Далеко в стране сопочной (Красноярский рабочий, 15.12.11)
Разговорившись, Большаков переключается на недавние события, произошедшие в тундре, выдвигая одну за другой версии о причинах медлительности хатангских сил МЧС. А произошло вот что: в июле во время жары из первой бригады убежало оленье стадо в 900 голов. Дежурный оленевод не сумел вовремя нагнать беглецов. Стадо, донимаемое комарами, ушло в лесотундру к границе с Якутией.
Фото Ирины Аплесневой
Меньше половины поголовья оленеводы отыскали своими силами, а в поисках другой половины рассчитывали на помощь МЧС. Но пока шли согласования на разных уровнях — посылать вертолёт на поиски стада или нет — время было упущено. Теперь оленеводы рассчитывают разве что на помощь соседей-якутов. Может быть, кто-то увидит стадо, сообщит по рации…
Встречай меня, тундра
На реке холодно, вода кажется чернильно-чёрной, наш кормчий зорко вглядывается вдаль, едва заметно поворачивая рукоятку мотора. Мы благополучно проскакиваем подводные отмели.
Через какое-то время лодка причаливает к берегу. Большаков неопределённо бросает:
— Стойбище где-то здесь, пойдём оглядимся.
Мужчины поднимаются на сопку и исчезают из виду, я остаюсь у лодки. Вскоре Большаков спускается к реке. Мы оставляем в лодке лишние вещи и поднимаемся на сопку.
Впереди, куда ни кинь взор, бескрайняя тундра переливается разнообразными красками. На болотистых кочках багрянцем алеет ягель. Заболоченное озерцо в лучах солнца светится весёлым разнотравьем — нежно-зелёный цвет переходит в жёлтый, а между ними проглядывают тёмно-бурые полосы, словно невидимый художник провёл кистью по полотну. Это прошлогодняя трава колышется меж свежих всходов.
Большаков, несмотря на карабин и рюкзак, бойко шагает впереди. Я еле поспеваю следом.
— Надо тундру задобрить, — озабоченно говорит он на ходу, — кинь какую-нибудь жёлтую монету на землю.
Вынимаю из кармана новую десятирублёвку и бросаю её в заросли голубики со словами: «Встречай меня, тундра, гостеприимно и отпусти хорошо». Большаков доволен, что я не задаю ему лишних вопросов. Он и сам, наверное, не задумывается, почему так полагается делать. Когда впереди бескрайние просторы, а ты остаёшься один на один с природой на долгие месяцы и годы, наверное, подобные ритуалы имеют для кочевников определённый смысл и значение.
Вдруг из-за сопки выныривает оленья упряжка с нартами. Пытаюсь разглядеть возницу — им оказался наш попутчик Василий. Приободрённый и повеселевший после встречи с родителями парень уверенно восседает в седле. Олени низкорослы, ездовых в упряжке шестеро — четверо идут бок о бок, а двое впереди — это направляющие. На одном из них с хореем (шестом) в руках сидит Василий, слегка приструнивая боковых от попыток рвануть в сторону.
Упряжка бежит нестройно, по-видимому, олени чувствуют нетвёрдую руку возницы, и лёгкие нарты, всякий раз наезжая на кочку, со скрипом накреняются. Я крепко хватаюсь за деревянные перекладины.
Впереди показывается стойбище — на фоне серой массы оленьего стада белеют несколько балков. Почуяв дом, упряжка стремительно рванула к стойбищу, радостно залаяли собаки…
Кочевники слушают стадо
У кромки стада стоит балок Николая и Ирины Жарковых. Познакомившись с ними, живо припоминаю бабушку Зинаиду, с которой виделась в посёлке — это её сын и сноха. Жену себе Николай привёз из Якутии. Присматривался недолго, хватило одного раза. В следующий раз приехал со свахой, в роли которой выступила сестра Николая. И хотя материально люди в Якутии живут лучше, без мужчины-кормильца женщине с детьми приходится туго. Ирина не просто согласилась выйти замуж, она решилась связать свою жизнь с оленеводом, деля с ним общие тяготы и заботы.
