Далеко в стране сопочной
Хорошо, что за три года до того в Сопочном стали возводить дома, рассчитывая поэтапно переселить людей, но стихия распорядилась иначе. От старого Попигая почти ничего не осталось, лишь несколько уцелевших домов. В одном из них и обитает некий промысловик Симаков, которого люди в шутку именуют мэром Попигая.
Увидеть старый посёлок можно разве что на картинах местных художников в школьном музее. Изредка наведываются в те края «чёрные копатели» — охотники за мамонтовым бивнем, да иностранцы, прельщённые красотой тамошних мест. Новый Попигай находится в непосредственной близости от административной границы с Якутией, что является настоящей удачей и счастьем для жителей. И вы сами поймёте почему…
Голова кругом
После предыдущей публикации «В краю «большой воды» (27.10.2011) в редакцию «Красноярского рабочего» позвонили представители красноярского «Россельхознадзора» и не согласились с претензиями в свой адрес, которые высказал местный промысловик Владимир Мамонов: «С 1 августа, в соответствии с федеральным законодательством, была открыта охота на дикого северного оленя, а к 5 августа таймырский «Россельхознадзор» ещё не подготовил для нас соответствующего разрешения». Подобные разрешения, оказывается, выдаёт сейчас другое ведомство.Действительно, как мне удалось уточнить, разрешения на отстрел дикого оленя выдаёт теперь краевая служба по охране животного мира, существующая с 2008 года. В Норильске есть Таймырский территориальный отдел этой службы, да и в Дудинке тоже есть их представитель. Так что обращаться за разрешением можно как в Красноярск, так и в Норильск, и в Дудинку. В начале августа вышел указ губернатора края по отстрелу дикого северного оленя. Скорее всего, таймырский территориальный отдел по охране животного мира, действительно, позже подготовил документы для промысловиков. И, к сожалению, подобная ситуация встречается частенько.
Мой знакомый Владимир Мамонов не лжёт. Просто от постоянных переименований этих структур у кого хочешь голова кругом пойдёт. Приносим «Россельхознадзору» извинения, но обращаем внимание: если уж наш край стал единым, и мы кричим об этом на каждом углу, то краевые чиновники в Красноярске должны в интересах северян действовать более оперативно, если уж взяли на себя такую ответственность, чтобы промысловики в далёкой Хатанге получали необходимые документы тогда, когда это нужно.
Попигай и Сындасско по праву считаются в Хатангском районе оленеводческими посёлками. Здесь больше всего кочевников, ведущих традиционный образ жизни, за что они получают от социальной службы пособие в размере чуть больше трёх тысяч рублей на каждого, занятого в оленеводстве.
Едем в стойбище
В Попигае полсотни семей кочуют в тундре. Летом, до коральных работ, когда оленям делаются всякого рода прививки, оленеводы разбиваются на семейные бригады и каждая кочует отдельно. Когда начинаются коральные работы, бригады разделяются на семьи, а уже те откочёвывают на свои земли.
В Попигае четыре бригады и в каждой по тысяче-полторы оленьего поголовья. Бригады состоят из родственников — все доводятся друг другу дальними или близкими родичами по мужу или жене. Считается, что между родственниками сильнее взаимовыручка и взаимные обязательства. Если кому-то на какое-то время надо отлучиться в посёлок, за него в стойбище будет работать другой родственник. Не зря народная мудрость гласит: свой своему поневоле друг.
Летом оленеводы кочуют по обеим сторонам реки Попигай, углубляясь в тундру на километр или два. Больше трёх-четырёх дней на одном месте со стадом не задерживаются. Для стоянки выбираются пастбища, где есть озеро, чтобы недалеко было ходить за водой и ловить рыбу в редкие часы досуга. Озёр в тундре много и почти все они рыбные.
Александр Большаков, с которым я познакомилась во время его плотницких работ, взялся отвезти меня в оленеводческое стойбище, а я предложила оплатить горючее, зная о ценности здешнего бензина для любого промысловика. Сговорились ехать следующим утром.
Вместе с нами в стойбище отправились два паренька. Роман, несмотря на юный возраст, неплохо разбирался в особенностях реки и всю дорогу управлял мотором, а Василий ехал к родителям. Васины родители, Николай и Наталья Кудряковы, потомственные оленеводы, а сам Вася — несостоявшийся педагог. Учился в Якутии на физкультурном отделении института, ушёл с четвёртого курса.
До стойбища плыть больше часа, чтобы скоротать время Александр рассказывает о местных достопримечательностях, встречающихся по пути, а меня всю дорогу занимает вопрос: как оленеводы различают своих и чужих оленей в стаде, ведь многие берутся пасти и окарауливать оленей родственников. Когда я высказываю эту мысль вслух, Александр хитро прищуривается:
— Если человек с мальства с оленями, он запоминает их «в лицо».
В его узких глазах прыгают весёлые бесенята.
— Полторы тысячи голов невозможно запомнить «в лицо», — не соглашаюсь я, чувствуя подвох. Большаков смеётся, розыгрыш не удался.
— Метки ставят, — раскрывает он оленеводческие секреты. — Режут уши. Некоторые наносят оленям поперечные надрезы на нос. А якутские оленеводы пользуются специальными клипсами.
Разговорившись, Большаков переключается на недавние события, произошедшие в тундре, выдвигая одну за другой версии о причинах медлительности хатангских сил МЧС. А произошло вот что: в июле во время жары из первой бригады убежало оленье стадо в 900 голов. Дежурный оленевод не сумел вовремя нагнать беглецов. Стадо, донимаемое комарами, ушло в лесотундру к границе с Якутией.
