы, лапы, хвост», «Берег»,
«ПовоДог», «Мой пёс» и т.п. стала заметнее драма, а иногда и трагедия живых,
чувствующих, понимающих существ. Бессловесных, к сожалению…
Перед лютыми морозами наши «меньшие друзья» оказались беззащитны
Из приглашённых на круглый стол чиновников и депутатов
пришли не все. Наверное, заняты, а, скорее всего, не захотели ввязываться в
обсуждение этих очень проблемных проблем (простите за тавтологию). Самыми исчерпывающими и информативными мне показались
сообщения наследницы знаменитой в Красноярске фамилии Кати Батынской из КРОО
«Мой пёс», а самым гневным и весьма конкретным – выступление Татьяны Давыдович,
активиста — общественника по защите бездомных собак. Это она пригвоздила государство
к позорному столбу, назвала приюты концлагерями, а систему отлова порочной.
До 2020 года в стране действовал отстрел бродячих
собак, а сейчас и усыпление законодательно запрещено. Проявление доброты? Да,
конечно, но живым собакам нужно мирно сосуществовать с человеком, а голод и
инстинкты вызывают в животных неминуемую агрессию. В идеале государство может
дать субсидию на поголовную стерилизацию сук, и число агрессоров снизится в
разы. Но пока это нереально. А беспринципные субподрядчики обожают таких собак,
потому что те получат постоянную прописку в их частных приютах и будут
приносить бесхлопотный доход: их, типа, нельзя выпускать на волю. Формула
ОСВВ (отлов – стерилизация – вакцинация – возврат) по виду напоминает СВО, и
это почти соответствует действительности: идёт война добропорядочных
содержателей приютов с мошенниками-живодёрами, которые выигрывают тендеры и –
финансирование.
Есть более успешные примеры решения «собачьего
вопроса» (скажем, в Иркутске), и нашим властям было бы неплохо последовать им.
Татьяна Давыдович предлагает создать один государственный городской приют, с просторными вольерами и
будками для каждой особи. Ведь собаки должны двигаться, а они сидят в тесных будках. В
мороз, когда можно согреться движением, они просто околевают. Конечно, это не во всех приютах. Особенно
ругали приюты ИП Поляковой, там целый
набор недостатков, о которых мы расскажем более подробно в следующих
публикациях.
Приюты, которые лишены государственной поддержки
еле выживают, ведь бездомных собак становится больше и больше. И пока один из самых надёжных источников помощи
братьям нашим меньшим – пожертвования граждан. Приютам нужен корм, подстилки, утеплители, объёмная посуда –
и добрые визиты взрослых и детей по выходным дням.
После такой феноменальной победы в международной премии #Мывместе , мы не могли не пригласить наших партнёров в Дом журналиста. Нам так хотелось выразить свою признательность и уважение своим партнёрам — друзьям и коллегам! А то , что эта победа феноменальна, ничуть не преувеличение, 39 000 заявок из 95 стран! Проект «С заботой о жизни» Благотворительного фонда «Феникс» занял третье место в номинации «Помощь людям. НКО». Причем среди заявителей были такие мощные НКО, как Благотворительный фонд «Бэла. Дети-бабочки» и АНО «Центр социальной адаптации «Гнездо».
Накануне Дня волонтёра, 4 декабря 2023 года, в Москве, состоялось торжественное награждение победителей международной премии #Мывместе.
Среди победителей красноярцы – сотрудники
и волонтёры Благотворительного фонда «Феникс».
Победителей поздравил Президент России Владимир Владимирович Путин:
«Начну с цифр. Мне сейчас только сообщили, для меня
самого было неожиданно: 39 тысяч заявок из 95 стран – это
огромная армия добровольцев, которая нашу страну называет страной добровольцев.
И это соответствует действительности, потому что в нашей стране
четверть населения – четверть наших граждан, 25 процентов граждан
страны – объединяются в организации, а их свыше ста тысяч, которые
работают как добровольцы и волонтёры.
Это не случайно: всё-таки в традициях, культуре
народов Российской Федерации чувство сопричастности, стремление помочь
нуждающимся всегда присутствует, на протяжении всей истории существования
нашей страны, передаётся из поколения в поколение. И сегодня
добровольчество, волонтёрство, а мы встречаемся накануне Дня
волонтёра – я вас с этим поздравляю…» http://kremlin.ru/events/president/news/72902
Красноярское краевое отделение Союза журналистов России и Благотворительный фонд «Феникс» давние партнеры, мы сотрудничаем более шести лет: сняли несколько документальных фильмов о проектах фонда, регулярно пишем статьи, в которых рассказываем о работе организации, о сотрудниках и волонтёрах, о подопечных «Феникса». А многих подопечных фонда «Феникс» мы знаем лично: у кого-то побывали дома, когда проводили съёмки, у кого-то брали интервью, с кем-то ездили на спецтранспорте в группе сопровождения лежачих больных в медицинские учреждения. А ещё мы с удовольствием принимаем участие в крутых мероприятиях «Феникса»: поздравляли подопечных с Новым годом, с Масленицей, с 8 марта, ездили на природу. Мы благодарны нашим партнёрам, что он опекают нашего ветерана журналистики — Людмилу Николаевну Титову, привезли её на экскурсию в наш Дом журналиста в музей журналистики. Она не выходила из своей квартиры более 10 лет, а в последние годы была прикована к кровати. И вот на спецтранспорте фонда её привезли в Дом журналиста. Мы общались почти четыре часа, они пролетели незаметно.
Поздравить
победителей пришли представители органов власти города Красноярска: заместитель
руководителя Агентства молодёжной политики и реализации программ общественного
развития Анна Репина и руководитель Управления социальной защиты
населения администрации города Красноярска Ольга
Качанова. Они вручили грамоты волонтёрам, высказали слова благодарности и признательности
сотрудникам и волонтёрам фонда.
Татьяна
Станкевич поблагодарила сотрудников за
работу, рассказала о поездке волонтёров в Москву и в Калининград на стажировку, вручила грамоты от Минздрава медицинским сёстрам фонда,
которые сопровождают паллиативных больных.
Татьяна Станкевич: «Меня переполняли невероятные
чувства — и радость от победы, и слезы от увиденного на сцене, и гордость за
своих ребят с крыльями на спине. Это моя маленькая армия — такая, какая есть,
другую искать и создавать некогда, мы нужны нашим подопечным здесь и сейчас. И
для меня каждый из них бесценен. Победа проекта — это их труд. Можно придумать
тысячу проектов, но если рядом нет соратников — все бессмысленно.
Я хочу сказать огромное спасибо Агентству
молодежной политики Красноярского края и Краевому центру поддержки
общественных инициатив за мотивацию и поддержку. Если бы не они, я не
решилась бы на участие в этом конкурсе.
Кроме того, красноярская делегация — одна из немногих
делегаций, у которой не было ни организационных, ни информационных проблем. Они
всегда всё решают мобильно, профессионально и ответственно.
Спасибо организаторам премии #МЫВМЕСТЕ за
полученные эмоции и прекрасный опыт.
Спасибо жюри, за высокую оценку проекта.
Спасибо всем вам, мои подписчики, кто голосовал за нас,
хоть голосование было непростым.
Это очень важно, понимать, что ты не один — мы вместе #мывместе. Это очень важно: ощущать, что мы в одном месте, в нужный час!»
Понедельник, как известно, и без того день тяжёлый, а тут одна государственная структура попыталась ещё более утяжелить его.
Телефонограммы,
телеграммы…
Новая-старая форма в деятельности Енисейского управления Роскомнадзора. Приятный женский голос на том конце «провода» попросил принять телефонограмму.
Оказывается, меня приглашают 13 декабря в 10 часов в управление на составление протокола об административном правонарушении. Только вот что редакция нарушила, добрая девушка не сообщила, объяснив, что она всего лишь делопроизводитель.
В тот же понедельник, пока я был на работе, на мой
домашний адрес пытались доставить телеграмму из того же Енисейского управления
Роскомнадзора. Из-за отсутствия адресата (странно было бы с моей стороны сидеть
дома в рабочее время) родным её не вручили, велели приехать за ней по такому-то
адресу. Но стоило ли вообще тратить бюджетные средства на подобное оповещение?
Конечно же, за несколько городских кварталов, да ещё и
в мороз, за срочной депешей я не поехал. Терять час-полтора жалко. В редакции
каждая минута на счету, поскольку рабочих рук катастрофически не хватает, а
газета должна выходить строго по графику.
Каюсь, только вчера утром проверил свой электронный
адрес и обнаружил в нём письмо, которое подписал заместитель руководителя
Енисейского управления Роскомнадзора Александр Сватусь. И всё стало предельно
ясно:
«В редакционном материале «Без поражений нет
побед: Шахматная феерия на Енисее», опубликованном 01.12.2023 в 16:32
сетевым изданием «Красноярский рабочий», выявлены признаки
злоупотребления свободой массовой информации: распространение информации об
иностранном агенте без указания на статус иностранного агента, а именно
указано: «Из известных легендарных шахматистов хотелось бы сыграть с
Магнусом Карлсеном и Гарри Каспаровым». Физическое лицо — Каспаров Гарри
Кимович включён в реестр иностранных агентов (пункт 388, дата включения в
список 20.05.2022)».
Правда, материал это совсем не редакционный. В разделе
«Молва» может опубликовать своё сообщение каждый зарегистрированный
пользователь. Некто, взявший себе псевдоним Airish9123118, разместил там
интервью с ведущим экономистом Красноярского филиала
«Россельхозбанка» и заядлым игроком в шахматы Артёмом Медведевым. И
этот самый Артём Медведев назвал фамилию обожаемого им, судя по всему,
гроссмейстера. Уточняю — не политического, а именно шахматного деятеля.
Что последует за этим? Составление протокола, суд,
штраф.
Кстати, вчера меня вызывали в Железнодорожный суд. На
заседание по ранее инициированному управлением Роскомнадзора одному из двух дел
об административном правонарушении. Какому — в уведомлении не сказано.
Замечу, что судья Бартко или исполнитель Макаревич
оказались более предусмотрительными. Выписали мне два «приглашения» —
на рабочий и домашний адреса, но отправили в одном конверте в совершенно верную
точку — в редакцию. Без телеграммы обошлись.
Что было на вчерашнем заседании и чем оно завершилось,
сообщить смогу позже, так как на момент сдачи сегодняшнего номера в типографию
я лишь направлялся в суд. Догадываясь, впрочем, что никто прислушиваться к моим
аргументам не станет, главными будут аргументы Енисейского управления
Роскомнадзора, даже если они лишены смысла, а такое бывает.
Макаревич? Нужна
пометка!
Что же это за напасть такая? Как я, законопослушный, в
общем-то, главный редактор, оказался в числе злостных правонарушителей?
Причина проста. Каждую фамилию и каждую фирму,
объединение, движение, встречающиеся в газете и на редакционном сайте, нужно
сверять со списками российского Минюста. В одном списке указаны иноагенты, в
другом — террористические, запрещённые в РФ организации.
Казалось бы, что сложного? Бери реестр и проверяй. Но
в редакции сегодня — меньше десятка сотрудников, журналистов вообще кот
наплакал. Как объять необъятное?
На сайте Министерства юстиции очень мелким шрифтом в
формате .pdf размещён единый список иностранных агентов. В нём на вчерашнее
утро были указаны 493 физических и юридических лица. А сегодня, может быть, уже
и больше. За пополнением реестра не уследишь.
А ещё есть «Перечень общественных объединений и
религиозных организаций, в отношении которых судом принято вступившее в
законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям,
предусмотренным Федеральным законом от 25.07.2002? 114-ФЗ «О
противодействии экстремистской деятельности». И в этом перечне ни много ни
мало 104 организации, объединения.
Мудрый российский законодатель обязал редакции СМИ
каждодневно делать сверку с этими списками. И если какого-то вражину выявили,
обязательно делать пометку, что он либо иноагент, либо запрещён на просторах
нашей великой Родины. Но какими силами должна это делать скукожившаяся в плане
численности из-за своего нищенства региональная или городская, районная
редакция?
До этого депутатам дела не было и нет. Внесли статью в
закон — выполняйте! И дали волю Роскомнадзору — наказывайте этих журналюг. И
солидное ведомство радо действовать. Причём если раньше — в других случая —
можно было отделаться предупреждением, выслушать совет, то сейчас всё предельно
просто: за составлением протокола следует судебное разбирательство (чаще всего
формальное) и неизменное денежное взыскание.
Причём порой дело доходит до абсурда. Я уже писал не
так давно: упомянула одна из наших авторов Ходорковского — тут же возникло дело
об административном правонарушении, поскольку, по мнению чиновников Енисейского
управления Роскомнадзора, нужно было сделать пометку, что это иноагент. Но ведь
не было в публикации ни имени, ни отчества, ни даже инициалов. Мало ли в стране
Ходорковских! Может, о сыне известного иностранного агента шла речь?
Таким же образом меня следует наказать за то, без
всякой пометки упомянул выше фамилию Макаревич. Понятно вроде бы, что это
судейский помощник, но ведь особо въедливый читатель, а ещё хуже —
представитель Роскомнадзора — может подумать, будто упомянул я известного
музыканта и певца, ставшего иноагентом. Ведь инициалы я не поставил. В жизни-то
всякое бывает, вдруг занесло Андрея Вадимовича в нашу сибирскую глубинку…
Поощряют власть
мерзавцев
В минувшем году, когда вся эта история с запретами и
необходимость ставить пометки только начиналась, в «Красноярском
рабочем» появилось письмо читательницы из села Агинского, педагога
Екатерины Дольниковой. Называлась заметка просто: «Стыд не дым, глаза не
ест».
Так вот, написала Екатерина Ивановна такую фразу:
«Сами люди допустили к власти «Азов», «Айдар»,
«Правый сектор» и других мерзавцев, которые уничтожают свой
собственный народ в угоду США. Разве они не понимают, что Америке нужна власть
над всем миром?»
Читательница написала, главный редактор недоглядел и
схлопотал предупреждение Роскомнадзора — того, что в Москве, а не в
Красноярске. Строго по закону — за дело, ведь и «Азов», и
«Айдар», и «Правый сектор» запрещены в России, нужно было
оповестить об этом читателей.
Но ведь Екатерина Ивановна не нахваливала террористов,
а открыто назвала их мерзавцами. Выходит, патриотизм в нашей стране не очень-то
приветствуется.
А теперь — о более свежем случае, произошедшем с
нашими коллегами из «Красноярской газеты». Его подробно описал юрист,
бывший руководитель краевой инспекции труда Владимир Пиманов, приславший мне в
начале второй декады ноября жалобу на постановление суда, принятое по делу об
административном правонарушении. Процитирую его с небольшими сокращениями:
«Постановлением… Железнодорожного районного
суда города Красноярска от 10 октября 2023 г. (судья Некрасова В. С.) общество
с ограниченной ответственностью «Красноярская газета» признано
виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного ч. 2.1
ст. 13.15 КоАП РФ. Назначить ему административное наказание в виде
административного штрафа в размере 20 000 (двадцать тысяч) рублей.
…В соответствии с данными реестра иностранных
агентов, размещённого на официальном сайте Министерства юстиции… в реестр
иностранных агентов включены физические лица Невзоров А. Г., Каспаров Г. К.
Гельман М. А. В результате анализа редакционного материала «Мертвецы с
хорошими лицами», опубликованного 11.08.2023 в выпуске «Красноярской
газеты», выявлены признаки злоупотребления свободой массовой информации:
распространена информация об иностранных агентах без указания на статус
иностранного агента, а именно указано:
«И в этой плёнке барахтаются, лопаются от
ненависти, как гнилые пузыри, сбежавшие из страны либералы. И среди них —
Александр Невзоров, этот вечный дезертир, бегающий из окопа в окоп,
отвратительный себе самому. Они создали сообщество, в которое принимаются
«русские с хорошими лицами». Посмотрите на лицо Гарри Каспарова, на
лицо Гельмана, на лицо Пономарёва. Эти лица изъедены пороками, покрыты трупными
пятнами, бугрятся бородавками и больными наростами. Ненависть к России сделала
их уродами. Так выглядят после эксгумации трупы».
ООО «Красноярская газета» полагает, что
Железнодорожный районный суд Красноярска неверно истолковал норму права. Мы
считаем, что в наших действиях отсутствует состав административного
правонарушения.
В результате неверного толкования Железнодорожным
районным судом объекта состава административного правонарушения
(лингвистическое толкование, юридическое толкование, смысловое толкование), не
было принято во внимание смысловое толкование абзаца: «И в этой плёнке
барахтаются…» и всей публикации в целом.
Объектом состава административного правонарушения
являются интересы государства, общества и гражданина Российской Федерации:
защита государственного суверенитета, исторической правды, моральных устоев,
нравственности, духовности, культурных ценностей, а также обычаев и традиций от
враждебно настроенных по отношению к Российской Федерации, обществу, народам
иностранных государств, которые, используют граждан РФ, являющихся иностранными
агентами в целях свержения существующего государственного строя, навязывания
своих ценностей и своих интересов.
Под иностранными агентами понимаются люди, которые
получают денежные и иные материальные и нематериальные ценности от враждебно
настроенных по отношению к России государств (их специальных служб, фондов,
различного рода общественных объединений).
Наша публикация направлена на защиту государственных и
общественных ценностей и интересов РФ и на защиту каждого гражданина РФ.
Иностранные агенты А. Невзоров, Г. Каспаров, Гельман и Пономарёв упоминаются в
публикации в крайне негативном свете, из содержания самого материала видно, что
указанные лица проводят антигосударственную, антиобщественную и антигражданскую
линию.
Поэтому отсутствие в тексте публикации ссылки на то,
что эти лица являются иностранными агентами, не является нарушением интересов
государства, российского общества и каждого гражданина РФ в отдельности».
Владимир Пиманов, представлявший интересы
«Красноярской газеты», просил краевой суд отменить постановление
Железнодорожного райсуда за отсутствием состава административного
правонарушения, а производство по делу в отношении ООО «Красноярская
газета» прекратить.
Красноярский краевой суд отказал юристу-правозащитнику. Редакция
«КГ», нищенствующая, как и мы, ищет деньги, чтобы заплатить штраф.
Может, уже и нашла. А следом оштрафовали и главного редактора Олега Пащенко.
Вдогонку, чтобы впредь неповадно было.
Владимир Пиманов был очень расстроен этой ситуацией. Он позвонил
мне, сказал, что дело это не оставит, дойдёт до Верховного суда. Говорил, что
надо поднимать журналистское сообщество и общественность в целом.
Не дошёл и не поднял. Буквально через пару-тройку дней Владимир
Иванович внезапно скончался. Конечно же, главные его переживания были связаны с
недавней гибелью сына на СВО, но совсем не исключаю, что «дело об
иноагентах» стало той капелькой, которая переполнила жизненную чашу.
Он побывал в Енисейском управлении Роскомнадзора, в залах
заседания судов и был буквально потрясён формализмом и непатриотичностью тех,
кто вроде бы должен работать на благо общества, поддерживать патриотические
настроения.
Мир твоему праху, Владимир Иванович! Мы ещё поборемся, хотя сил
становится всё меньше. За предупреждениями, штрафами следуют не только денежные
потери. Роскомнадзор может поставить вопрос и о закрытии СМИ. Пока он всемогущ,
и суды на его стороне, поскольку они — из одной системы. Системы, которую нужно
законодательно менять.
Владимир Павловский главный редактор газеты «Красноярский рабочий» . Член Союза журналистов России
В нашем городе более 10 собачьих приютов, во многих
находятся не только собаки, но и
бездомные кошки. В социальных сетях мы часто видим обращения руководителей, работников этих приютов к общественности, к жителям города и края с
просьбой о помощи. Сейчас, когда ударили сильные морозы, положение приютов настолько
усугубилось, что без помощи сторонних организаций и граждан им уже не справиться. Корм, крупа, мясо – это в
первую очередь, чтобы выжить, не умереть с голоду. Солома, старое белье, коврики
– это всё нужно для подстилок. Еще нужны тазы, кастрюли, любая объемная посуда.
Конечно, такие обращения находят отзывы в сердцах людей. Есть и волонтёры, по
выходным, в День открытых дверей, приезжают в приюты кураторы отдельных собак, жители
города – они привозят корм, гуляют и играют с собаками. Это всё хорошо, но без государственной поддержки тем
приютам, которые занимаются только содержанием собак, не выжить.
Есть такая аббревиатура – ОСВВ. Это способ
обращения с бездомными собаками, известный, как
«Отлов-Стерилизация-Вакцинация-Возврат», узаконивающий их свободное нахождение
в городской среде. Является экспериментальным методом, предложенным российской
зоозащитной общественностью, ведущей борьбу за освобождение животных. Те
приюты, которые выигрывают муниципальные тендеры на ОСВВ, могут на заработанные деньги и содержать собак, которых
у них гораздо больше, чем заложено программными нормативами. А собак больше
потому, что человечные и добросовестные работники этих приютов не могут
отказать в «усыновлении» любому брошенному псу.
Но как же становится страшно, когда происходит следующая ситуация: к примеру, приют выигрывал несколько лет тендеры на ОСВВ, в
связи с чем мог позволить себе содержать бездомных собак. Но вот на конкурс зашла
организация, которая уронила цену и выиграла тендер.А «уронила» она цену по
простой причине, не содержат они, как полагается, животных, потому они у них умирают от голода и
холода. Живодёры, одним словом. Проигравшему
приюту необходимо вернуть часть собак,
которые «учтены» в техдокументации, выигравшей организации ( «живодёру»), а всех своих,
«неучтенных» собачек, надо теперь содержать самостоятельно. Не мудрено, что не
отдают они «живодёрам» своих «учтённых» псов, зная, что их уморят голодом
или эти собаки умрут от морозов, так как места их содержания не оборудованы и находятся под открытым воздухом. Мы покажем
видеокадры, на которых вы увидите как эти живодёры «содержат» бездомных собак
(а ещё мы решили провести журналистское расследование по этому факту).
Один чиновник засветился в
соцсетях с высказыванием: «А кто просил эти приюты набирать лишних собак?» Ответим: «Совесть и
человечность».
А вот как раз власти в рамках своей компетенции и должны продумать весь механизм: как приютам содержать
бездомных собак, если они не выиграли или не заявлялись на конкурс ОСВВ (Отлов-Стерилизация-Вакцинация-Возврат»). Во многих регионах
России уже есть такая практика.
На заседание круглого стола приглашены: руководители,
работники и волонтёры собачьих приютов, депутаты Красноярского горсовета Андрей
Козиков и Наталья Мельникова, руководитель департамента городского хозяйства
Юрий Савин, общественный зоозащитник Кристина Лабутина, журналисты красноярских
СМИ, общественники.
Накануне Дня волонтёра, 4 декабря 2023 года в Москве состоялось награждение победителей международной премии #мывместе — 2023.
Красноярское краевое отделение Союза журналистов поздравляет руководителя Благотворительного фонда «Феникс» Татьяну Станкевич, специалистов, волонтёров фонда с этой победой. Гордимся , что мы — партнёры. Мы с вами уже более шести лет: снято несколько документальных фильмов о ваших проектах, написаны статьи, в которых мы рассказываем о добрых и нужных делах фонда, о волонтёрах, о подопечных, о реализации идей и проектов. Мы уже знаем многих ваших подопечных лично, у кого-то побывали дома, когда проводили съёмки, принимали участие в ваших крутых мероприятиях. Достойная заслуженная победа! Молодцы!
Проект «С заботой о жизни» Благотворительного фонда Феникс Благотворительный фонд «Феникс» занял третье место в номинации «Помощь людям. НКО»
Татьяна Станкевич -руководитель БФ «Феникс»: «Меня переполняли невероятные чувства — и радость от победы, и слезы от увиденного на сцене, и гордость за своих ребят с крыльями на спине. Это моя маленькая армия — такая, какая есть, другую искать и создавать некогда, мы нужны нашим подопечным здесь и сейчас. И для меня каждый из них бесценен. Победа проекта — это их труд. Можно придумать тысячу проектов, но если рядом нет соратников — все бессмысленно.
Я хочу сказать огромное спасибо Агентству молодежной политики Красноярского края и Краевой центр поддержки общественных инициатив за мотивацию и поддержку. Если бы не они, я не решилась бы на участие в этом конкурсе.
Кроме того, Красноярская делегация — одна из немногих делегаций, у которой не было ни организационных, ни информационных проблем. Они всегда все решают мобильно, профессионально и ответственно.
Спасибо организаторам премии #МЫВМЕСТЕ за полученные эмоции и прекрасный опыт.
Спасибо жюри, за высокую оценку проекта.
Спасибо всем вам, мои подписчики, кто голосовал за нас, хоть голосование было непростым.
Это очень важно, понимать, что ты не один, мы вместе — #мывместе. Это очень важно: ощущать что мы в одном месте, в нужный час!»
26 декабря 1995 года в первом подъезде дома №106
по улице Дубровинского бандиты нанесли журналисту Вадиму Алферьеву травмы,
несовместимые с жизнью, от которых тридцатилетний парень через несколько часов
скончался в больнице.
Нет никакого сомнения, что убийцы выполняли заказ воротил криминального бизнеса и преступников, пробравшихся к властной кормушке. Ведь именно о них смелый журналист писал свои разоблачительные статьи.
Мы считаем, что красноярцы должны сохранить память о мужественном журналисте, который в те непростые времена не боялся сказать людям правду и погиб, выполняя свой профессиональный долг. Поэтому мы обращаемся к вам, уважаемые жители дома № 106 по улице Дубровинского с просьбой поддержать нашу инициативу об установке на доме памятной таблички Вадиму Алферьеву.
Если мы будем забывать уроки прошлого, будущее нас заставит их повторить!
Сегодня, 11 декабря 2023 года, мы проинформируем жителей дома №106 по улице Дубровинского города Красноярска ( развесим объявления на подъездах) о том , что 21 декабря 2023 года в 18.00 состоится внеочередное собрание собственников дома по вопросу установки памятной таблички журналисту Вадиму Алферьеву.
Мы просим собственников дома прийти 21 декабря в 18.00 на собрание жителей (сбор возле 1 подъезда), чтобы выразить своё отношение к нашей инициативе.
Для тех, кто не сможет прийти, подписные
листы с 21 декабря будут лежать в почтовых ящиках. Просим сдать подписанные листы Рутковской Ларисе – квартира №19 дома 106 по
улице Дубровинского, т. +7 960 763 19 04
Члены краевого отделения Союза журналистов России, коллеги и друзья Вадима Алферьева.
Тридцатилетний юбилей отметил, самый, пожалуй, заметный литературный журнал Красноярья.
Его создателем, идейным вдохновителем и первым редактором был известный сибирский поэт, драматург и прозаик Роман Солнцев. Активное участие в становлении журнала принимал Виктор Петрович Астафьев. У издания – удивительная судьба. Он был открыт в 1993 году, и вставал на ноги и креп, когда всё вокруг напротив, закрывалось и рушилось.
Журнал пережил многие, «модные, современные» и куда более коммерчески
успешные издания. На его страницах впервые увидели свет многие произведения не
только красноярских, но и российских авторов.
В 2007 году, после ухода из жизни Романа Харисовича Солнцева,
его на посту главного редактора сменила красноярская поэтесса Марина Саввиных.
В 2019 году «эстафету» подхватил Вадим Наговицын
Сегодня среди авторов
журнала «День и ночь» — ветераны и школьники, маститые литераторы и
начинающие, сибиряки и пишущие по-русски жители ближнего и дальнего зарубежья.
Как бы ни было трудно, журнал «День и ночь» старается не ронять планку,
установленную его основателями, и, судя по откликам, большей частью это удаётся.
Председатель
Красноярского краевого отделения Союза журналистов России Дмитрий Голованов поздравляя
коллег, отметил, что несмотря на то, что журнал – литературный, на его страницах
регулярно печатаются и журналистско-публицистические материалы, и неслучайно нынешний
главный редактор журнала Вадим Ноговицын состоит в рядах Союза журналистов. И
вообще – между писательством и журналистикой очень тонкая грань:
— Почти все пишущие журналисты так или иначе пробовали свои силы на литературном поприще, многие мои коллеги пишут стихи, рассказы, печатаются в литературных журналах, издают книги. В свою очередь и писатели не могут оставаться в стороне от «лихорадки будней» и, время от времени выступают в периодической печати с публицистическими материалами «на злобу дня». Неслучайно некоторые мои коллеги состоят сразу в двух творческих союзах – писательском и нашем. Поэтому этот наш общий юбилей, — подчеркнул Дмитрий Владимирович.
Дмитрий Голованов поздравляет Марину Саввиных с юбилеем журнала и днём рождения
Символично что день основания журнала совпал с днём рождения его бессменной «музы» — Марины Саввиных, которую тепло поздравили все собравшиеся.
В основу повести легли события, случившиеся в 1995-96 годах, в пору, когда нынешние тридцатилетние красноярцы были подростками. Что-то они читали об этом в старых газетах, что-то почерпнули из слухов. А о некоторых делах могут лишь догадываться, так как их до сих пор тщательно скрывают все, кто был причастен к этому.
— Но вы же ждали меня, оператор навёл камеру…
— И в мыслях не было. Мы снимали совсем другой сюжет. Вы
попали случайно, а узнал я вас только, когда вы заговорили. Мы собирались
начальника управления культуры снять.
— Сероштана? — Инга засмеялась. — То-то он мимо меня к лифту
побежал, как из чужого огорода. Бежит и оглядывается, бежит и оглядывается…
— Ну, раз Сероштан у вас стервец, то я, видимо — стерва, —
невесело улыбнулась Инга, не отводя взгляда от дороги. — Я ведь вам тоже
напакостила.
— От красивой женщины не могут исходить неприятности, —
возразил Игорь. — Красивая женщина источает амбру и мускус, создавая
неповторимую ауру, в которой готов утонуть каждый мужчина.
— Ого! — Инга покосилась на Игоря. — Кто это так сказал?
— Абуль-Фарадж, персидский мудрец.
— Врёте — или вы, или ваш мудрец.
— Почему? — удивился Игорь.
— Амбра, как я слыхала, представляет собой неаппетитную
массу, содержащуюся в кишечном тракте кашалота. Мускус выделяют самцы бобра в
период спаривания. А что касается ауры, то это слово означает состояние,
предшествующее эпилепсии. Вряд ли ваш персидский мудрец хотел, чтобы женщина
выглядела таким чудовищем.
Глядя на растерянного Игоря, она рассмеялась.
— Первый раз в жизни встречаю девушку, которая анализирует
комплименты, — пробормотал он смущённо. — Откуда вы всё это знаете?
— Регулярно смотрю ящик. Прихожу с работы, бухаюсь в кресло
— и пялюсь до упора. «Поле чудес», «Знатоки», «Проще
простого»… Там всё объясняют — и про мускус, и про ауру, и про
женщину… Кстати, с вами познакомилась по телевизору. Почему и клюнула на ваш
звонок.
— Ну и как впечатление, если сравнить?
— Знаете, на экране вы лучше. Увереннее, — говоря это, Инга
свернула к краю тротуара и остановила машину. Взглянув на огорчённое лицо
Игоря, добавила. — Но здесь вы искреннее.
— И на том спасибо, — вздохнул Игорь.
— А у вас действительно не было неприятностей тогда? —
переменила тему Инга. Она повернулась к нему, положив руку на спинку сидения за
спиной Игоря и внимательно глядя на него.
— А вам очень хотелось, чтобы они у меня были?
— Совсем не хотелось.
— Так у меня их и не было, — невинно ответил Игорь и,
наставив на неё палец, продолжал, понизив голос. — Сейчас я буквально вижу, как
в вашей чудесной головке формируется вопрос, который вы не решаетесь мне
задать: почему? Почему меня не избили, не ограбили и не опоили, как вам этого
хотелось?
— Да нет же, честное слово, нет! — простонала Инга и,
отвернувшись, обхватила голову руками.
Внезапно она выпрямилась и, включив зажигание, тронула
машину.
— Куда мы? — забеспокоился Игорь.
— Сейчас… увидите, — бормотала Инга, глядя на дорогу.
Они приехали на железнодорожный вокзал.
— Выходите! — скомандовала Инга.
Ничего не понимая, Игорь выбрался из машины. Инга заперла
дверку и быстро пошла по Привокзальной площади, кого-то высматривая. Возле
киоска, где торговали аудиокассетами, стояло несколько человек. В их кольце
пьяная женщина танцевала под доносившуюся из динамика музыку. Она извивалась,
вертела бёдрами, ритмично работая согнутыми в локтях руками. Временами она
подмигивала зрителям, выкрикивая какую-то тарабарщину. Недалеко от неё на снегу
лежала черная шляпа с мелочью.
— Райка! — окликнула ее Инга и не получив ответа, позвала
громче — Ламбада!
Женщина, продолжая ритмично двигаться, оглянулась — и вдруг
остановилась.
— О, ё-моё, какие люди в Голливуде! — широко улыбаясь
щербатым ртом, заголосила она и направилась к Инге. Игорь, стоя сзади,
поёжился, видя, как она обнимается с Ингой. Затем женщина обернулась и
торжественно объявила:
— Концерт временно прекращается по техническим причинам,
можете все идти на…, ко мне подруга пришла. Стой, кассу забыла!
Она вернулась, подняла шляпу и, вынув из неё несколько
купюр, водрузила шляпу на голову.
— Слушай, Инга, в каком ты прикиде! — восхищённо протянула
женщина, оглядывая Ингу. Затем, покосившись на Игоря, прибавила. — И фраер тоже
ничего. Вообще-то, конечно могла бы и покруче найти. Хотя где у нас тут на бану
найдешь — транзитники да командированные. Ну, всё равно — это дело надо
отметить, пошли в «стояк»!
Игорь, крайне обиженный, что его отнесли к категории
вокзальных ухажёров, последовал за подругами. В привокзальном кафе они встали
возле свободного столика, и Райка полезла было в карман, но Инга остановила её:
— Райка, не форси. Я тебя отыскала, значит, я и угощаю.
Она достала из сумочки деньги, протянула Игорю, но Райка
бесцеремонно перехватила руку.
— Инга, это уж мне доверь, а то фраеру твоему такое
отпустят, что потом неделю на унитаз работать будем.
— Кто это, — тихо спросил Игорь, когда Райка ушла к буфету.
— Подруга — разве непонятно? — глядя на него в упор,
усмехнулась Инга. — Мы с ней вместе работали. А потом она провинилась и её…
уволили. Потом провинилась я, но мне повезло.
— Где вы работали?
— А вот она сейчас все расскажет. Мне-то вы вряд ли
поверите, — Инга повернула голову в сторону приближающейся Райки.
Та выгрузила на стол три банки «аслановской» и
пачку печенья, громогласно объявив:
— Всё! Остальное в любом «стояке» в рот брать нельзя.
Остальное — для проезжающих…
Долговязый мужчина в подбитом мехом пальто за соседним
столиком бросил вилку с недоеденной сосиской и возвысил голос:
— Ты бы не портила аппетит людям, раз пришла! Ну, нигде от
этих бичей не укроешься!
— Усохни, продолговатый, а то я тебе в зад плюну — у тебя
голова отвалится, — презрительно отрезала Райка. — Ты где бичей увидал, а? Ты
на себя погляди, военный обиженник. Трескай свои тошнотики, пока тебя никто не
трогает.
Мужчина выдернул зажатый в ногах портфель и пошёл к выходу,
негодующе оглядываясь. Райка, проводив его взглядом, вскрыла водку и подняла
банку:
— Ну, подружка — со свиданьицем?
Инга, улыбаясь, покачала головой:
-Я за рулём. Вон с Игорем выпей.
Райка чокнулась с Игорем:
— Вот за что её люблю — никогда ума не пропивает, — она
опрокинула банку, сделала несколько глотков и, зажмурившись, замотала головой.
— А я из-за своего дурного характера вечно залетаю… Помнишь, что они со мной,
козлы, сделали?
Инга утвердительно кивнула головой и тронула её за рукав:
— Раечка, нам идти пора…
Райка непонимающе взглянула на Ингу, затем — на Игоря.
— Куда? А-а, у
матросов нет вопросов. Спасибо, что
навестила. А ты, фраер, — обратилась она к Игорю, — мою подругу не обижай, она
классная девушка.
Инга вытащила из сумочки несколько купюр и сунула их в
карман кофты Райке. Та заупрямилась.
— Да ты чего, Инга? У меня всё нормально, ты и так
потратилась…
— Бери, бери, — терпеливо увещевала Инга пьянеющую Райку. —
У меня сейчас бабки есть, а кончатся — может случится, ты же и выручишь. Не так
что ли?
— Инга, — сквасилась Райка. — Сукой буду… Я же тебя… ты
же меня знаешь: если что…
Она сердечно расцеловалась с Ингой и, хихикая, прошептала,
оглядываясь на Игоря:
— А то может, уступишь мне фраера своего? Ты же знаешь — я
могу обслужить по первому классу. Зачем он тебе? За версту же видно, что
пустой.
— Ничего, — улыбнулась Инга. — Я сама обслужу, если надо
будет, — и она насмешливо поглядела на растерянного Игоря.
Только усевшись в машину, Игорь, наконец, обрёл дар слова.
— Ну, и для чего нужен был этот цирк? — спросил он.
Инга, не торопясь, достала из «бардачка» флакон с
дезодорантом и продезинфицировала рот.
Затем включила зажигание, прогревая машину, и повернулась к
Игорю.
— Это не цирк. Это действительно моя подруга, Рая. Кличка у
нее — «Ламбада». Она танцами зарабатывает. И ещё кое-чем.
Не зная, что ответить, Игорь промямлил:
— Так если она ваша подруга, может лучше её домой увезти? Да
и зачем деньги давать пьяной — всё равно пропадут.
— Она в Таракановке угол снимает, — ответила Инга. – Туда на
машине не просто проехать. А здесь безопасно, к ней народ хорошо относится,
даже милиционеры не забирают – привыкли. Кстати, а почему мы до сих пор на
«вы»? Ты же наверно понял, откуда я с ней знакома?
— Откровенно сказать, не совсем, — неуверенно ответил Игорь.
— Ах ты, мой октябрёнок, — Инга ласково погладила его плечо.
— Да проститутки мы с Райкой. Вместе в эскорт-услугах трудились. И вот как-то у
Райки тяжёлая смена была, а её под конец в баню заказали. То ли военные, то ли
«чурки» — одну на пятерых. Она — в отказ. И на беду, все девушки в разъезде:
ночь же, самый пик заказов.
— И что? — спросил Игорь, видя, что Инга замолчала.
— А ничего, — угрюмо ответила она. — Уволили. Без выходного
пособия, четырёх зубов и с отбитыми почками. А через месяц уволили меня. Мое
счастье, что «крышу» нашла. Иначе мы сейчас вдвоём бы танцевали на
вокзале. — Инга покосилась на Игоря. — И тогда вряд ли ты, мой милый, заливал
бы мне про амбру, мускус и персидских мудрецов. Ты бы на меня глядел, как в
«стояке» на Райку.
— А сейчас ты кем работаешь? — осторожно спросил Игорь.
— «Девочкой при», — ответила Инга. — Сейчас при
компьютере. Я же курсы закончила, профессиональный программист. Набиваю всякую
ахинею. А так — что скажут. Ну, что, — она покусала губы — Как любит говорить
мой шеф, ситуация обозначилась. Куда тебя отвезти?
— На студию, — ответил Игорь, мельком взглянув на часы.
Всю обратную дорогу они ехали молча. Развернувшись возле
ворот студии, Инга выключила зажигание и положила руки на руль, глядя перед
собой. Игорь помялся, подыскивая слова.
— Послушай. Я может действительно фраер, как твоя подруга
заметила. И действительно зря звонил тебе тогда — телефон твой попался
случайно… Но вот не напугала ты меня ни этой историей, ни подружкой своей, ни
амбалами, которых я встретил вместо тебя на Кирова. Если действительно не
хочешь меня знать — пусть так и будет. Тем не менее, вот тебе мой телефон, —
Игорь вырвал из записной книжки листок, записал номер и положил на сидение. — В
четверг у меня просмотр, и я весь день в студии. Если позвонишь — приду, куда угодно. Даже, если меня там будет
ждать вся твоя фирма, во главе с шефом.
Игорь вышел их машины и, не оборачиваясь, направился к
проходной.
…И вот сегодня он уже около часа сидел в пустом кабинете,
уставившись на телефон. За окном стемнело, но он не включал света. В конце
концов, это могла быть и не Инга. Могли звонить из газеты, с радио — да мало ли
откуда. Он поднялся и подошел к вешалке. И в это время оглушительно зазвенел
телефон. Игорь бросился к столу, схватил трубку:
— Слушаю! Говорите!
— А что говорить? — глухо ответила трубка. — Я тебе шестой
раз звоню. И после каждого звонка обзываю себя самыми последними словами. Ты
таких слов даже не знаешь…
— Да здесь я! — заорал Игорь, боясь, что сейчас раздадутся
гудки. — Инга, я сижу перед телефоном уже больше часа. Пожалуйста, не вешай
трубку!
— Я тебя повешу, — пообещала Инга. — Как только увижу —
сразу повешу. А уж потом всё остальное. Жди меня на вахте — через полчаса
подъеду…
Глава
одиннадцатая
…Мануилыч открыл дверь — в нос ему ударили запахи
перегара, мочи, пота, курева. Тёплый тошнотворный воздух волнами ходил по
дежурной части. За пультом осипший дежурный — Мишка Товстуха — прижимая руку к
груди, объяснялся по телефону. Был он почему-то в тёмных очках.
В соседней комнате два его помощника сортировали
задержанных, отбирая объяснения. Затоптанный, в окурках, пол, перебранка
помощников с задержанными, растерянный Товстуха — всё свидетельствовало о том,
что раньше двенадцати смена дежурства не сдаст. Уборку помещения ещё не делали,
материалы на мелкачей оформить не успели. Мануилыча это устраивало — он сегодня
был в опергруппе, а стало быть, пока его дежурный не примет смену, свободен.
Если, конечно с утра ничего не заявят.
Пройдя к себе в кабинет, Мануилыч достал из тумбочки банку
пива. Вообще-то, был риск: унюхает кто-нибудь из начальства или проверяющие —
шуму не оберёшься. Но, во-первых, по опыту Мануилыч знал, что управленческие
«шестёрки» начинают пасти дежурных ближе к ночи. Bo-вторых, он уже
давно плюнул на все эти мелочи. Вон, жвачкой зажуём — и ни одна собака не
дознается. Дирол с ксилитом защитит вас от кого угодно.
В кабинет влетел Сережка Овчаренко.
— Ой, не могу! Что в дежурке творится – офигеть и не встать.
У них тут ночью такое делалось — это голимый триллер! Очки на Товстухе видал?
Он же под ними «бланш» прячет. А знаешь, кто его приголубил? Сроду не
догадаешься — покойник!
Мануилыч поперхнулся пивом:
— Чего несёшь?
— Вот и я сперва не поверил! — расхохотался Сергей. — К ним
под утро влетает дамочка — в одном халате нараспашку… Падает на стул и бьётся
в истерике: она из ванны вылезла, а её мужик висит в зале на люстре. В отделе
ни опера, ни следователя — оба на выезде. Хорошо, дамочка через дорогу живет.
Мишка берёт с собой помощника, оставляет второго на связи — и с этой девушкой идёт к ней домой. Пока
помощник на кухне искал предсмертную записку,
Мишка решил срезать веревку и снять покойника. Вдруг помощник из кухни
слышит грохот, потом дикий крик — и тишина. Он влетает в комнату: на полу лежит
Мишка, глаза открыты. На нём — покойник — тоже глаза открыты, язык прикушен,
все, как надо. А на верху этой кучи молодая вдова, без памяти, глаза закрыты —
зато другое место открыто.
— Со стола упали что ли? — попытался угадать Мануилыч.
— Если б только … Мишка рассказал потом, что когда веревку
обрезал, покойник обвис на нём и прямо в лицо ему выматерился!
— Ну да, — усомнился Мануилыч.
— Мишка божится, что так и было. Да и вдова тоже слышала.
Она потом судмедэксперта достала. Тот ей объяснял, что это у него воздух горлом
пошёл, когда верёвку перерезали — ничего знать не хочет. Он матерился, значит
живой — и всё тут! До утра звонила в управу, всех на ноги подняла…
— Когда они там смену сдадут, не знаешь?
— Так, а я что к тебе-то пришёл? У них же утопленник с шести
утра в Вонючке плавает!
— И не выезжали что ли?
— На чём? Одна машина по спецсообщениям ходит, другая с
происшествия не вернулась.
— Наше дело телячье, — Мануилыч отхлебнул пива. — Дадут
машину — поедем, не дадут…
Резкий телефонный звонок не дал ему закончить. Звонил новый
дежурный Юрий Березин.
— Мануилыч, тут полный завал. Мишка нам утопленника по смене
оставил.
— Знаю…
— Ни черта ты не знаешь. Они, вахлаки утром ничего лучше не
придумали, как переплавить его на другой берег, где территория Железнодорожного
отдела. Те пожаловались Шуранову, он
вставил пистон нашему начальнику. Тот сейчас сидит бледный, как спирохета,
Мишкина смена пишет объяснения. Так что нам придется за ними это всё подгребать.
— Так ведь машин в отделе нет…
— Я же тебе говорю: начальник отдела даёт свою
«Волгу», езжай скорее, время пошло…
— Кто бы спорил, — вздохнул Мануилыч. — Только ты шефа
предупреди, что мы утопленника в его «Волге» в морг повезем, если
что…
— Там всё договорено
с гаишниками, они вам уже грузовик достают. Я тебе объясняю: Шуранов такой
погром устроил… Давай на выход. Возьмите с Серёгой ломик что ли — утопленник
в лёд вмерз. Не знаю, как вы его выковыривать будете.
Вача была обыкновенной сибирской речушкой. В верховьях её
водились хариусы и даже по слухам бил нарзанный источник. Но проходя через
Город, Вача менялась, впитывая в себя отходы мясокомбинатов, авторемонтных
мастерских, рынков, расположенных по её берегам. Даже название её менялось —
это была уже Вонючка. Небольшой участок Вонючки служил границей между
Центральным и Железнодорожным районами. Вот на этом участке и был обнаружен
утопленник, которого Мишкина смена так неудачно хотела отфутболить соседям.
Подъехав к месту происшествия, Мануилыч и Серега
многозначительно переглянулись. Ни один бомж на их памяти не удостаивался таких
пышных проводов. Кроме Шуранова там были: районный прокурор, начальник
городского управления и ещё какие-то люди, не говоря уже о судмедэксперте и
кинологе, державшем в поводу собаку. Приезжее начальство торчало по берегам
Вонючки строго и неподвижно, как коршуны-стервятники, слетевшиеся на падаль.
Мокрый снег и глинистые холмы, на которых укрепились прибывшие, только
усугубляли эту строгость и неподвижность. Спуститься с холмов начальство не
могло — с других позиций тело не просматривалось. Вытащить труп тоже было
невозможно — ни статус собравшихся, ни имевшиеся в наличии средства, даже
теоретически к этому не располагали.
Перекинувшись несколькими словами, Мануилыч с Серёгой
приблизились к берегу. Потом побродили вокруг, пиная снег и не обращая внимания
на демонические фигуры по берегам Вонючки. Наконец Мануилыч нашел толстую
проволоку. Один конец был закреплен на бампере машины, с другим Овчаренко осторожно
спустился к воде, приладив его к трупу. Когда покойник был вытянут наружу,
начальство загомонило. Спустившись со своих кочек и сгруппировавшись вокруг
мертвяка, все стали делать логические умозаключения.
— Похоже на убийство…
— Ударили сзади — видите, затылок рассечен…
— Надо бы ориентировку дать, личность установить…
— Старшина (это было адресовано Сергею), пошарьте в
карманах, может документы есть.
Овчаренко перевернул тело лицом вверх — ахнул:
— Ё-моё, это же Саня-Скипидар! Мануилыч, гляди!
— Какой еще скипидар? — недовольно забрюзжал толстый
полковник из городского управления. Шинель сидела на нем, как армяк на кучере,
синий от холода нос усугублял это сходство. Он приехал самым первым, простоял
на берегу около часа, распекая по рации всех за неорганизованность. Однако
когда приехал Шуранов, полковник остался без работы. Поэтому Серега подвернулся
вовремя.
— Какой скипидар, я вас спрашиваю?
— Сторож авторемонтной фирмы, — доброжелательно объяснил
Овчаренко. — Он тоже с Калинина, мы росли вместе.
— Его надо допросить!
Полковник поискал глазами прокурора и поманил его пальцем.
Прокурор сделал вид, что не заметил жеста и, выдвинувшись на первый план, с
интересом осмотрел Серегу, даже голову наклонил сперва в одну, затем в другую
сторону, будто прикидывая, сразу арестовать старшину или погодить.
— Пожалуй, это будет интересный свидетель. Возможно, он,
зная убитого, сможет вывести нас на подозреваемых.
— Какое же тут убийство, если он сам утоп? — удивился
Овчаренко.
— Откуда вам это известно? — хищно перебил его прокурор.
— Мне — ниоткуда. Я же говорю: Скипидар в авторемонтной
мастерской работает, по эту сторону Вонючки…
— Знаете, давайте без этого вашего блатного жаргона, — снова
перебил его прокурор. — Тут вам не улица Калинина, а вы все-таки сотрудник
милиции, не забывайтесь.
— Ладно, пусть говорит, как
знает, — благосклонно разрешил полковник из городского управления. Он с молодых
ногтей сохранил корпоративную неприязнь к белой прокурорской косточке, прямо со
студенческой скамьи получающей право надзора за милицией. Сам полковник
юридический факультет одолел заочно, в зрелом возрасте и с великими трудами.
Поэтому веселый жуликоватый старшина, да ещё с хулиганской улицы Калинина —
внушал ему больше симпатий, чем отутюженный прокурор.
— Я и говорю, — невозмутимо продолжал Серега, безошибочным
чутьем маленького человека уловив флюиды покровительства, исходящие от
начальства. — А сам Санька живет на Калинина, по ту сторону Воню… речки этой.
Вот, значит, чтобы ему крюк не делать, он домой по канализационной трубе пошёл
— вон она перекинута с берега на берег, видите?
Все повернули головы в направлении его пальца, затем, как по
команде, снова уставились на старшину.
— И что? — не выдержал прокурор.
— И всё. Он ночью, видать, по трубе пошёл, оскользнулся,
шмякнулся… А берега — видите? Только пьяному и ходить.
— С чего вы решили, что он был пьян?
Серега обезоруживающе улыбался:
— Трезвым по этой трубе любой дурак пройдёт. Даже,
извиняюсь, вы…
Прокурор открыл рот и издал утробный звук, напоминающий
сипение закипающего чайника. Положение спас полковник из городского управления,
нашедший реплику старшины убедительной:
— Ну, что, всё ясно. По ориентировке — отбой. А старшину
надо поощрить. За раскрытие преступления по горячим следам. Как вы считаете,
Сергей Серафимович?
Шуранов, стоявший возле «Волги» с Мануилычем,
кивнул головой
— Конечно, конечно. Только подготовьте два приказа:
дежурного смены, которая ночью не выехала на происшествие, наказать, а старшину
— поощрить.
Присутствующие загомонили, выбираясь к стоящим на дороге
машинам. Шуранов, глядя на Овчаренко, снимавшего проволоку с покойника, заметил
Мануилычу:
— Толковый старшина. Расписал всё, будто он вчера тут был.
Типичный несчастный случай.
— Типичный, — согласился Мануилыч. Он поднял глаза на
Шуранова. — Если не считать, что этот Жарков перед тем, как в Вонючке утонуть
сидел у вас по «тёмной» сотке в Управлении…
— Бокарев настучал? — перебил его Шуранов.
— Зачем Бокарев? У меня с убитым сложились контакты. Когда
вы его с квартиры взяли, он успел послать жену ко мне — та всё и рассказала. А
потом приятели к нему наведывались. Так что когда он вышел от вас, все
основания для несчастного случая были налицо.
— Ну, эти твои умозаключения можешь оставить при себе. —
Шуранов вплотную подошел к Мануилычу. — Не было никаких «соток» — ни
тёмных, ни светлых. Это раз. Второе: убийство Артемьева зависло, а ты вместо
того, чтобы отрабатывать подозреваемых, штрафанул их и отпустил на все стороны.
Почему ты это сделал, я не знаю, но из-за твоего либерализма мы вынуждены
теперь искать Парамона. И что он натворит за это время — одному Богу ведомо.
— Та-ак, — удивленно поднял брови Мануилыч. — Уже крайний
вам понадобился? Быстро. Видать, хорошие показания выбили из Жаркова. Такие
хорошие, что в один день и Жаркова в Вонючке нашли и Парамона потеряли. Ловко,
однако, управились!
— Вы… думайте, что говорите, товарищ майор! — темнея
лицом, отчеканил Шуранов. Он повернулся и пошёл к своей машине. И уже открыв
дверцы, бросил, не глядя на Мануилыча. — Потом продолжим разговор — когда
Парамона задержим.
Погрузив покойника в кузов «ЗИЛа», Мануилыч со
старшиной уселись в кабину и поехали в морг. Овчаренко был весел и разговорчив,
прикидывая, какую премию ему отвалят в управлении. Это зависело от приказа.
Если по райотделу, то немного. А если по управлению — могут и оклад накатить.
Он вовлёк в свои расчеты водителя, и они увлеченно принялись обсуждать, как
эффективнее израсходовать будущую премию.
— Слышь, Мануилыч, — толкнул Серёга Шеремета. — А ты на что
советуешь премию потратить?
— Зайди в ЦУМ, — порекомендовал Мануилыч, рассеянно глядя на
дорогу – там на днях машинки завезли.
— Какие машинки?
— Губу заворачивать, чтобы не сильно распускал.
Овчаренко обиженно умолк.
До обеда Мануилыч ездил, опрашивал свидетелей: был у жены
Жаркова, в фирме, носившей звучное название «Коралла» и оказавшейся
обыкновенной авторемонтной мастерской. Охранник подтвердил, что сменил Жаркова
в двенадцать ночи, тот посидел с ним до часу, немного выпил и ушел. Выглядел
тревожным, подавленным, но на вопрос напарника, что случилось, отмахнулся: так,
неприятности. Взял фонарик и попрощался.
— Фонарик?
— Ну, да. Он домой ходит по трубе, через Вонючку, так ближе.
А без фонарика поскользнуться можно…
В обед, выпросив машину и забрав Овчаренко с
металлоискателем и двух «мелкачей» в качестве понятых, Мануилыч
отправился на место происшествия. Овчаренко охотно прошёл от фирмы до берега
речки, разъясняя понятым принцип действия металлоискателя и находя из-под снега
ржавые ведра, арматуру и прочий лом. Дойдя до трубы, он доложил:
— Нет там никакого фонаря. А в речке металлоискатель его не
достанет. Глубоко.
— А ну-ка пройди на ту сторону, — попросил Мануилыч.
— То есть, зачем? — удивился Сергей. — Он что, по-твоему, на
тот берег перешёл, а потом вернулся?
— А на всякий случай.
Фонарик нашли сбоку от тропинки, метрах в пяти от речки. По
описаниям охранника и жены это был именно тот фонарь, которым пользовался
Жарков. В отделе Овчаренко грустно сидел в кабинете Мануилыча, следя за тем,
как тот оформляет бумаги.
— Выходит, накрылась моя премия? — не выдержав, спросил он.
Мануилыч пожал
плечами:
— За сутки все равно никто решения по делу не примет, да ещё
экспертизу ждать не меньше месяца… Так что, думаю, ты свою премию успеешь
получить. Шуранов сказал — в приказ, значит, будешь в приказе. А уж убили
Жаркова или нет — это в кадрах никого не волнует.
Дежурство покатилось своим чередом: после обеда заявили
квартирную кражу, ближе к вечеру пошли грабежи на улицах… Женщины, мужчины,
подростки — пьяные, трезвые, плачущие, хохочущие — сплошным потоком проходили
мимо Мануилыча. То и дело звонили из дежурки — на очередной выезд. К ночи
напряжение спало: пошли семейные скандалы, но это было уже дело дежурной части.
Мануилыч немного вздремнул. Утром его опять подняли — проникновение в гараж.
Он вернулся где-то в девятом часу, сдал материалы в дежурку
и направился, было, в свой кабинет, но в коридоре его остановил Овчаренко:
— Слышь, Мануилыч, там у начальника сидят двое из управления.
У них есть распоряжение задержать смену. По-моему, что-то под нас копают.
— A что им надо?
— Не знаю. У дежурного взяли все материалы.
— Да и хрен с ними. Я у себя. Надо будет — дай знать.
В кабинете Мануилыч расставил стулья, постелил полушубок и
завалился спать. Разбудил его стук в дверь. Он кряхтя поднялся, щёлкнул замком:
перед ним стоял Бокарев и второй, незнакомый ему, в майорских погонах и при
щеголеватых усиках.
— В чём дело? — неприязненно поинтересовался Мануилыч.
— Извините, Иннокентий Мануилыч, у нас распоряжение Шуранова
провести служебное расследование, — виновато ответил Бокарев.
— Расследование? — Мануилыч помотал головой. — Ребята, вы
что — заболели? Я смену сдал, спать хочу…
— Вы ещё не сдали смену, — перебил его незнакомый майор.
— Иннокентий Мануилыч, это недолго, — вмешался Бокарев, явно
стараясь перевести разговор в мирное русло. — Вот майор Плешков отберет у вас
объяснение, а я пойду в дежурную часть.
Плешков расположился за столом, указав Мануилычу рукой на
стул. Затем встал, прохаживаясь по кабинету.
— Ну, как прошла смена? — поинтересовался он, подойдя к
шкафу и открывая дверцу.
— Смена? — растерянно переспросил Мануилыч. Он с изумлением
смотрел, как майор подставил стул и, взгромоздившись на него, открыл верхнюю
дверь шкафа, заглянув внутрь.
— Да, как прошло ваше дежурство? — спрыгнув со стула и,
отряхивая руки, повторил майор.
— Майор, — устало произнес Мануилыч, — чего тебе надо?
Бутылки ищешь — так их тут нет. Или бери объяснение или метись отсюда, понял?
— Вы человек грамотный, опытный, сами напишите. Нас
интересует, почему вы, выехав вчера утром работать по преступлению, вместо
этого с помощником повезли труп в морг. Это что – входит в обязанности
дежурного оперативника?
Мануилыч пожал плечами:
— У нас вчера бичи в спецприёмнике закончились — вообще
некому было трупы возить. Помдеж один не справится, а я не брезгливый. Если ты
приехал только это узнать, то вопрос не
ко мне.
— Но вы могли потратить свое время более продуктивно.
Например, опросить соседей Жаркова. И вы тогда бы знали, что за день до смерти
Жаркова искал Парамонов. И ушел, выяснив, что он находится на дежурстве в
авторемонтной мастерской.
— Я это знаю от жены Жapкова. Объяснение её есть в деле.
Если бы ты смотрел материалы, то увидел, что там есть протокол дополнительного
осмотра, в ходе которого обнаружен фонарик, принадлежащий Жаркову.
— А почему вы мне тычете, Иннокентий Мануилыч? — вкрадчиво
спросил Плешков.
— Да потому что я вижу, что ты сидишь тут и гонишь фуфель. А
в работе нашей ни хрена не петришь. Я собрал материалы, передал их в дежурную
часть. Какие вопросы? И главное: какие у тебя основания их задавать?
— В том-то и дело, что есть основания. Я здесь, как вы
понимаете, не по своему капризу. Понимаю, что вы устали, но вопрос
действительно очень серьёзный, поэтому нам с вами придется поработать. Сейчас я
принесу материалы по трупу, а вы пока подумайте, как вам себя вести. Уж
нравлюсь я вам или нет, но потерпеть вам меня в своем кабинете придётся.
Плешков поднялся и вышел. Усталая чугунная злость охватили
Мануилыча. Этот парень из особой инспекции может и не был специалистом в его
деле, но в своём он разбирался. Ясно, как божий день, что он его
«разогревает». Демонстративно ищет бутылки, задает идиотские вопросы,
делает многозначительные намёки… Сейчас начнёт гонять по материалам, будет
курить, названивать в управление, всем видом показывая, что он тут хозяин, а ты
— никто. И если сорваться, психануть — ему только этого и надо. А «Тактику
работы с подозреваемым» Мануилыч проходил ещё 30 лет назад в Елабужской школе
инспекторов уголовного розыска.
— Вот мы и поглядим, кто первый запсихует, — пробормотал
Мануилыч.
Он запер дверь на ключ и стал рыться в сейфе. Наконец, нашёл
пачку пороха «Сокол» и баночку ваксы. Ваксой аккуратно смазал
слуховую часть телефонной трубки, положил трубку на рычаги, посмотрел издалека
– не видно. Порох же насыпал в большую жестяную банку из-под киноплёнки, с
незапамятных времён служившую пепельницей, и тщательно перемешал его с
окурками… Плешков долго стучал в дверь, беспомощно оглядываясь: что еще
учудил этот хамоватый инспектор? Дверь открылась, и появился заспанный
Мануилыч.
— Ой, извини, майор, заснул. Устал, сил нет, — пробурчал
Мануилыч, впустив проверяющего.
— Почему закрылись-то? — раздраженно спросил Плешков.
— Так ведь утро, народу постороннего в отделе полно, а у нас
тут дело, как я понимаю, секретное, — виновато развёл руками Мануилыч.
Плешков расположился за столом, вытянув из пачки сигареты.
— Не курил бы ты тут? — примирительно попросил Мануилыч, — И
так вонища, как в камере.
— Иннокентий Мануилыч, — сухо ответил Плешков. — Я вас
предупреждал, что приехал сюда не на пять минут. Сейчас ещё раз просмотрю
материалы, сделаю несколько звонков в управление, и мы продолжим разговор. А
вы, если так устали, можете пока пройти в дежурную часть, в комнату отдыха.
Когда нужно будет — я нас вызову. Договорились?
— Хозяин — барин, — вздохнул Мануилыч и смиренно добавил. —
Ты уж не сердись на меня, майор. Сам понимаешь — ночь не спавши, не жравши…
— Хорошо, хорошо, идите, — сухо отрезал Плешков и, когда
дверь закрылась, самодовольно улыбнулся – «поплыл» инспектор. Теперь будет легче работать. Все они сначала
вот так дергаются, хамят, качают права… Ничего, он ему ещё это припомнит!
В дежурке Бокарев отбирал объяснение от Овчаренко. Мануилыч
молча прошёл мимо него в комнату отдыха и лёг на кушетку. Через некоторое время
зашёл Бокарев и присел рядом.
— Что скажешь? — не открывая глаз, спросил Мануилыч.
— Худо дело, Иннокентий Мануилыч. Шуранов велел из-под земли найти Парамона. Мы
его вчера нашли, заперли в камеру. Он показывает на вас.
— Что именно?
— С ним Шуранов сам работает. И чувствую, раз за разом все
чётче. То мычал какую-то ерунду, а сейчас поёт, как по нотам. Дескать, вы у
него наркотики тогда изъяли, но по материалам они не прошли. Вроде вы
сговорились, чтобы в суд не оформлять, а сводить к начальнику на штраф. И ведь
не боится вместе с вами под статью загреметь.
— За что же это я его так полюбил, что от наркоты отмазал?
— Якобы он вам за это «Вальтер» достал. И должен
занести патроны.
— Тогда зачем же они раньше времени шум подняли?
— Думаю, будут брать с поличным. Организуют встречу с
Парамоном да подкинут патроны. А потом обыск у вас устроят и где-нибудь в
мусорном ведре «Вальтер» обнаружат.
— Стадо быть, «Николая Николаевича» за мной
пустят? Слушай, а на кой это все им надо? Мне вон объявить служебное
несоответствие — и можно на пенсию пнуть. Это же проще.
— Тут у них сложные игры. Вы же знаете: в министерстве идет
операция «Чистые руки». Вы думаете, почему Плешков из особой
инспекции здесь? Если они ваше дело раскрутят да подадут в Москву красиво — у
нас в конторе сразу несколько вакансий появятся. Извините, конечно, меня, но вы
в этом деле — пешка. А им в Управе какого-то туза прихлопнуть надо.
— М-да, — вздохнул Мануилыч. — Что ж, спасибо. Только больше
со мной не общайся. Я теперь заразный.
— Там на дверях старшина цинкует. Он вроде парень хороший…
Торопливый стук в дверь прервал их разговор.
— Мануилыч, майор сюда бежит! — донеслось из-за двери.
Когда Плешков влетел в дежурную часть, там было все
по-прежнему: Бокарев чинно опрашивал старшину.
— Где этот негодяй? — чуть не плача крикнул Плешков.
Овчаренко и Бокарев изумлённо уставились на майора:
щеголеватые усики опалены, правое ухо густо измазано ваксой, а руки, которые он
держал на отлете, вывожены какой-то красной маслянистой дрянью.
— Он просто издевается надо мной… я начальнику управления
рапорт… хулиганство какое-то! — задыхаясь от обиды, бормотал Плешков,
брезгливо разглядывая свои ладони.
Дверь комнаты отдыха открылась, и появился Мануилыч. Он
подошел поближе к Пешкову и с любопытством осмотрел его. Затем обратился к
Овчаренко и Бокареву:
— Прошу вас засвидетельствовать то, что я скажу. Нам дано
указание приготовить в целях профилактики краж спецковрики с родамином на
вазелине. Они лежали у меня в тумбочке стола, запертые на ключ, — Мануилыч
брезгливо, двумя пальцами взял за рукав Плешкова. — Стало быть, ты, милый, в
моё отсутствие шарился в столе, вскрыл тумбочку — и вляпался в спецковрик. В
зоне таких людей называют «крысятниками». И бьют, кстати, за это. А
где ты нашёл ваксу и чем опалил усы — этого даже я объяснить не могу. Ни ваксы,
ни пороха у меня в кабинете нет – хоть заищись. Короче, я пошёл писать рапорт.
Старшина, давай за мной, посмотрим, может он украл что-нибудь у меня в
кабинете. Или подбросил.
Когда они ушли, Бокарев сочувственно посоветовал красному,
как рак, Плешкову:
— Лучше не связывайся. Если он кадило раздует — над тобой
вся милиция смеяться будет.
Глава
двенадцатая
…Ингу разбудили длинные звонки в квартиру. Она пошарила
рукой — Игоря рядом не было, а в коридоре с небольшими интервалами продолжал
оглушительно звенеть звонок. Инга села на постели и окончательно проснулась,
сообразив, наконец, где находится. Она приехала рано утром от Игоря, едва
успела принять ванну и без сил свалилась в постель.
Инга накинула халат и пошла открывать. В дверях, лучезарно
улыбаясь, стоял Дмитрий Костровец — начальник службы безопасности, её шеф.
Ничего не понимая, Инга пробормотала:
— Доброе утро, Дмитрий Георгиевич… Что случилось? У меня
же отгул, я вчера предупредила, вы разрешили…
— Все нормально, милая, никаких вводных, — перебил её, входя
в квартиру Костровец.
Он подал увесистый полиэтиленовый пакет, скинул куртку, снял
туфли и повёл её на кухню, продолжая весело болтать:
— Профсоюза у нас, как ты сама понимаешь, нет. Поэтому я, в
порядке личной инициативы, решил навестить сотрудника. Что же это за начальник,
который о людях не заботится? Вот я и позаботился. Кофе поставь, пожалуйста, а
остальное я сделаю сам.
Инга поставила чайник и, скрестив руки на груди, стала
смотреть, как ловко и быстро Костровец извлёк из пакета бутылку коньяку, вскрыл
консервы, положил на стол коробку конфет. Огляделся, нашёл две рюмки и,
ополоснув их под краном, наполнил до краёв, затем торжественно указал на стол:
— Прошу!
Инга присела, пытаясь возразить:
— Но что за повод? Дмитрий Георгиевич, я ничего не
понимаю…
— Сейчас все поймёшь, — успокоил её начальник службы
безопасности. — Он поднял рюмку. — За тебя, моя умница!
Инга пригубила было коньяк, но Костровец протестующе замотал
годовой:
— Нет, нет, до конца. За тот подарок, что ты мне преподнесла
— до дна!
Глядя на его добродушное, улыбающееся лицо, Инга
почувствовала зябкий холодок, прошедший по спине. Костровец не спускал с неё
глаз, пока она не выпила до дна, затем предупредительно протянул ей шоколадную
конфету.
— А теперь, когда ты в состоянии адекватно реагировать —
объясню суть дела.
Костровец закурил и подошёл к окну. Инга напряженно следила
за ним. Глядя в окно, Костровец продолжал:
— Я был бы полным придурком, если бы не предпринял некоторых
превентивных мер к этому писаке, который пытался воспользоваться тобой, как
источником информации. Теперь, когда он, вместо свидания, попал в
медвытрезвитель, проблема с утечкой как бы решена. Но я был бы уже совершенным
кретином, если бы и тут не подстраховался. Всё-таки я в прошлом опер — или кто?
— Костровец выбросил сигарету в форточку
и повернулся к Инге. — И, представь себе, опыт работы в ментовке меня не
подвёл. Этот писака-таки воспользовался тобой – самым пошлым образом. Да это бы
ладно, я не ревнив. Но у баб отвратительная традиция: они любят обиженных.
Нечастных. Оскорблённых. И ради этой любви всё готовы забыть — работу, долг,
обязательства… Вот и ты, моя хорошая: знала же, что я запретил с ним
встречаться? Встретилась. И утаила от меня. Почему? Тебе у меня плохо? Тебе не
нравится эта работа, эта квартира? Посмотри, какой вид из окна…
Он взял её за руку и подвел к окну. Зябкий холодок снова
наполнил Ингу. Она пыталась выдернуть руку, но Костровец ловко завернул её,
заставив изогнуться. Одним движением он задрал ей халат и стянул трусы, прижав
лицом к подоконнику. Она с ужасом почувствовала, как он сзади возится,
освобождаясь от одежды, сжала ноги — и получила болезненный удар.
— Стой спокойно, сука! — прохрипел Костровец, завернув ей
вторую руку, которой она пыталась одёрнуть халат.
…Когда он отпустил её, Инга так и осталась стоять — в
непристойной позе, упёшись лбом в переплёт оконной рамы. Она слышала, как
Костровец сзади привёл себя в порядок, уселся за стол и разлил по рюмкам
коньяк.
— Ну, всё, успокойся, — раздался, наконец, его голос. – И
прими, наконец, нормальную позу. Я же тебя не бил, не выдавливал глаза, не
прижигал сигаретой. Сядь — разговор ещё не окончен.
Она тяжело выпрямилась и, мутно поглядев на Костровца,
пробормотала:
— Мне надо в ванну.
— Конечно, конечно, — кивнул он в ответ. — А затем продолжим
в более мирном тоне.
Когда Инга вернулась, Костровец показал ей на стол, где
стояла её рюмка с коньяком. Инга одним глотком опрокинула коньяк и опустилась
на стул.
— Вот и славно, — одобрил Костровец. — Ты правильно себя
вела — без истерики. Так и надо. Дело слишком серьёзное, чтобы устраивать кино.
Для тебя серьёзное – и я хочу, чтобы ты поняла. Итак, вопреки моему требованию
ты все-таки сошлась с этим… Стариковым. И это, как ни странно, хорошо. Потому
что теперь он у меня — здесь! — Костровец поднёс к лицу Инги ладонь и сжал её в
кулак. — Можешь трахаться с ним до посинения. Но — с одним условием: чтобы он
до самой смерти не лез в дела «ИнфинСиба» и тем более, не пытался о
них публиковать статьи. Вот уж за этим, пожалуйста, проследи.
— Ничего я не буду следить, — пробормотала Инга, снова
наполнив свою рюмку.
— Предвидел, — кивнул головой Костровец. — Это у тебя шок.
Тогда слушай сюда… Погоди пить — это действительно серьёзно. Итак, если я ещё
раз услышу от тебя подобное, твоему разлюбезному тут же станет известно, что
ты, моя хорошая, являешься организатором убийства журналиста Артемьева. Ведь
так? Ведь это к тебе он приезжал тогда на улицу Партизана Железняка? А потом,
когда ушёл, ты дала знать своим сообщникам – те довели его до дома и упокоили.
Вон менты в «Вечёрке» даже объявление напечатали с просьбой сообщить, кто
видел, как Артемьев в день убийства уезжал с Партизана Железняка. Значит,
что-то пронюхали. И если подтвердится, что он был перед смертью у тебя…Я
представляю себе рожу твоего любовника, когда он узнает, кто его так классно
обслуживал.
— Вы не посмеете этого сделать, — глухо ответила Инга.
— Побоитесь. Это вы приказали мне
пригласить его, а потом запретили отвечать на звонки. Сказали, что сами
разберётесь…
— Ай-ай-ай, —
ослепительно улыбнулся Костровец. – Да перестань ты корчить невинность.
Никогда, ничего я тебе не говорил. Просто ты, бывшая проститутка из
эскорт-услуг, вспомнила старое ремесло, пригласила в долю друзей-уголовников и
сдала им клиента. После этого можешь рассказывать, что угодно и кому угодно.
Мне стоит только звякнуть в ментуру – тебя тут же закроют. А там дашь любые
показания. Тем более, если к тебе в камеру подсадят «каблуху». Она тебя так
обработает — сама к следователю проситься будешь. Поэтому, повторяю: как только
в отношении тебя у меня возникнет хоть тень подозрений – уволю и сдам в
ментовку. Со всеми вытекающими. Но, самое главное — накроется твоя светлая
любовь вот этим местом, — и Костровец, улыбаясь, похабно похлопал себя между
ног.
— Хорошо, Дмитрий Георгиевич, — послушно повторила Инга. — Я
не буду ничего говорить Игорю. Я не буду с ним встречаться…
— Ну, почему же, — перебил её Костровец. — Встречайтесь на
здоровье. Говорите о чём угодно. Можешь даже говорить, что я — мерзавец.
Пожалуйста. Но твоя работа для него — табу. Вот и всё. Согласись, это
нормальное условие. И если бы ты сразу поняла, этой безобразной сцены можно
было бы избежать. Ну, я надеюсь, сегодняшняя встряска привела тебя в чувство.
Жестоко, согласен. Грубо, отвратительно — тоже согласен. Но — необходимо.
Видишь ли, милая, мы все сами по себе — полные ничтожества. И ты, и я… Да,
да, я тоже. И своим нормальным существованием мы все кому-то обязаны. В
частности, ты обязана мне, я — Трилису… Так вот, пока мы об этом помним — всё
хорошо. Но как только начинаем забывать — нам тут же об этом напоминают.
Сегодня я вынужден напомнить тебе, кто ты есть на самом деле. Завтра возможно,
мне напомнят. Такова жизнь…
Инга, закрыв глаза, слушала Костровца. Когда он смолк, она,
не открывая глаз, спросила:
— Почему вы меня просто не выгоните? Не избавитесь от
меня… со всеми вытекающими?
— Резонный вопрос, — ответил Костровец. — Отвечаю.
Во-первых, ты хороший работник. Аккуратный, исполнительный, грамотный. Много
знаешь, но не любопытна. Друзей нет — любовники не в счёт. Заменить тебя
трудно, можно — но трудно. То, что тебе этот борзописец в голову ударил —
блажь. 3ачем же я из-за блажи должен терять хорошего работника? Ну, а если ты
все-таки такая дура — это будет никогда не поздно сделать. Только имей в виду:
не дай бог, если доведёшь до этого. Я тебе тут грозил милицией, но могут ведь
быть и другие варианты. Знаешь, что такое «подснежники»? Это трупы,
которые вытаивают из-под снега весной. Я на них, когда опером работал,
нагляделся. И закончим на этом.
Он встал. Погладил Ингу по голове.
— Ты пойми, Инга, мы с тобой — одного поля ягоды. Ты
побывала в помойке, я тоже. А твой кавалер — он может и хороший человек. Он в
миллион раз лучше меня. Но его не били, не унижали, он не сидел по уши в
дерьме. Пусть он все это пройдёт – вот тогда я на него посмотрю. Легко быть
мужественным, если нет опасности. Легко быть порядочным, если не предлагают
взятку. Легко быть честным, если за душой нет ни кола, ни двора. Пожалуйста: люби его, нянчись с ним, тешься —
но не пускай в нашу жизнь. Здесь он будет выглядеть так же, как я. А может и
хуже. Ладно, ухожу. Отдыхай — и помни всё, что я тебе сказал.
Когда в коридоре хлопнула дверь, Инга медленно встала,
прошла в комнату и рухнула на постель. Последнее, что мелькнуло в её памяти —
хохочущее лицо Игоря. Затем откуда-то наплыли ярко-синие звезды, сменившиеся
густой тьмой — и она уснула…
…Редактор «Своей газеты» встретил Мануилыча
радушно, усадил в кресло, принёс чашку кофе и, подавая, спросил, подмигнув:
— Может с коньячком? Или откажетесь?
— А что — бывали случаи? — осведомился Мануилыч.
— Ну, — помялся редактор, доставая коньяк и подливая его
Мануилычу, — я думал, вам нельзя…
— Пить можно всем, необходимо только знать: с кем, за что,
когда, чего и сколько, — процитировал Мануилыч.
— Это из «Положения о милиции»? — поднял брови
редактор.
— Нет, в какой-то книжке прочёл, — ответил Мануилыч, пробуя
кофе. — Но перейдём к делу?
— Да, да, — спохватился редактор. — Я приготовил вам
календарь Артемьева, и тут мы нашли у него в столе аудиокассеты, — он положил
на стол полиэтиленовый пакет.
— Что за записи? — поинтересовался Мануилыч.
— Непонятно, — пожал плечами редактор. — Я послушал начало —
там последние известия …
— Он записывал радио? Зачем?
— Может, обзор какой-нибудь готовил. Такое случается:
журналист использует информацию центрального телевидения, радио — для
публикаций. Если вам пригодится — забирайте.
Когда Мануилыч уже подошёл к двери, раздался голос
редактора:
— Скажите, а в каком состоянии расследование по убийству?
Мануилыч тяжело вздохнул:
— Врать не хочу: подозреваемого пока нет. Но и безнадёжным
дело назвать нельзя. Думаю, раскрыть можно, если…
— Если? — переспросил редактор.
— Если позволят обстоятельства, — закончил Мануилыч.
— А что — обстоятельства не позволяют? — спросил редактор,
подчеркивая последнее слово.
— Пробьёмся, — усмехнулся Мануилыч и, не прощаясь, вышел.
На улице он долго ждал троллейбуса. Недалеко от него, зябко
поёживаясь, стоял молодой человек. 3айдя в троллейбус, Мануилыч не стал
проходить в салон, оставшись возле двери. Молодой человек зашёл в заднюю дверь
и так же встал на выходе.
— Гастроном, — объявил водитель, и Мануилыч вспомнил, что
дома у него нет хлеба. Дверь раскрылась, он выскочил на улицу, но, увидев на
дверях гастронома табличку «Перерыв», чертыхнулся и снова запрыгнул в
троллейбус, краем глаза заметив, что в заднюю дверь снова быстро заскочил тот
же самый молодой человек, которого он запомнил на остановке.
На следующей остановке он вышел, убедившись, что молодой
человек также покинул троллейбус. Он медленно, безо всякой цели пошёл по улице
— молодой человек следовал метрах в десяти сзади. Сомнений не оставалось — за
ним установлено наружное наблюдение. Теперь нужно вычислить преследователей: за
работником милиции да ещё оперативником одного «топтуна» не пошлют.
Около часа крутился Мануилыч по городу, пока не пришёл к
грустному выводу: за ним, поочерёдно меняясь, шло четверо. Мануилыча это начало
злить, он включился в игру, войдя в азарт: неожиданно выскакивал из
тронувшегося автобуса, исчезал в проходных дворах, уходил из магазинов через
служебный ход — сопровождающие шли за ним, как приклеенные.
Мануилыч запарился. Он мог спокойно поехать домой. Или на
работу. Но было обидно привести за собой «хвоста». Этого еще не
хватало! И потом — почему? Неужели Шуранов всерьёз думает что-то накопать на
него таким путём? А тогда зачем все это кино? Стоп!.. Бокарев говорил про
«Вальтер» и про патроны, которые Парамон должен ему передать. Стало
быть, стало быть… они держат сейчас Парамона на коротком поводке, а бригада,
топает за Мануилычем, чтобы дать сигнал, когда того следует выпустить
навстречу. Где состоится
«встреча»? Конечно же, дома: в подъезде или возле квартиры. Как
только Парамон начнёт базар — тут они и налетят, с понятыми, протоколами…
«изымут» патроны, А потом в квартире «обнаружат» пистолет. И поплыл
ты, Мануилыч, как собачья какашка по реке.
— А вот хрен вам! — разозлился Мануилыч.
Он огляделся и, увидев вывеску «Хлеб», направился
в магазин.
— Уголовный розыск, —
представился Мануилыч, сунув продавцу корочки под нос. — Где у вас тут можно
позвонить?..
Выйдя из магазина с булкой хлеба под мышкой, Мануилыч уселся
в автобус и поехал на правую сторону. На острове Отдыха вышел и, не оглядываясь
на «топтунов», направился в сторону спасательной станции.
…Игорь сидел в кресле, бессмысленно уставившись в экран
телевизора. Мысленно он собирал воедино случившееся с ним за последнее время,
пытаясь дать ему оценку. Это у него осталось ещё с университета, когда после
сессии он прикидывал, какие предметы не вызывают опасения, а по каким следует
поднажать, чтобы не заработать «неуд». Сегодняшний анализ был
неутешительный. Пахло уже отчислением. Его публикации в газете вызвали резкую
перемену к нему отношения Ошкурова. Когда-то он сам пригласил его на телестудию
и поначалу нахваливал на худсоветах, ставя в пример другим. Когда
телевизионщики начинали жаловаться на раздёрганную, заезженную аппаратуру, на
маленькие гонорары, на отсутствие декораций, костюмов — Окурок невозмутимо
выслушивал претензии и, указывая на Игоря, скучным голосом заключал все споры:
— А вот Стариков в тех же условиях снимает свои
«Бурлески», у него там и декорации, и костюмы, и грим… Игорь,
поделись с коллегами, откуда ты всё это берешь?
— Так костюмерная же у нас есть, — отвечал Игорь, не
понимая, куда клонит Окурок. — А чего не хватает — Анна Дмитриевна добывает в
драмтеатре или в оперном… Декораций нам не надо — мы на рире снимаем, можно
любую иллюстрацию подобрать. А грим, парики… У нас Танечка прекрасно владеет
этим.
— Ну, и какие вопросы? — обращался Окурок к худсовету. —
Если вы в своих программах кроме деда Мороза и Снегурочки никаких костюмов не
используете. А что касается Танечки, то вам кроме своих причёсок и завивок от
неё ничего не надо. Не так? У вас же в любой передаче одна выгородка на все
редакции. Кубы на полу переставили, название передачи на заднике повесили – все
дела. И после этого вы требуете платить постановочные — за что?
Илона Викторовна после таких совещаний предостерегала Игоря:
— С одной стороны, конечно, хорошо, что вы ходите в
любимчиках у Михал Михалыча, но с другой… Это вам когда-нибудь припомнится.
— Я — в любимчиках? — терялся Игорь. — Да если я раз в месяц
к нему в кабинет зайду…
— Не лукавьте. Дело не в том, сколько раз вы у него бываете
— дело в его отношении к вам. Попомните мое слово — вам это ещё припомнят ваши
коллеги. Не знаю, как газета, а телевидение — это террариум друзей. Здесь
удобнее всего быть серым: легче слиться с окружающей средой. Беда, если вас
заметят и выделят.
Мрачные предсказания Илоны Викторовны начали сбываться.
Интервью с Саниной, затем полоса, организованная по поводу запрещённой передачи
«Сельские дороги», наконец, телепередача о симфоническом оркестре…
Окурок при встречах стал неприветлив.
Однажды, подписывая заявку на съёмки, спросил:
— Зачем тебе это нужно?
— Что именно? — не понял Игорь.
— Ну, эти публикации? Ты делаешь материалы на радио,
телевидении. Хорошие материалы. Тебе мало, надо ещё в газете прогреметь?
— Мне деньги нужны, Михал Михалыч, а не слава — вздохнул Игорь. — Если бы вы мне платили на
студии достаточно, я бы ни на радио, ни в газете не появлялся.
— За дурака меня считаешь? — неприязненно посмотрел на Игоря
сквозь очки, буркнул Окурок. — Ну-ну…
После этого разговора начались неприятности. Программы Игоря
стали появляться в эфире в неудобное время. Повтор передачи о симфоническом
оркестре поставили вообще в полночь. И это было только начало. На радио Игорь
вёл программу «Менестрель». Как-то съездив на региональный фестиваль
авторской песни, он привёз оттуда две передачи, отмонтировал их и сдал, как
обычно, в отдел выпуска. Через месяц, зайдя в радиокомитет, с удивлением узнал,
что его передачи так и не выходили в эфир.
— А где плёнки?
— В молодёжке, у Сушко, — ответила выпускающая.
В узком и тесном, как пенальчик, кабинете молодёжной
редакции сидел Гоша Сушко. Это был массивный, пухлый парень лет двадцати пяти.
— Гоша, у меня к тебе разговор, — начал, присаживаясь
напротив, Игорь.
— Только быстрее, мне некогда, — кивнул толовой Гоша,
озабоченно что-то черкая на листке.
— Слушай, что за дела? Месяц назад я сдал два
«Менестреля» и сегодня выясняю, что они ещё в эфире не были, и пленка
хрен знает где…
— Не «хрен знает», а у меня. Выбирай выражения. Ты
делал программу для «молодёжки»? Значит, нужно было отдать пленки
мне…
— Здравствуй, пластырь! — вытаращил глаза Игорь. — Тебя же
не было, ты был в командировке. Всю жизнь материалы сдаются в отдел выпуска,
если нет редактора. Любу я предупредил, сценарий показал, какие ко мне вопросы?
— Люба, — раздельно произнес Гоша, — не руководит
«молодёжкой». Я руковожу. И я не знаю, о чём ты там говоришь в своих передачах.
Почему я должен давать их в эфир?
— Гоша, — стараясь сдерживаться, сказал Игорь. — Ты чего-то
поел сегодня. Передачи-то у тебя. Причём, как я понимаю, давно. И, насколько я
знаю, у вас постоянное недовещание. Вам, проще говоря, нечего ставить в эфир.
Зачем же ты маринуешь мои программы?
— Затем, что я их еще не слышал, — отрезал Гоша. — Вот
освобожусь, найду время, послушаю, тогда и…
— Слушай, парень, — перегнувшись через стол, прошептал
Игорь. — Чего ты тужишься? Аж пахнет. Это кто-то тебя попросил придержать мои
передачи или ты своим умом дошёл?
— Никто меня не просил! — сорвался на крик Сушко. — И
вообще, не мешай работать. Мне через полчаса в администрации надо быть…
Передачи так и не вышли в эфир, а через неделю Игорь
стороной узнал, что их размагнитили. По своей инициативе Гоша на это бы не
решился. Стало быть — получил добро сверху.
… Задребезжал дверной звонок. Игорь прошёл в коридор,
щелкнул замком двери – на пороге стоял Мануилыч.
— Дома кто есть? — поинтересовался он вместо приветствия.
— Да нет, — пожал плечами Игорь. — Вы же звонили, я сказал,
что всё в порядке.
Мануилыч разделся, прошёл в комнату. Уселся в кресло,
положив перед собой полиэтиленовый пакет.
— Что-то случилось? — спросил Игорь,
Мануилыч некоторое время смотрел на него. Затем вздохнул:
— Ты был прав, парень. Мне редактор «Своей газеты» передал
аудиокассеты, лежавшие у Артемьева в столе. Я всю ночь вчера дома, слушал. В
одной из них он надиктовал всё, что знал об «ИнфинСибе». Думаю, именно эта информация, стоила ему
жизни. Тебе повезло, что ты из художественного вещания – тебя Костровец, считай,
просто предупредил, чтобы не лез, куда не просят. А теперь моя очередь:
отстранили от расследования. Я, старый дурак, имел глупость поцапаться с
Шурановым — и за мной моя же контора наладила «хвоста».
— «Хвоста»? Это значит, за вами следят? – встревожился
Игорь.
— Не волнуйся. Я от них тогда ушёл к едрене матери… на
быстром катере. То-то их, поди Шуранов в управлении жучил. Откуда им знать, что
на водной станции у меня бывший карманник мотористом работает? Высочайшей
квалификации был карманник, как-то на спор у меня удостоверение из верхнего
кармана пиджака стырил…
— Иннокентий Мануилыч, я ничего не понимаю, — начал было
Игорь.
Мануилыч удовлетворённо кивнул головой:
— А ничего и не надо
понимать. Ни тебе, ни мне – никому. Не наше это собачье дело. Если тебя за
излишнее любопытство прессует «ИнфинСиб», а меня, за то же самое — родимое
начальство, то всё ясно. Они сыграли боевую тревогу. Всех, кто проникнет на
охраняемую территорию «ИнфинСиба», или замочат, как Артемьева, или
нейтрализуют, как нас с тобой. Какой-то комик советовал в таких случаях,
прикинуться ветошью и не отсвечивать.
— Да вы что! – взорвался Игорь.- Струсили? Дайте мне эти
кассеты – я допишу материал за Володю. А потом расскажу, как они вас и меня
пытались…
— И где обнародуешь? – полюбопытствовал Мануилыч. – У себя в
художественном вещании? Так тебя сразу уволят. Или найдёшь газету? Её тут же
закроют. Ты думай, пацан, на кого руку поднимаешь: на депутата Законодательного
собрания и милицейское руководство. Да тебя привлекут за клевету, а не
угомонишься — упокоят, как Артемьева. Проснись, парень, ты не перед камерой, а
у себя на кухне. И никто твоего геройства, слава богу, не слышит.
— Что же делать? – беспомощно спросил Игорь.
— Сделаем вот что, — ответил Мануилыч. – Для начала, возьми
пакет, и спрячь эти кассеты до лучших времён. И сиди тише воды, ниже травы,
понял? Я бы сам спрятал, да меня сейчас могут не только обыскать, но и
задержать.
— Как, задержать? —
насторожился Игорь. – Они что, хотят завести на вас уголовное дело?
Мануилыч хлопнул его по колену и подмигнул:
— Хотеть не вредно. Только все их «хотелки» накроются медным
тазом.
Глава тринадцатая
…Выход из угрожающей ситуации, в которую попал Мануилыч,
подсказал ему, сам того не ведая, Серёжка Овчаренко. В одно из дежурств (теперь
Мануилыча почти всё время ставили в дежурный наряд) они сидели под утро за
пультом и трепались. Было тихо, телефоны молчали, слышался храп дежурного из
комнаты отдыха. Овчаренко, хихикая, рассказывал, как он в прошлом году наказал
замполита.
— Я его прошу: дайте отпуск в июле, мне надо к матери в
деревню съездить, сена ей накосить. А он, гад, смеётся – в декабре косить
будешь, у тебя ещё выговор не снят. Погоди же, думаю. После дежурства иду в
санчасть к терапевту. Рассказываю, что, мол, выезжал на массовую драку и в
свалке кто-то мне хорошо съездил ногой в грудь. И сейчас она болит, голова
кружится, слабость… Та меня послушала и отправила на рентгеноскопию. Захожу к девушкам,
рассказываю им свою байку. Они охают, ахают, говорят: раздевайся, становись на
снимок, руки на пояс, и так далее. Я прошу разрешения остаться в майке: что-то,
мол, знобит. Короче проявили снимок, а
там – перелом трёх рёбер.
— Это как? – удивился Мануилыч.
— Я, когда на зоне работал, нагляделся на зэков — те ещё
мастырщики. Берётся обыкновенная тонкая проволока и пропускается в майку. На
снимке эта проволока разделяет рёбра – а саму её не видно. Полная картина,
перелома рёбер. Ну, дали мне освобождение на две недели: постельный режим,
покой и всё такое. Замполит раз за мной посылает, другой, на третий раз сам
приходит. Увидел мой бюллетень – и в нашу санчасть, к главврачу: вы
такие-сякие, кому освобождение выписали, это же сачок, он дома лежит и пиво
пьёт… Главврач ему снимок под нос – смотрите сами, а пиво с молоком
малокровным даже рекомендуется. Замполит заткнулся, а главврач давай его
воспитывать: как же вам доверили с людьми работать, если вы их даже при
законном бюллетене за жуликов держите? В общем, поставил меня замполит на июль
в отпуск, я ещё для острастки дня два пиво дома попил – и вышел на дежурство.
— Мне сейчас в пору тоже что-нибудь замастырить, —
мечтательно произнёс Мануилыч.
— Тебе вообще можно уйти на пенсию по болезни, —
хладнокровно ответил Сергей.
— Ну, да, — не поверил Мануилыч.
— Как два пальца об асфальт, — Овчаренко оценивающе оглядел
Мануилыча. – У тебя приступы остеохондроза бывают?
— Регулярно, особенно осенью. Я даже один раз бюллетенил —
такие боли были.
— Это заболевание межпозвоночных дисков. Вот и иди в
санчасть, скажи: болит – спасу нет. Для начала тебя положат, обследуют
позвоночник, найдут какую-нибудь грыжу Шморля или, скажем, деформацию диска. А
там, медкомиссия вполне может предложить уйти на пенсию: возраст позволяет,
выслуги у тебя хватает, ты же на Севере работал. Вообще удивляюсь, Мануилыч,
почему ты держишься за ментовку? Я что, не вижу, как тебя управленцы прессуют?
Да у нас из тех, кто на пенсии, ещё ни один не пожалел, что ушёл. Кто в охрану
устроился, кто на даче копается или в гараже, кто внуков нянчит, кто просто
пиво пьёт.
— Откуда ты знаешь про всё это – про диски, грыжу,
медкомиссию? – спросил Мануилыч.
— А меня самого каждый год кладут с поджелудочной железой, —
грустно ответил Серёжка. – Я там столько наслушался, пока лежал – у любого
врача могу в ассистентах работать.
Всё случилось так, как нагадал Овчаренко. Мануилыч лёг в
санчасть и стал проходить обследование. Его навестил Бокарев и, посмеиваясь,
рассказал, как развалилась хитроумная интрига против Мануилыча.
— Шуранов после того, как узнал, что вы на пенсию
оформляетесь, потерял к Парамону всякий интерес. Он же хотел под маркой
операции «чистые руки» не только вас подвести под категорию «оборотней в
погонах», но и у себя в управлении зачистку сделать. У него даже решено было,
кого на освободившиеся должности поставить.
А теперь всё рухнуло. Сколько вы здесь пролежите, неизвестно, на каком
основании Парамона держать, непонятно. Он перестал его вызывать, беседовать – а
тот вошёл в роль обличителя, требует
прокурора, грозит какими-то признаниями — уже по части «ИнфинСиба»… Как ему
теперь рот заткнуть и что с ним делать – никто не знает. По Жаркову дело
закрыли за отсутствием события преступления, переквалифицировали на несчастный
случай. Дело Артемьева приостановили за неустановлением подозреваемых. В общем,
всё в порядке – Ворошилов на лошадке.
Незадолго до выписки дежурная медсестра сообщила, что в
вестибюле Мануилыча ждёт какой-то посетитель. Спустившись вниз, он увидел
Старикова. Тот грустно сидел на скамейке с пакетом в руках.
— Дома никто не отвечает, я пошёл в отдел. Мне старшина
помог вас найти. Тут яблоки, пирожки, водичка, — заторопился Игорь, передавая
Мануилычу пакет.
Тот видел, что Игорь выглядит встревоженным, и перебил его:
— Ты же не из-за пирожков меня разыскивал. Давай выкладывай
по порядку.
— Со студии я уволился, — сокрушённо признался Игорь. – Мой режиссёр, Илона Викторовна, как-то
беседовала по поводу нашей программы с директором студии. Вроде он грозился её закрыть. Она естественно стала доказывать, что
программа рейтинговая – а тот ей прямым текстом выдал: не в программе дело,
чересчур ваш Стариков боек, а мне на студии ёжик в штанах не нужен. Я, обиделся
и ответил Илоне Викторовне: передайте
Михал Михалычу, что ежик в штанах – прекрасное средство от импотенции. Уж не знаю,
ему ли она это сказала или кому другому – во всяком случае, до него мой ответ
как-то дошёл. И он аннулировал договор – якобы ввиду отсутствия финансирования.
— Довыступался, — резюмировал Мануилыч. – И куда ты теперь?
— Я-то ладно, — помявшись, признался Игорь. – Инга, ну,
которая в «ИнфинСибе», помните? Она с работы сбежала и… в общем, мы сейчас
вместе скрываемся.
— Та-ак, — протянул Мануилыч. – От кого?
— Тут такое дело, — поколебавшись, начал Игорь. – Она
подозревает, что убийство Артемьева организовал Костровец. Собственно не
подозревает, а…Он её тогда использовал втёмную, вроде наживки, так же, как в
случае со мной. А когда она пробовала дёрнуться, сказал, что сдаст, как
организатора убийства. Выгонит из фирмы и сдаст. У неё биография не очень… она
в эскорт-услугах когда-то работала. В общем, взял её за горло. Тогда она
взломала у них какую-то закрытую
программу, скопировала реестр акционеров — и ушла. Мы с ней снимаем в
Николаевке комнату в частном секторе. А на днях я пришёл к Костровцу и пригрозил,
что теперь если он попробует дёрнуться – я обнародую реестр. Там кроме
депутатов Госдумы – наши чиновники из администрации, милицейские тузы… В общем,
дураку ясно, кто есть ху, и за сколько их «ИнфинСиб» имеет. Если в московские
газеты дать – «ИнфинСиб» сгорит.
— Костровец, конечно, испугался и пообещал Ингу не трогать,
— заключил Мануилыч.
— Не знаю, испугался или нет, но её трудовую книжку мне
отдал, — ответил Игорь.
— Уезжать вам надо – и как можно быстрей. Он сейчас вас днём
и ночью будет искать.
— Мы в городе не появляемся: Инга программистом работает в
тубдиспансере, это практически за городом. А я пока устроился в частную
типографию – тоже на окраине.
— Как дети, — покачал головой Мануилыч. – Думаешь, если
поймают, то оставят без сладкого? Да утопят, как котят. Уезжай, ради Христа со
своей подружкой! Я тебе уже ничем не помогу.
Когда Игорь ушёл, Мануилыч долго сидел в пустом вестибюле на
скамейке, покачивая головой и беззвучно шевеля губами, шептал:
— Сколько шума было? А оказывается вон как всё просто.
Господи, как же всё просто!
К нему подошла
медсестра:
— Иннокентий Мануилович, пора на процедуры, идите в палату.
Застудите поясницу на сквозняке – опять новокаиновую блокаду пропишут. И вам
выписку задержат, и мне влетит.
Мануилыч слабо улыбнулся, и покачал головой:
— Из-за ерунды – и такие последствия. Как оказывается, всё
просто в этой жизни.
…Выписавшись из санчасти, Мануилыч практически уже не
работал: он передал на сектор неисполненные заявления, сдал табельное оружие,
наручники, оперативную кобуру, полушубок… Из-за последнего у него даже
произошёл спор с каптенармусом. Тот так придирчиво осматривал потрёпанный
полушубок, что Мануилыч не выдержал:
— Ну, что ты передо мной-то кино гонишь?
— Ничего я не гоню, — обиделся каптенармус. – А только у
тебя тут под мышкой рукав порван.
— Вы же по инструкции должны порубить тулупы топором и акт
об уничтожении составить, — подзадоривал его Мануилыч.
— И должны – и что? – насторожился каптенармус.
— Так какая тогда тебе разница, порван он под мышкой или
нет?
Каптенармус плюнул и забрал тулуп. Так Мануилыч простился с
учреждением, в котором проработал всю жизнь.
…Март выдался ветреный, метельный, холодный и злой. На
дорогах царил гололёд, по улицам Города то и дело бились машины. Мануилыч, сидя
вечерами перед телевизором, тянул пиво и представлял, как мечется сейчас в
дежурной части Мишка Товстуха и как оперативники таскаются на пронизывающем
ветру по Покровке, исполняя свои заявления. В один из таких вечеров в дверь
позвонили. Мануилыч, подошёл, посмотрел в глазок: перед дверью стоял Игорь.
— Ты почему в городе, что случилось? – спросил Мануилыч,
впуская его.
— Я за вами, Иннокентий Мануилович. Инга сидит на работе в
тубдиспансере и боится выйти, позвонила мне: её, извините, менты пасут. Возле
остановки, метрах в тридцати, сразу две машины стоят, и они оттуда за
диспансером следят в подзорную трубу. Там рядом ларёк, медсёстры ходили за
печеньем к чаю – видели. Она ждёт меня — а что я? Может, с вами как-нибудь
отвяжемся от них? Покажете удостоверение, отвлечёте, а я тем временем…
— Менты в подзорную
трубу из машины подглядывать не будут, — с сомнением произнёс Мануилыч. – А
удостоверение у меня милицейское есть – пенсионного пока не выдали. Так что
мысль ты высказал здравую. Но, по-моему, это Костровец вас вычислил. Машину бы
нам хоть какую – и удостоверения не надо. Я вас в такое место увезу – никто не
найдёт…
— Я одолжил «жигулёнок»у хозяина дома, где мы квартируем, ,
— перебил его Игорь.
-Тогда поехали!
Когда они миновали железнодорожный мост, Мануилыч, разглядев
у остановки две «иномарки», о которых упоминал Игорь, показал ему рукой:
— У того автобуса под носом сверни налево и въезжай на
задний двор диспансера. Так они нас не заметят. Это не менты – они на
«иномарках» за объектом не следят. Костровец это!
Когда Игорь вывел Ингу из диспансера, Мануилыч снова
распорядился:
— А теперь, ребята, устраивайтесь на заднем сидении и
следите за дорогой. Машину я поведу, потому что город знаю лучше. Если что —
попробую оторваться …
«Иномарки» догнали их на улице Маерчака, о чём тревожно
сообщил Игорь. Мануилыч свернул на Северную улицу, потом на улицу
Железнодорожников, снова на Маерчака – «иномарки» держались сзади, не
приближаясь, но и не отставая. На некоторое время ему удалось оторваться, когда
он с улицы Профсоюзов свернул на улицу Ленина и поехал «против шерсти» —
преследователи не рискнули на двух «иномарках» пойти навстречу потоку машин, и
погоня, отстав, свернула на проспект Мира.
Мануилыч тем временем по улице Декабристов спустился вниз и,
миновав мостик через Вачу, направился в сторону Брянской улицы. Стало быстро
темнеть, пошёл снег, дорогу было плохо видно.
— Там дальше крутой подъём, у нас машина наверх не
поднимется! – встревожился Игорь.
— Это у Костровца не поднимется, — усмехнулся Мануилыч. – А
у нас всё поднимется.
Он подвёл машину к тротуару, осторожно перевалив через него,
и спустился в частный сектор, где за палисадниками темнели запертыми ставнями
деревянные дома. Затем отыскал среди палисадников узенькую, покрытую гравием
улочку, которая, незаметно поднимаясь, вывела машину на Брянскую. Здесь, на асфальте, Мануилыч
максимально увеличил скорость и понёсся по гладкому асфальту. Игорь оглянулся и
удовлетворённо произнёс:
— Сзади пусто. Они нас потеряли. Или буксуют на подъёме.
— Дай-то бог, — ответил Мануилыч, вглядываясь в темнеющую
дорогу. – Но тут мы, как на цирковой
арене – со всех сторон видны. Сейчас свернём на Вейнбаума, и по Лебедевой уйдём
в Советский район, а может в Покровку — там уж точно не найдут. Потом через
Северную объездную дорогу проскочим в Николаевку, вы соберёте вещи, и я отвезу
вас в Сухобузимо. Поживёте недельку у моего приятеля, как у Христа за пазухой,
а там…
Он уже повернул на улицу Вейнбаума и почти проехал мост, как
вдруг затормозил так резко, что «жигулёнок», описав пируэт, ткнулся в тротуар.
Мануилыч смолк и отрешённо смотрел, как с улицы Лебедевой медленно вырулила
«иномарка». Она остановилась метрах в ста и несколько раз мигнула фарами:
очевидно, им предлагали выйти из машины.
— И сзади на Брянской «иномарка» стоит, — прошептал Игорь.
Мануилыч повернул голову направо: действительно, на повороте
Брянской-Вейнбаума тоже стояла «иномарка», призывно мигая фарами. Улица, как
назло была совершенно пустынна, и только жгучая мартовская позёмка отчаянно
мела, жонглируя снежными вихрями.
Инга уткнулась Игорю в плечо и, всхлипывая, истерически
выкрикивала:
— Он убьёт, вы не знаете его…Он всех убьёт, не задумываясь.
Это же холуй, гад, пёс…
Игорь ласково гладил голову Инги, что-то тихо шепча. Мануилыч
напряжённо вглядывался в ветровое стекло, соображая, что можно предпринять. Он
понимал, что выйдя из машины, они станут абсолютно беспомощными. Но и сидеть в
машине бессмысленно – и вперёд, и назад путь закрыт. За тротуаром сразу шёл
заснеженный крутой спуск, дальше, внизу, укрытый высокой поленницей, стоял
частный дом. А слева, вверху, мимо
пушистой, снежной горки к дому вела дорожка, которая затем уходила вниз, на
набережную Вачи.
— Так, прекратила причитать! – грубо оборвал Мануилыч Ингу.
– Игорь, держи покрепче девушку, да и сам зацепись за что-нибудь. Сейчас съедём
вниз, попытаемся повернуть к Ваче. Если застрянем – вылетайте из машины и
бегите в огороды. На худой конец, стучитесь в любой дом, скажите, что за вам
гонятся хулиганы. А я тут потрясу корочками, с ментом они вряд ли будут
связываться. Эх, емчить твою двадцать – а ну, держи меня, кто покрепче!
Мануилыч отъехал назад, посмотрел налево и направо:
«иномарки» стояли неподвижно, по прежнему перемигиваясь. Он переключил
скорость, осторожно подъехал к бровке тротуара, медленно утопил в пол педаль
газа и тут же убрал ногу. «Жигулёнок» взвыл и, с трудом перевалив тротуар,
«юзом» пошёл вниз. Возле самого дома Мануилыч вывернул руль вправо – машина
боком тяжело ударилась о поленницу. По крыше загремели дрова, но Мануилыч уже
включил скорость, и «жигулёнок», буксуя, медленно пополз по тропе, на
набережную, оставив за собой груду рухнувших поленьев, отделившую беглецов от
преследователей.
Выехав на дорогу, Мануилыч на полной скорости помчался по
пустынной набережной. Он долго петлял по улицам, двигаясь в сторону Покровки.
Игорь с Ингой следили за дорогой через заднее стекло, но «иномарок» не было
видно. Наконец, они добрались до Караульной горы и вышли из машины. Улица
Вейнбаума и мост через Вачу были видны, как на ладони.
— Ого! – не удержался Игорь, глядя вниз, туда, где они
полчаса назад прощались с жизнью.
Картина выглядела действительно впечатляющей. На дороге
стояли две «скорые помощи», милицейская «дежурка», и «пожарная». Внизу, возле
разрушенной поленницы пожарный расчёт поливал пеной две, ещё дымившиеся
перевёрнутые «иномарки». А в гору
несколько человек с трудом поднимали носилки, на которых лежал кто-то, укрытый
простынёй.
— Почему они не идут по тропинке, мимо той горки – там же легче?
– спросил Игорь.
— Это не тропинка, а детская катушка, припорошённая снегом.
А горка — куча застывшего цемента, — ответил Мануилыч. – Машину, которая
погналась за нами, перевернуло на цементе. Она врезалась в другую, которая
съехала вниз, как мы. Если Костровец жив, ему долго будет не до вас.
— Откуда вы всё это знаете про цемент и детскую катушку? –
спросила Инга.
— Я здесь, девочка, за время службы всё исходил своими
ногами, жильцов по именам знаю, — вздохнул Мануилыч. Он взглянул на часы. – А
версию того, что тут произошло, мне завтра
расскажут ребята в дежурной части. Ну, что — поехали в Николаевку? Надо
вернуть машину хозяину. И потом, воскрешение наше из мёртвых обмыть. Место для
ночёвки мне найдёте?..
— Ой, да конечно же!- не сговариваясь, воскликнули Игорь и
Инга.
Эпилог
О дорожно-транспортном происшествии на улице Вейнбаума, в
котором погибли, кроме Костровца ещё несколько человек — в городе говорили недолго. Через несколько
дней горожан взбудоражил новый скандал, связанный с самовольным продлением
депутатами Законодательного собрания своих полномочий на два года. Даже протест
прокурора не возымел на них никакого действия. Не успели жители перевести дух
от нахальства депутатов, как ревизионные службы обнаружили в управлении
культуры растрату в 800 миллионов рублей. А затем неизвестные ограбили квартиру
экономического советника губернатора,
унеся 60 тысяч долларов, 50 тысяч дойчмарок, 15 миллионов рублей и более
пятидесяти украшений из золота и драгоценных камней.
Теперь в городе только и было разговоров о ловкости
депутатов, о растрате в управлении культуры и пущенном по миру советнике
губернатора. Причём, в приватных беседах горожане не столько осуждали
чиновников и квартирных воров, сколько дивились умению тех и других добывать
средства к существованию. События эти вышли на первое место, заслонив
таинственную гибель начальника отдела безопасности «ИнфинСиба», а тем более —
прошлогоднее убийство журналиста Артемьева. Уже никто в Городе не интересовался
ходом расследования этих дел и, конечно же, не связывал их друг с другом.
Так незаметно закончился год, и подошла зима. Мануилыч после
ночёвки у Игоря и Инги больше с ними не встречался. Через месяц, не получая
вестей, съездил в Николаевку, но хозяин дома сказал, что жильцы съехали, неизвестно
куда. И Мануилыч больше не пытался разыскать их. Было конечно обидно за такое
отношение – да что с молодёжи спрашивать? Ну, уехали и уехали. А что не
попрощались – значит, не смогли. Или не захотели. Бывает…
К концу года приехал сын и предложил переехать к нему. Он
работал в Подмосковье, купил там хорошую квартиру, женился, и, зная отцовский
характер, обещал ему отдельную комнату, покой и полную независимость. Мануилыч
подумал-подумал – и согласился. После ухода на пенсию его ничего не связывало с
милицией, а уж с Городом – тем более.
Поиском покупателя, продажей квартиры, сборами – занимался
сын. Мануилыч растерянно смотрел, как буквально за две недели его, казалось бы,
налаженная жизнь, рассыпалась в прах. Вещи, собранные им в дорогу, уместились в
одном чемодане. Остальное было продано, выставлено у подъезда в расчёте, что
кому-нибудь понадобится — или отправлено на свалку.
Они уезжали 26 декабря, ночным поездом. Год назад в этот
день был убит Артемьев. Город жил предвкушением Нового года, до которого
оставалось четыре дня. На Предмостной площади возле Реки устанавливали железный
каркас городской елки, рабочие высекали из глыб снега и льда Деда Мороза,
Снегурочку и других сказочных персонажей. По улицам сновали люди с сумками,
пакетами, коробками… А с чёрного неба падала и падала невесомая снежная вата,
укрывая проплешины, ямы, разрытые траншеи с канализационными трубами. И
чахоточный, радиоактивный, пропитанный сернистыми и фтористыми испарениями
Город на глазах превращался в олеографическую рождественскую открытку…
На Привокзальной площади Мануилыч вспомнил, что у них в
дорогу ничего с собой нет. Он послал
сына в ларёк взять колбасы, пива, сигарет – а сам присел на скамейку.
Неподалёку, шумела толпа, была слышна музыка, весёлые выкрики, смех. Мануилыч подошёл взглянуть на чужое веселье.
Возле киоска, где торговали аудиокассетами, стояли люди. В их кольце какая-то
девушка танцевала под доносившуюся из динамика музыку. Она крутила бёдрами,
ритмично двигая согнутыми руками, и подмигивала зрителям, выкрикивая
тарабарщину. Недалеко от неё на снегу лежала черная шляпа с мелочью.
— Инга! Синицкая! – не веря глазам, позвал Мануилыч.
Музыка как раз умолкла, и голос его громко прозвучал в
полной тишине. Девушка обернулась на голос, какое-то время всматривалась – и
вдруг широко раскинула руки:
— Ё-моё, какие люди – и без охраны! Мануилыч, лапонька моя,
дай же я тебя расцелую!
Она обняла его и смачно расцеловала, обдав запахом
спиртного. Затем обернулась к окружающим:
— Концерт по техническим причинам отменяется, я встретила
свою последнюю любовь. Пошли все на …Стой, кассу забыла!
Она подняла шляпу, ссыпала деньги в карман и, водрузив шляпу
на голову, предложила:
— Мануилыч, давай где-нибудь посидим, отметим встречу. Я
должна тебе рассказать…
— Не могу, — покачал он головой. – Я уезжаю. Насовсем.
— Как так? – встревожилась Инга. – Что-то случилось? Опять
эти?..
— У меня всё в порядке, — поморщился Мануилыч, – а вот что с
тобой происходит? Где Игорь?
— Не обращай внимания. Это я точку держу. Райка, подружка
моя, сегодня работать не может, я её подменяю. Между прочим, у меня тут рейтинг
выше, чем у Райки. И заработок…
— Он устроился в лучшем виде, не переживай. После того, как
пошёл шум на счёт гибели Костровца, Игорь взял дискету с реестром акционеров,
пакет с кассетами Артемьева, который ты ему велел спрятать – пошёл к Трилису в
«ИнфинСиб» и всё ему рассказал.
Тебя он не упомянул, соврал, что нас в машине было только
двое. Теперь Игорь — редактор газеты
«Наш регион», у него квартира, «джип»…Словом, неплохо торганул Артемьевым.
— Что? Врёшь, этого не может быть, — прошептал Мануилыч. – А
ты…ты почему не с ним?
— Да ну его в пим! — жёстко произнесла Инга. — Мы жили
несколько месяцев, он появлялся только вечерами, а по выходным уезжал с
друзьями. Это что – жизнь? Мануилыч, Игорь теперь совсем другой человек. И мне
этот человек на-до-ел. Его даже на их корпоративные вечера стали приглашать –
ну, где наша элита тусуется. Ой, это такое кино! Сперва всё по протоколу:
фейс-контроль, дресс-код, мужчины в импортном прикиде, дамы в шеншелях, колец и
бриллиантов только что в носу нет. Скрипачи из филармонии играют Моцарта им.
Потом идут речи, потом начинается… Короче, элитное стадо на вольном выпасе. Я
на одном вечере была. Пока трезвая –
молчала, а выпила и провозгласила тост в память Володи Артемьева, которого они
упокоили. И напилась. Назавтра собрала шмотки и ушла к Райке.
— А Игорь? Как же Игорь тебя отпустил?
— Молча. Только сказал, что из-за моего тоста чуть не
потерял работу. И не хочет очутиться снова на мосту между двумя «иномарками». А
если я такая смелая, то и флаг мне в руки.
— Что же – другого места, кроме Привокзальной площади, не
нашла?
— Мануилыч, милый, я в двадцать фирм отправляла резюме. Они
мне даже не отвечали.
— Почему?
— Да потому что я работала в «ИнфинСибе»! – выкрикнула Инга.
– Ты что, вправду такой простой? У них же там всё схвачено. Первое, что делал
любой кадровик, посмотрев моё резюме – звонил в «ИнфинСиб». Где ему говорили,
что я бывшая шлюха, которая у них выкрала служебные документы.
— Ну, уж тут-то могла Игоря попросить помочь?
Инга безнадёжно махнула рукой.
— Умирать буду – не пойду к нему. Он для меня героем был, Д ,
Артаньяном. Себя же я считала конченым
человеком, соучастницей Костровца. А Игорь с меня снял эту порчу, как дурное
наваждение. И где теперь мой мушкетёр? У Трилиса на побегушках. Но если Игорь
корчил из себя рыцаря, а на деле оказался простым холуём, значит я тоже –
обычная уличная дешёвка. Так что, нечего мне под девочку косить. Вот и танцую
здесь, на бану.
Подошел сын с пакетами. Мануилыч потерянно взглянул на Ингу
и снова прошептал:
— Этого не может быть. Игорь не мог пойти на такое, ты
что-то путаешь…
Инга улыбнулась:
— Мог. И не смотри на меня так жалостно. Мы с Игорем и тебя,
и Артемьева продали. Даже не продали – просто разменяли на спокойную и
безопасную жизнь. Я задницей верчу на вокзале, Игорь – в приёмной у Трилиса. А
встречи с тобой он боялся – и меня отговаривал. Костровец конечно был редкой
сволочью, но Игоря раскусил сразу. Он сказал: Игорь – честный, потому что не
сидел в дерьме, его не били, не унижали. Вот пусть он сперва это всё пройдёт,
тогда и будет видно, какая ему цена. А быть мужественным когда нет опасности и быть порядочным, когда тебе не предлагают
взятки – дело нетрудное…
…Инга проводила их на посадку. Когда поезд тронулся,
последнее, что видел Мануилыч в окне вагона – её маленькую жалкую фигурку с
прощально поднятой рукой.
В купе сын разложил вещи, переоделся, устроился поудобнее и
стал просматривать газеты, купленные на вокзале. А Мануилыч — в куртке и шапке
— по прежнему стоял в коридоре вагона и всё вглядывался в чёрное окно, хотя уже
ничего не видел, кроме своего отражения.
— Папа! – крикнул ему из купе сын. – Тут пишут, что от
вашего региона в государственную думу баллотируется местный депутат Трилис.
Расписывают его, прямо как медовый пряник.
— Кто расписывает? – машинально спросил Мануилыч.
— Какой-то Стариков, его доверенное лицо, он же — редактор
газеты. Ты часом не знал его?
— Редактора газеты? Нет, — покачал головой Мануилыч.
Помолчав, добавил вполголоса. – И знать не хочу…
