Далеко в стране сопочной

Кудряковы

При всей кажущейся простоте ведения натурального хозяйства проблем у попигайских оленеводов достаточно. Помимо досадных огрехов в виде некачественного брезента, который оленеводы получили по специальной программе поддержки коренного населения и который, как сито, пропускает воду, оленеводы не могут добиться денег, которые им полагаются по федеральному закону за каждую оленью голову. Оленеводы никого ни в чём не винят, они просто хотят знать: где их деньги?

Об этом всякий раз заходит разговор, когда дело касается каких-то насущных затрат, будь то сборы детей в школу-интернат, покупка продуктов, оружия, снастей, поездка к родственникам или в больницу. По сути дела, оленевод не может рассчитывать ни на какие иные деньги, кроме тех, что даёт ему государство на развитие домашнего оленеводства. Того социального пособия, что платят из местного бюджета «за ведение традиционного образа жизни», не хватает даже на самое скромное ведение хозяйства.

Если раньше совхоз платил оленеводам зарплату, обеспечивая пенсионный стаж, снабжал продуктами на летнее кочевье, то теперь оленеводы сами о себе заботятся. Они не могут промышлять дикого оленя и рыбу в таких объёмах, как это делают промысловики, живущие в посёлке — стадо ведь не оставишь без присмотра. И то, что оленеводам удаётся добыть, чаще всего идёт на собственные нужды или обменивается на бензин. Поэтому людей беспокоит судьба тех денег, что платит им государство за поголовье.

— Когда государство сказало, что будет платить нам по 520 рублей за голову, я обрадовался, прикинул, — думаю, на всё хватит, — рассуждает хозяин другого балка Николай Кудряков, потомственный оленевод. — Но следом за этим вышел другой документ, в котором говорилось, что «оленьи» деньги будут отдавать работодателю — юридическому лицу. Для этого оленеводы должны создать кооператив. Мы его создали, и теперь вместо 520 рублей, которые мне полагаются за каждую голову оленя, я получаю 260. А где остальные? — недоуменно крутит головой мой собеседник.- Когда стали спрашивать, выяснилось, что кооперативная администрация из наших денег платит зарплату бухгалтеру, председателю кооператива, радисту. Из наших же денег выкраивают на расходы председателю кооператива, чтобы он ездил в посёлки с отчётами. Крупная сумма получается.

— Нам деньги требуются для приобретения ружья, — вступает в разговор жена Николая, Наталья. — Некоторые оленеводы отоварились на летовку в долг под «оленьи» деньги, теперь коммерсанты требуют с них долг, а чем они будут отдавать?

Супруги Николай и Наталья Кудряковы считаются старейшинами в своём стойбище — им обоим по 50 лет, вместе кочуют с тех пор, как поженились. По профессии Николай зоотехник, работал главным зоотехником в попигайском совхозе. Когда совхоз распался, людям роздали оленей в счёт задолженности по зарплате. С тех пор супруги рассчитывают только на себя.

— Трудно было, но куда денешься? — вздыхает оленевод.

Второй час мы пьём чай, а разговор то и дело сворачивает к насущным проблемам. Наташа знай доливает воды в чайник. Шипит керосинка, булькает из-под крышки вкусная озёрная вода. Ни в одном балке не заваривают чай в чайничке — заварку сыплют в большое ситечко, которое ставят на кружку и сверху льют кипяток. Удобно, и всякий раз свежий чай.

В очередной раз вытряхнув из широкого ситечка заварку, Наташа насыпает из коробки свежей, сделав в ситечке небольшое углубление, льёт кипяток в мужеву кружку. Наработавшись за день, Николай с наслаждением тянет горячий напиток.

— Ох, хорош чай, — приговаривает он. — Набегаешься на улице, ничего лучше нет.

На столе у Кудряковых самая незатейливая пища: грибы в рисовом гарнире, отварная рыба и мясо, подсушенная красная рыба, истолчённая в виде крупы (юкола), голубичное варенье и хлеб. Иностранцы, бывавшие в стойбище, всякий раз приходят в неописуемый восторг от экологически чистой пищи тундровиков.

 

А сами тундровики стеснены тем, что из-за хронического безденежья принуждены кучковаться неподалёку от посёлка, не имея возможности откочёвывать на дальние расстояния. Чтобы идти на летовку за 300-400 километров от посёлка, многодетной семье требуется несколько мешков продуктов, ведь кормиться предстоит до поздней осени. На такую отоварку уйдёт не меньше 50 тысяч рублей. А где их сразу взять, если даже то, что полагается, вовремя не отдают.

— Олени худеют, потому что здесь не ягодные места, — говорит хозяйка балка. — Хорошо бы уйти в сторону старого Попигая — там лесотундра, благодатный край, оленям там хорошо. Но как уйдёшь, если продукты на исходе? Кто нам их привезёт? Раньше, бывало, сообщишь по рации, вышлют вертолёт с продуктами, а теперь вот кружимся возле посёлка.

У Натальи с Николаем 180 личных оленей. Весной в их стаде прибавилось 70 телят, но за лето половину из них пришлось забить.

— Много больных, — огорчённо говорит хозяйка. — Если телёнок заболел, мать ни за что не покинет его. А мы аргишим через каждые три дня. Приходится больных убирать. Мать бегает, ищет, не нашла телёнка, значит, нету его. Тогда идёт вместе со стадом.

Николай и Наталья кочуют со стадом круглый год. Семьи, которые живут сейчас в стойбище, как правило, в начале декабря уже в посёлке. Зимой их олени пасутся сами по себе, а хозяева время от времени наведываются проверить животных.

— А что делать? — говорит Наташа в ответ на мой удивлённый вопрос. — Топлива-то нет. Оленеводам ни угля, ни дров не завозят. Уголь дают только тем, кто живёт в посёлке, а им самим не хватает на зиму.

— Люди стали уходить из оленеводства. Невыгодное это занятие, — говорит Николай Кудряков. — Многие считают, лучше в посёлке сидеть и получать пособие «за традиционный образ жизни». А я считаю, что при выплате этого пособия следовало предусмотреть две ступени: кочующим платить, к примеру, по пять тысяч рублей, а некочующим по две тысячи рублей. А так всем одинаково платят. «Наверх» отчитались, мол, безработицы нет, все кочуют. А ведь это не так.

— «Оленьи» деньги надо людям напрямую платить, — поддерживает мужа Наталья. — Или пусть передают полномочия главам администраций на местах. Раньше-то нам эти деньги перечислялись на главу администрации, и мы получали всё, что полагалось. А сейчас не поймёшь, куда исчезает половина суммы.

Люди не зря сердятся. Любят у нас всякие добрые начинания обставлять всевозможными рогатками и препонами. Неужели с самого начала не было понятно, что этот искусственный нарост над оленеводами в виде кооператива потребует затрат, ведь кому-то нужно заниматься «бумажными» делами, готовить расчёты по оленьему поголовью. Со временем появится соблазн расширить штат кооператива, руководствуясь, естественно, самыми благими намерениями. И пошло-поехало…

День неумолимо катится к закату, с пастбища возвращается стадо. Кажется, я давно так хорошо не отдыхала, как в этот день. Кудряковы предлагают аргишить с ними, и я, честно говоря, осталась бы на денёк-другой, но хочется съездить ещё в какой-нибудь посёлок. Поэтому нужно возвращаться. Через день в Попигай должен прилететь вертолёт, арендованный отделом образования, — начальство принимает школы и детские сады к новому учебному году. Надеюсь, что мне удастся улететь этим рейсом.

icon-star

…Николай снова запрягает ездовых. Женщины и ребятишки стойбища отправляются нас провожать. На этот раз упряжкой правит Наташа. Её олени слушаются беспрекословно. Ну ещё бы! Наташа — неоднократный победитель в гонках на оленьих упряжках среди женщин. В День оленевода все участвуют в соревнованиях, но не всем удаётся победить. Это не огорчает, а только подзадоривает. Оленеводы знают, что смысл жизни не в этом, а в повседневной потребности жить так, как они живут. Им бы ещё помочь немного…

 

Опубликовано: газета Красноярский рабочий, 17.11.2011 — 21.12.2011 

Нет комментариев

    Оставить отзыв