Чета Седа Агаджанян и Размик Григорян отпраздновала важную дату: тридцать пять лет семейному союзу. Двадцать два года из этих лет они живут в Балахте. Жизнь этой простой армянской семьи — отражение истории распада СССР и того, как выживали и поднимались из пепла перестройки обычные люди.
Родилась семья
Седа и Размик родом из села Казанчи Мартакертского района в Нагорном Карабахе. В семье Агаджанянов было семь мальчиков и Седа, в семье Григорянов – пять мальчиков. Дети бегали по одним улицам, учились в одной школе, видели друг друга с детства. Мама Размика, когда он, отслужив два года, вернулся из армии, решила, что сына пора женить (в невестки хотела девушку из Казанчи). Выбор невесты для Размика не был случайным: он учился в одном классе с братом Седы, одновременно с ним ушёл в армию, нередко бывал у Агаджанянов в доме. Размик знал, что Седа девушка спокойная, трудолюбивая и внешне она ему нравилась: невысокая, аккуратненькая, с пышными косами. «Я на твоих косах женился», – шутит иногда Размик Арменович.
Сватовство состоялось в праздник седьмого ноября: жених с родственниками (человек тридцать) пришли к родителям невесты, где для них был накрыт щедрый стол. После традиционных переговоров молодые обменялись кольцами – обручились. Свадьбу справляли в феврале, гуляли всей деревней: днём во дворе невесты, вечером – во дворе жениха. При регистрации брака Седа, с согласия Размика, оставила свою фамилию, вот почему Размик и дети носят фамилию Григорян, а она – Агаджанян.
Сняли жильё в родной деревне, начали совместную жизнь. Размик хорошо помнит, как Седа рожала первенца Арсена: роженицу не успели увезти в районную больницу – роды пришлось принимать местному фельдшеру. За Арсенчиком последовали Сурфуи, Армен и младшая Алиночка. Решили переехать в райцентр – Размик уехал в Мартакерт: снял жильё, устроился работать в комбинат бытового обслуживания (КБО), позже перевёз семью. Вскоре купили землю и начали своими силами строить двухэтажный дом. Работал Размик очень много: закончится основная работа в КБО, он зайдёт в детский сад за детьми, приведёт, затолкнёт в ворота, крикнет жене, чтобы забрала, и, не заходя в дом, отправляется на калым. Дети и стройка требовали много средств, вот Размик и старался. Седа рассказывает: «Дети не видели отца иногда по несколько дней, скучали, плакали, спрашивали: «Где папа?», а я сама порой не знала, где он. Закончит штукатурить, приедет с деньгами, а отдыхать некогда – собственный дом надо достраивать».
Умеет Размик Арменович очень многое: в КБО был пилорамщиком, плотником, столяром, имеет профессию штукатур-маляр (окончил училище) и другие строительные навыки.
Война
Со временем отстроили и обставили дом, жили хорошо, в достатке, дети прилежно учились, но в 1987 году раздались первые тревожные звонки – в Карабахе начались волнения. Из разных мест приходили вести о демонстрациях и межнациональных стычках. К 1991 году противостояние между армянами и азербайджанцами в Карабахе особенно обострилось. У армян милиция изъяла всё оружие: даже топоры и вилы забирали. В Мартакерте ввели комендантский час. С азербайджанской стороны постоянно следовали провокации – из Баку приезжали вооружённые группы, обстреливали и армян и азербайджанцев, вызывали столкновения. Боевые действия сдерживали советские войска: в день, когда войска вывели из Мартакерта (к восьми часам вечера), в двенадцать ночи уже начался обстрел с азербайджанской стороны из артиллерийских установок. Седа рассказывает: «Было очень страшно: у нас на глазах в соседний дом попал снаряд, в это время хозяин был дома. Позже вернулась его жена: нет ни дома, ни мужа – она очень сильно кричала. Мы несколько дней сидели в подвале. Была зима, холодно – Размик сбегает, принесёт еду, одеяла, одежду тёплую. Потом всё затихло – выбрались немытые, измотанные. Спокойствие было недолгим: обстрелы начинались снова и снова, и мы, спасая детей, стали переезжать из деревни в деревню, потом – в Степанокерт, но война охватила весь Нагорный Карабах – пришлось уехать в Ставрополь к родственникам».
Война оставила неизгладимый след в памяти всей семьи. Когда я спросила о войне Размика Арменовича, у него изменился взгляд, по лицу прошла тёмная тень. Мало того, что он пережил, спасая собственную семью, война ещё отняла у него родителей – их убило танковым снарядом в собственном доме.
Страх надолго остался и у детей. «Однажды, когда уже снимали дом в Балахте, смотрели вечером телевизор, – говорит Седа Еноковна, – Арменчик в это время спал в соседней комнате. В новостях показывали сюжет о войне. Сын, услышав сквозь сон звуки артиллерийской канонады, подскочил и побежал прятаться. Еле мы его успокоили, так он во сне испугался: думал – опять война».
Переезд
В Ставрополе возникла проблема с учёбой: из-за беженцев школы были переполнены и учеников больше не брали. Старший брат Седы Сурен к тому времени не первый год жил и работал в Балахтинском районе. Сурен стал уговаривать сестру и зятя переехать в Сибирь: аргументировал тем, что здесь спокойно, нет проблем с пропиской и гражданством. Немного подумали – и решились. Сказать, что сначала было трудно, значит, не сказать ничего: как говорит Седа, было просто дико – оставили большой дом и всё нажитое, приехали в незнакомое место, в другой климат. Сперва жили у Сурена, потом сняли домик в Балахте. Заработав первые деньги, Размик потратил их на одежду детям: подошло первое сентября, и пора было идти в школу. Не представляли, что в сентябре и октябре может быть так холодно: одежду купили лёгкую. Первой внимание на это обратила учительница Алины –Марина Миллер: она вызвала родителей в школу. Седа и Размик всполошились: что случилось?! Размика в школе спросили, почему дети так легко одеты: не на юге живём, в Сибири?! Разобравшись, в чём дело, объяснили, как обратиться в районную администрацию за помощью, и сами помогли, чем могли: собрали кое-какие тёплые вещи. Седа и Размик добрым словом вспоминают педагогов Марину Миллер, Валентину Лыкову, Любовь Козлову. Во многом помогали соседи, семья тоже старалась отплатить добром – дети работали по хозяйству, если кто из соседей просил помочь. Больше всех поддержал, конечно, Сурен: он не только приютил на время, но и обеспечил работой Седу и Размика.
Дети пропустили три учебных полугодия – в школу их взяли на класс младше. Для рослого, физически развитого отличника Арсена это стало серьёзным испытанием: «Мама, все дети маленькие, а я вхожу в класс как учитель». И Арсен отказался идти в школу. Навстречу пошло профессиональное училище № 80: Арсену дали возможность получить среднее образование, профессии «тракторист-машинист» и «бухгалтер».
Позже, когда появились средства, купили детям всё необходимое, приобрели тёплые пальто, куртки и, доселе не виданные, валенки. Но дети валенки не надели, они их просто боялись: «Что это за обувь такая страшная?!». И лишь Армен один раз отважился в них выйти.
Не помучишься – ничего не получишь
«Там мучился, здесь мучился, но не помучишься – ничего не получишь», – говорит Размик Арменович, имея в виду не мученья как таковые, а то, что и в Карабахе работал, не разгибая спины, и в Балахте так же. Поднимались заново, с нуля. Прожили пять лет в съёмном жилье – шесть человек в небольшом доме. Потом Размик купил половину двухквартирного дома. Особенно придирчиво выбирал дом Арсен. В Мартакерте Григоряны построили высокий светлый двухэтажный дом, а в Балахте предлагали низкие домики, в которых, по мнению старшего сына, не хватало воздуха и простора. Наконец, подобрали подходящий – переехали. Приобретённая квартира была в плачевном состоянии, но Размика это не пугало. «Место хорошее, фундамент высокий, а ремонт всё равно делать надо», – комментирует Размик Арменович. Сам пристроил ещё одну комнату и кочегарку, отделал всё красиво, по-современному. Тем временем и детки выучились. Арсен окончил училище, Сурфуи – техникум: оба уехали в Ставрополь, обзавелись семьями и детьми. Армен и Алина получили высшее образование, живут и работают в Красноярске. У Алиночки растёт сынок Эдгар, лишь Армен пока не торопится семью заводить.
«Не тянет назад, в Мартакерт?», – спросила я Седу Еноковну и Размика Арменовича. На что Размик рассказал, что недавно съездил на родину: сделал брату доверенность на дом. Сердце, конечно, ёкнуло: родной край до сих пор стоит в руинах – если и делают ремонт, то только в больших городах, а в деревнях зачастую одни стены стоят, напоминая об артобстрелах.
«А Седу калачом отсюда не выманишь: привыкла к Балахте», – смеётся Размик.
Многие в районном центре и районе знают и уважают Седу и Размика и их детей. Размик не только хороший работник, он ещё большой любитель шахмат: в 1999 году был чемпионом района. Только большинство балахтинцев называет супругов «Света и Роман», переиначив на русский лад их, кстати, простые для произношения, красивые армянские имена. Седа означает «нежная», а Размик – «воин». И они, по жизненной своей сути, очень соответствуют этим значениям. Седа – и в самом деле нежная, всей душой отдающая себя заботе о муже, детях, внуках, устраивающая уют и наводящая чистоту в их красивом доме. Размик – настоящий воин, стоящий на защите покоя и благополучия своей семьи. Как говорит супруга: «Не было случая, чтобы Размик в чём-либо отказал детям. Он всё для них сделает!». Оба они внимательно, по-доброму относятся к людям, ценят дружбу и всегда готовы помочь.
Караба́хский конфли́кт – этнополитический конфликт в Закавказье между азербайджанцами и армянами, имеющий давние исторические и культурные корни. Новую остроту приобрёл в годы «перестройки» (1987–1988 годах). К концу 1988 года в конфликт оказалось вовлечено большинство жителей обеих республик, и он превратился в «открытую межнациональную конфронтацию», которую лишь на время приостановило Спитакское землетрясение. В 1991–1994 годах эта конфронтация привела к масштабным военным действиям за контроль над Нагорным Карабахом. 5 мая 1994 года был подписан Бишкекский протокол о перемирии и прекращении огня между Арменией и самопровозглашённой Нагорно-Карабахской Республикой с одной стороны и Азербайджаном, с другой стороны.
Опубликовано в газете «Сельская новь» 11.04.2014 г.
Всюду только и слышишь: деревня спивается. По счастью, не вся. Есть и другая деревня – трезвая и работящая. Жарким июньским днем ввела меня в эту другую Мария Гостяева, председатель сельхозкооператива «Копейка».
«Она что, и правда возит молоко аж в Богучаны?» Да, правда. Встретились мы в Георгиевке, где Мария Васильевна живет.
Начало: «фазенда» с телятами
Когда в восьмидесятых годах до Канского района дошел семейный подряд, Мария с мужем Василием подумали-подумали и тоже решили попробовать. Взяли в совхозе телят, корма, соорудили в лесу летний лагерь, с легкой руки мексиканского сериала назвали его фазендой и стали выращивать животных, благо опыта в этом деле было хоть отбавляй. Сначала доращивали до четырехмесячного возраста, но очень скоро Мария Васильевна поняла, что гораздо выгоднее растить животных подольше — как минимум до 300 килограммов, чтобы совхоз мог сразу продавать их на мясокомбинат. Это был первый шаг на пути предпринимательства.
Норма подряда у них была – 75 голов, но Гостяевы довольно быстро перешагнули эту планку. Конечно, работать приходилось не покладая рук, Мария не жалела ни себя, ни мужа, ни детей – Алешу и Лену, – которые помогали как могли. Многие уже тогда удивлялись: и откуда у нее столько энергии?! А когда дочь поступила в вуз, рассказала мне Мария Васильевна, то перед первым зачетом волновалась вот на какой предмет: что скажет мама, работающая днем и ночью, если я не сдам? Алеша учиться не уезжал. Мария Васильевна до сих пор чувствует свою вину за то, что не дала ему высшего образования: «Только сядет мальчишка за уроки, как я кричу: «Леша, беги, телята в пшеницу зашли!»
Хлопот и тревог было – хоть отбавляй! Однажды во время сильной грозы испугавшиеся телята выбили заплот загона и убежали в лес. Мария всю ночь искала их в лесу, но не нашла. Тогда вместе с детьми осталась ночевать на «фазенде»: боялась, что телята на рассвете придут, не увидят ее, уйдут снова да и наедятся ядовитой травы, от которой погибнут.
К Алеше в этот летний лагерь прибегали и другие ребятишки из деревни. Где побегают, а где и помогут другу управиться с заданиями матери. И сейчас уже взрослые друзья сына вспоминают тети Машины котлеты на «фазенде». Правда, был еще один помощник постоянный – бездомный дед по прозвищу Гномик. Жил он на «фазенде», жарил себе, помнит Мария Васильевна, на большой сковороде яичницу из гусиных яиц.
Отдача от практически беспрестанного труда семьи не заставила себя ждать. Через какое-то время Мария почувствовала, что игра стоит свеч: в доме появились деньги. Как и аппетит, приходящий во время еды, к Марии Гостяевой пришел азарт: хотелось развиваться, расширять возможности. Да и директор совхоза «Георгиевский» Георгий Громов, приметивший трудолюбие Гостяевых на новом поприще, предложил им как участникам семейного подряда купить «уазик» – возить корма. Покупка не из дешевых, почти как двое «Жигулей», но Мария не задумывалась: конечно – и Василий отправился сдавать на права.
Про самолет
Была в жизни Гостяевой одна «историческая» встреча – тогда она еще работала в совхозе и была в передовиках. Вечером Мария дома потрошила гусей, и те лежали на столе в ряд со спущенными вниз шеями. В дверь постучали, и вошел Александр Усс, а с ним еще и какой-то генерал в папахе и с лампасами. Интересовались, как живут люди в деревне, какое у них настроение. Спрашивали еще про председателя Громова, над которым в то время сгустились тучи. Председателя в обиду она не дала, а про жизнь сказала без затей: кто трудится, тот хорошо живет. Гости подначили: ну вот, мол, ты трудишься, а у тебя даже телевизора дома нет. «Куплю», – задетая за живое, ответила Мария и пригласила мужчин на картошку с груздями. Потом на прощанье дала им каждому в подарок по гусю.
А чуть позже у соседки по телевизору увидела Усса, который рассказывал про то, как они были в Канском районе, в том числе у одной замечательной женщины. И закончил он так: «Она, конечно, не видит нас, потому что у нее нет телевизора, хотя у этой труженицы уже должен быть самолет. И при этом она нам подарила по гусю».
Были потом в ее жизни передряги и малые, и большие. Я спросила, а к Уссу не пыталась обратиться со своими сельскими проблемами? «Да ну!» – ответила Мария Васильевна, хотя вообще-то она не из стеснительных.
Филимоново и Рудяное. Ох…
Итак, занимались Гостяевы своим семейным подрядом. Но как-то Мария краем уха услышала, что на Филимоновском молочно-консервном комбинате (ФМКК) принимают молоко от населения. Даже до ее родной Георгиевки добрались уже филимоновские скупщики. И снова примерила ситуацию на себя: «А почему нам этим не заняться? Да и машина есть».
Сказано – сделано: Гостяевы стали собирать молоко у односельчан. Но ФМКК платил в то время не деньгами, которые нужны были людям, а продуктами: мукой, сахаром, сгущенкой, даже почему-то колготками. Да и то вскоре стали «химичить», обманывать, ту же муку, бывало, давали с мышиным пометом. Мария с каждым разом мрачнела: за ней же люди стояли, и им все это, ясно дело, не нравилось. Но тут и подвернулся тот самый случай, о котором говорят «его величество».
Однажды по дороге в Филимоново у них сломалась машина. Пока муж колдовал под капотом, мимо прошла большая машина с надписью «Милко» и номером телефона, который Мария успела быстренько записать. На следующий день она позвонила в «Милко» и поговорила с директором завода Игорем Старостиным. Так начался новый этап в ее жизни.
А разговор состоялся примерно такой. «Можете ли у меня молоко принимать?» – «Вы знаете, я бы посоветовал договориться с директором «Прогресса» (Рудяное. – Т. К.), они сдают нам молоко, наша машина туда регулярно ездит. Если он согласится, сливайте свое молоко туда же». Пусть не самый удобный, но вариант, и Гостяева согласилась: собирала у людей молоко и возила в Рудяное. Но в то время у нее еще не было своего ИП, и рудянцы предложили проводить всю бухгалтерию через них. Повозила она так молочко, а когда пришла пора оплаты, ей выдали сто рублей. Она не взяла. К горлу подступил комок, но иногда и гнев бывает на пользу: Мария поняла, что надеяться она должна только на себя, и буквально через неделю зарегистрировала свое ИП, индивидуальное предприятие.
Директор «Милко» Игорь Старостин, похоже, успел оценить энергию Гостяевой, и они договорились, что «Милко» станет давать ей большую машину с водителем и деньгами для расчета с людьми. Ее задача была найти желающих сдавать молоко и организовать эту работу. Водитель был тоже энергичный. Мария Васильевна и сейчас смеется: «Так быстро и умело считал деньги, они прямо щелкали в его руках».
Абанский, Дзержинский, Тасеевский районы – где только она не бывала. Многие люди сдавали тогда молоко на ФМКК и взамен получали продукты: сгущенку, масло. А когда с ними стали рассчитываться деньгами, быстро поняли свою выгоду и перешли «к Гостяевой». Мария признается: сначала побаивалась директора ФМКК Ковалева, ведь по сути она у комбината хлеб отбивала, и старалась работать втихаря. Конечно, шила в мешке не утаишь: на ФМКК узнали о ее «подрывной» деятельности. Ну и что? А ничего. Закон она не нарушала.
Личная машина тоже работала на всю катушку, и когда ее стало не хватать, Гостяева пришла к Старостину: «Деньги нужны – еще одну машину купить». Тот без разговоров выписал чек. Уже дойдя до двери, Мария обернулась: «А почему не спрашиваете, когда верну?» Старостин улыбнулся: «Когда сможешь. Знаю, что вернешь». Отношения у них уже установились добрые и доверительные.
Гостяевы купили вторую машину. Потом – третью, четвертую. Наняли водителей, сборщиков – всего обрабатывали 14 деревень, в том числе Абанского района. Собирали в день примерно шесть тонн молока. Открыли в соседней Ивановке молокоприемный пункт с большими 20-тонными чанами, куда все и свозили. «Милко» и здесь подставило плечо: бесплатно выделило холодильное оборудование.
А впереди была «Копейка». То же, да и не то!..
Глава администрации Георгиевского сельсовета Людмила Суровцева:
— Побольше бы нам таких семей, тогда и село быстрее бы развивалось. Мария Васильевна всегда нам помогает в проведении праздников и других мероприятий на территории сельсовета. Вообще она большая труженица, уважаемый человек, болеет за деревню. Знаю ее уже лет тридцать — еще с тех пор, когда она работала в совхозе телятницей. Хоть и без специального образования, а всегда и во всем старалась сама разобраться, дойти до сути.
СЕМЕЙНЫЙ ПОДРЯД — в СССР форма ведения работ, основанная на принципах хозрасчета, при которой подрядчиком выступает семья. Семья производит сельхозпродукцию, а сельхозпредприятие ее покупает, выплачивая семье часть хозрасчётного дохода. Взаимоотношения семейного подряда с сельхозпредприятием оговариваются договором подряда.
Первая господдержка
В стране шли перемены-перестройки. Гостяевы по-прежнему ежедневно возили на завод молоко: днем сын его собирал по деревням, а в ночь они с мужем ехали в Красноярск. Но Старостина убрали, а новые хозяева «Милко» ввели новые порядки, раз от разу денег Мария привозила меньше, с перебоями, а людям-то надо платить регулярно. Плюс траты на бензин, электричество, зарплату. Гостяева поняла: не вытягивает. А тут бухгалтер Ольга, которая часто ездила к своему брату в Богучаны, сказала: «Мария Васильевна, а попробовали бы в Богучаны поехать. Там ни молока, ни мяса нет».
Сначала идея показалась абсурдной: все же семьсот километров туда и обратно. Но в голове отложилась. И в районной администрации поддержали: мол, хорошее дело. Однако с решением она не торопилась.
Между тем вокруг стали говорить про кооперативы. Бывший начальник сельхозотдела районной администрации Станислав Ганичкин и предложил: «А что, Мария Васильевна, попробуй кооператив – ты потянешь. Будешь государственную поддержку получать».
Гостяева согласилась, почти не раздумывая. Оформила документы – так в 2006 году родилась «Копейка». Название выбрали не случайное: была у Марии Васильевны хорошая корова с такой «денежной» кличкой, вот и новое дело решили так же назвать. Но ложка дегтя не заставила себя ждать: заявку на субсидирование она подала с опозданием и не вошла в реестр кооперативов на получение субсидии. Всю дорогу в Красноярск, куда поехала с представителями районной администрации, была сама не своя. Мужчины пытались отвлечь: «Давай в кафешку придорожную зайдем: присядем, поешь — успокоишься».
Когда вместе со Станиславом Ганичкиным зашли к чиновнику, который занимался как раз вопросами господдержки, Мария расплакалась. Хозяин кабинета, выслушав, нажал кнопку на своем столе… Ну а вышли от него – готова была хоть в ресторан идти, счастливая.
– За счет субсидий по программе господдержки кооперативов мы и поднялись, – рассказывает Мария Гостяева. – Возмещается определенный процент наших затрат. За литр молока, например, 1 рубль 66 копеек. За мясо отдельно. Поддержка существенная, с этих денег мы вносим налоги, оплачиваем счета за электроэнергию, отпускные; стараемся и в производство вкладываться. Например, мясо сейчас люди хотят покупать не замороженное, а охлажденное – необходимо специальное оборудование. Но для получения субсидии есть ряд условий: так, половину объема продукции надо принимать у членов кооператива, а половину – у населения. Сначала нас в кооперативе было пятеро, меня выбрали председателем, разработали устав. Каждый внес в дело свой посильный вклад. Потом стали принимать в кооператив и других сельчан, у которых есть свое хозяйство, – вступительный взнос составлял пять тысяч рублей.
Кооператив
Пять тысяч для многих было непосильной суммой, и Мария зачастую вносила эти деньги сама. Сейчас в «Копейке» 14 человек.
– Я про членов кооператива могу рассказывать бесконечно. Работящие люди, настоящие трудяги. Например, Федоткины в Ивановке. С детства мальчишки помогали матери-телятнице. Или Чечекины. Все они дети тружеников села советского поколения. Трудовая закалка наследственная. А Витя Беговатов? Настоящий командир, не зря у него прозвище Полковник: в хозяйстве все разумно устроено, полный порядок. И все марлечки для процеживания молока всегда беленькие.
– Или вот мужчина, который сам меня нашел – из Дзержинского района: он построил на земле своих родителей ферму и попросил, чтобы я брала у него молоко. Приехала – а там настоящая ферма: 60 коров, 250 свиней, куры, гуси, утки. Конечно, я согласилась. Но молоко у него хранилось в подвале и летом быстро прокисало бы. Я купила в кредит холодильное оборудование, установила у него в хозяйстве и теперь в качестве молока не сомневаюсь.
Кроме всего прочего, «Копейка» — это 23 рабочих места, созданных на селе (только бухгалтеров здесь трое, как на большом предприятии).
Богучанские перипетии
Богучаны тоже манили. Но Мария долго думала, стоит ли связываться с таким далеким маршрутом и тогда еще разбитыми дорогами. Да и морозы под пятьдесят там не редкость. А тут как нарочно ее приглашают в край. Татьяна Кныш, курировавшая в то время вопросы сельского хозяйства, спрашивает: «Вы получаете субсидию, Мария Васильевна?» – «Да». – «Тогда давайте в Богучаны! Там люди сидят без молока и мяса – вам туда дорога открыта». И Гостяева поехала осваивать новое пространство. А буквально через несколько дней поняла, что значит мафия.
Выживать ее с рынка у местных торговцев были веские основания: Гостяева, получающая субсидии, не имеет права поднимать установленную цену, ведь по большому счету государство, выплачивая деньги, помогает не только кооперативному движению, но и людям, которые эту продукцию покупают, то есть доплачивает за них какую-то часть. И если местные продавали мясо по 250 рублей, то она – по 200. Понятно, к кому выстраивалась очередь. Тем более, что и качество ее натуральной продукции не вызывало сомнений.
Местные объявили ей войну. Подъезжали на больших фурах, газовали, пытаясь камазовским дымом выкурить ее с места. Показывали корочки, в том числе милицейские. Выясняли, требовали, угрожали, провоцировали драки.
Однажды, закончив торговлю, они с сыном ехали домой и заметили преследовавшие их машины. Гаишники, которые были рядом с заправкой, отправили их в местное отделение милиции. Подъехали – навстречу выходит человек в каракулевой папахе с кокардой. Мария обратилась к нему: «Подскажите, как жалобу написать». Начальник РОВД, это был он, спрашивает: «На кого жалобу?» Мария все рассказала и добавила: «Сейчас прям от вас я еду в Красноярск к Горовому (тогдашнему начальнику краевого ГУВД. – Т. К.)».
Начальник тронул ее за руку: «Мария Васильевна, не надо – я сам наведу порядок. Мне о вас докладывали на планерке, знаю, что документы у вас в порядке». И отдал распоряжение: ГАИ сопровождала машину Гостяевых до самых Чунояр. С тех пор криминальные «наезды» прекратились. Так она отвоевала свое место под солнцем.
Гордость деревни
Техника имеет обыкновение стареть. Вот и их «уазик», купленный благодаря директору «Милко» Старостину, стал рассыпаться. Однажды сын сказал: «Мама, мы, наверное, последний раз на нем едем». Она ответила: «Будет новая машина, Алеша». Узнала, что в крае существует государственная программа поддержки малого и среднего предпринимательства, в районной администрации расспросила, как в нее попасть. И попала, кто бы сомневался. В итоге благодаря помощи государства (вернули четверть от затрат) и собственному кредиту купила южнокорейский «Хюндай», четырехтонник-рефрижиратор, да еще с левым рулем и кондиционером, с электроникой. Теперь поездки стали куда комфортнее.
Сейчас раз в неделю они возят в Богучаны около 800 литров молока и около двух тонн мяса. Для членов кооператива и других деревенских жителей, имеющих хозяйство, «Копейка»– просто палочка-выручалочка: вряд ли каждый из них смог бы сам выгодно и без лишних хлопот организовать продажу молока и мяса. А Мария Васильевна рассказывает:
– Прихожу к этим людям – у них порядок, трактора стоят, уборочные агрегаты. Это просто гордость деревни – вот так могут жить деревенские люди! Работать и получать хорошие деньги. Я стараюсь поддерживать: и поручителем кредита иду, и денег, бывает, даю взаймы, да и просто советом. Нынче купили у «Сибирской губернии» две тысячи цыплят. Продали людям в деревнях, еще и мало оказалось, себе удалось всего 8 штук оставить. Не удивляйтесь – какой же я председатель, если у меня не будет своего хозяйства? Осенью скуплю всех этих бройлеров и продам в Богучанах – люди получат свои деньги.
Аплодисменты
Мария — мордовка. Своей нацией гордится: «Это сильный, трудолюбивый и выносливый народ. У Емельяна Пугачева самые верные люди были мордвой».
Ее саму родители привезли в Георгиевку, когда ей было два года. Здесь окончила школу. Вышла замуж, вырастили с мужем двоих детей. Сын с семьей живет напротив, достраивают красивый дом. А дочь Марии Васильевны окончила высшую школу милиции, тоже обзавелась семьей и теперь живет в Зеленогорске. Четверо внуков, на стене в комнате – фотографии всех родных людей, с которыми она каждое утро здоровается, просыпаясь. А вот супруг Василий уже ушел из жизни.
Мы приехали в Георгиевку, когда Мария Васильевна только что выписалась из краевой больницы: подлечивала свой «моторчик», тот, что слева в груди. Дочь уже который год просит ее не пластаться, да не получается.
Гостяева от жизни не устала, несмотря ни на что. Ей хочется идти в ногу со временем. Ведь сказано же, что провинция – понятие не географическое. У нее во дворе есть гараж, а в гараже дверь открывается нажатием кнопки: нажал, и дверь поехала вверх. Удобно. В планах – устроить зимний сад в своем палисаднике. Сорокаградусные морозы, может, кого-то и остановили бы, только не председателя «Копейки».
Не так давно губернатор Лев Кузнецов, принимая руководителей лучших кооперативов, спросил у Гостяевой: «Какое у вас образование, Мария Васильевна?» Она сказала, как есть: восемь классов. Кузнецов встал и поцеловал ей руку: «Вот такие сибирячки и держат наш Красноярский край!»
Мария Гостяева была телятницей в совхозе «Георгиевский», передовой в районе: у нее хранится много грамот того времени. Надо было выхаживать всех новорожденных телят, правильно кормить, обеспечивать высокие привесы. До сих пор Мария Васильевна с большим уважением говорит о женщинах этой профессии: «Я, когда на чествованиях передовиков сельского хозяйства бываю, телятницам аплодирую больше всех». Память рук, память мышечная все сохранила.
В прошлом году из краевого бюджета на программу «Развитие малых форм хозяйствования в сельской местности» было выделено 149 млн 203,8 тыс. рублей. Расходы на предоставление субсидий сельскохозяйственным потребительским кооперативам на компенсацию части стоимости техники и оборудования составили 12 млн 434,7 тыс.
(в 2012 году — 78 млн 151,8 тыс).
Опубликовано в газете «Канские ведомости» 02.07.2014 и 09.07.2014
Наш вертолет зависает над тайгой, где прячется несколько вагончиков на колесах. Это пункт досмотра лесовозов, которые перевозят древесину из Красноярского края в Иркутскую область. Пару лет назад на Чемдальском участке Тунгусо-Чунского лесничества Эвенкийского района задержали крупную группу черных лесорубов, которые наломали «дров» почти на 250 млн рублей. Поймать браконьеров удалось только с воздуха, другим способом добраться до этой эвенкийской глубинки проблематично. После того случая на единственной дороге, по которой заготовители везут лес и летом и зимой, поставили пост. На нем вахтовым методом дежурят представители сразу нескольких служб – создают заслон недобросовестным лесопользователям.
Стоп, машины!
Полицейский Ми-8 сел прямо на дорогу, перегородив путь выстроившимся в очередь лесовозам. По этой, единственной в Чемдальском участковом лесничестве дороге красноярская древесина перевозится в Иркутскую область, а затем направляется в Китай. Специалисты говорят: здесь работают одни иркутяне (кстати, и задержанные черные лесорубы также представляли соседний регион). Жителям Красноярского края до этого участка тайги не добраться. Ближайший населенный пункт – Ванавара – в 400 км. Не наездишься.
Пункту от роду несколько месяцев, и насколько действенна эта форма работы, ни один специалист ответить не может. Время покажет. Пока нарушители на дорогу не суются. А как говорят старожилы, в ноябре-декабре (как только выставили блокпост) и вовсе исчезли из этой части тайги. Побросали технику, не вывезенную древесину и растворились в зеленой массе.
Ниже по дороге стоит еще один КП, но принадлежит он предприятию, которое здесь заготавливает лес. Так что сидят там «свои» люди. А на чемдальской дороге досмотр серьезный, мышь без документов не проскочит. Впрочем, проверяющие – сотрудники УЭБ и ПК ГУ МВД России по Красноярскому краю и министерства природных ресурсов и экологии с высоты полета заметили еще одну наезженную трассу, которая вьется между сосен. Дорога эта идет из Ванавары в Иркутскую область. И по ней, в принципе, тоже могут возить древесину лесорубы, но уже в обход поста.
– Проблема в том, что эти две дороги пересекаются на территории Иркутской области, – говорит начальник отдела государственного лесного надзора, пожарного надзора в лесах и противодействия незаконным рубкам министерства природных ресурсов и экологии Анна Кризо. – И поставить пост на их пересечении мы не можем. Соглашение о сотрудничестве с соседями у нас подписано, но мы должны быть уверены, что по наезженной трассе лесовозы курсируют. Направим туда рейды.
Зеленые «руки» тайги
Эвенкийская тайга с высоты полета полицейского вертолета – серо-зеленая масса, которой, кажется, и конца не будет. Лишь изредка среди сплошного поля деревьев попадаются белые квадраты вырубок. Они разбросаны по лесной долине так, что не соприкасаются друг с другом даже углами. Специалисты говорят: законные рубки полезны тайге, обновляют стареющий фонд. А вот несанкционированное уничтожение леса опасно. Оно наносит и экологический, и экономический ущерб нашему краю.
Сегодня даже первоклассник знает, что Красноярский край – регион, богатый тайгой. Вслушайтесь в цифры: площадь, покрытая лесом, более 105 миллионов га, а общий запас древесины по краю государственный лесной реестр оценивает в 11,5 миллиарда кубометров. Большая часть – 9,7 миллиарда кубометров хвойные породы, 6,8 миллиарда из них спелые и перестойные деревья (пригодные для коммерческой рубки). Казалось бы – руби сколько хочешь, сибирская тайга все стерпит.
– Каждый год мы можем вырубать 77,5 млн кубометров, – отмечают специалисты. – А вырезаем только 13 млн кубов. Расчетная лесосека в крае большая, но рубить нужно с умом. Существуют научные методы заготовки, которые позволяют срезать большой объем деревьев безболезненно для леса.
Кстати, те самые ровные красивые лесосеки, которые видны с высоты, – новый технологичный способ заготовки леса. На них располагались эксплуатационные леса, как раз и предназначенные для сплошной рубки. Но в министерстве природных ресурсов и экологии Красноярского края отмечают: и для работы на таких участках существуют свои правила.
– Лесорубы не имеют права уничтожать молодой подрост, – поясняет Анна Кризо. – Кроме того, договором аренды участка предусмотрены мероприятия по лесовосстановлению. Сделать это не сложно. Например, в Богучанском и Кежемском районах лесовосстановление связано с сохранением подроста, почвы здесь благодатные – достаточно их проборонить и минерализовать, и молодые деревца сами поднимутся щитом. А в южных районах края состав почвы таков, что не позволяет быстро закрепиться семени, здесь саженцы подсаживают. Главное – площадь вырубленных участков не должна превышать территорию восстановленных.
Лес – возобновляемый ресурс. Он постепенно затягивает раны, возникшие на его теле. Для этого и придумали отдавать лесные участки под рубки квадратами. Такая шахматная доска – там растет, здесь вырублено – хорошо себя зарекомендовала. Тайга раскидывает свои «руки» на опустевшие территории и заселяет их новыми, свежими растениями.
В министерстве природных ресурсов и экологии отмечают: из года в год идет положительная динамика лесовосстановления. Большинство участников лесного рынка играет по установленным правительством правилам – рубят в границах отведенных участков, на другие территории не посягают, бережно относятся к лесу. Но если бы все были столь законопослушны!
Ничто не освобождает от ответственности
В управлении по экономической безопасности и противодействию коррупции ГУ МВД России по Красноярскому краю отмечают: за последние несколько лет количество незаконных рубок в крае не уменьшается. Браконьеры как рубили лес, так и рубят.
– Если в 2012 году нами зафиксировано 797 фактов незаконных рубок, то в 2013-м – 792, – рассказывает начальник отдела по борьбе с преступлениями в лесном и лесопромышленном комплексах УЭБ и ПК Сергей Колесников. – Расхождение цифр незначительное. За два месяца этого года уже зарегистрировано 101 преступление.
Нередко в поле зрения оперативников попадают не только свежие рубки, но и прошлогодние. Но, как говорят в полиции, не важно, когда было совершено преступление, оно должно быть раскрыто.
– Эти преступления не очевидны, совершены далеко от населенных пунктов, – констатирует Сергей Колесников. – Но большую часть мы раскрываем. В 2013 году расследовано и отправлено в суд 453 уголовных дела, 400 лиц привлекли к уголовной ответственности. В 2014-м уже расследовано 55 уголовных дел, к ответственности привлечено 56 человек.
Правоохранители понимают: незаконными рубками занимаются, например, сельчане. И не от хорошей жизни. Сельхозпредприятия, леспромхозы закрылись, местным жителям необходимо чем-то зарабатывать. Но сложное материальное положение не освобождает от ответственности. Действующее законодательство серьезно карает преступников в лесной отрасли. Достаточно нанести природе ущерб в пять тысяч рублей (например, срубить два дерева) – и на тебя наложат штраф. А если ущерб превысит 50 и 150 тысяч рублей (2–3 лесовоза), можно лишиться свободы на срок до 6 лет. Впрочем, одиночки наносят природе и экономике края не столь значительный ущерб, как организованные преступные группы.
– Все просто, – говорит Сергей Колесников, – несколько граждан объединяются в группу и распределяют в ней роли. Один занимается сбытом продукции – у него есть связи на железнодорожных тупиках, второй знает производство и теперь организует работу на лесосеке, третий предоставляет лесозаготовительную технику и набирает бригады из местного населения. Такие группы действуют как лесозаготовительные предприятия среднего уровня. Действия их отлажены, а объем заготавливаемой древесины внушительный.
В прошлом году красноярские полицейские пресекли деятельность 6 ОПГ в лесной отрасли, им вменено 57 эпизодов незаконных рубок. Ущерб, нанесенный каждой из них, от 3 до 54 млн рублей. Черные лесорубы ежегодно наносят ущерб лесному фонду до 170 млн рублей.
– Нам практически весь прошлый год пришлось «жить» на территории Абанского района, – рассказывает Сергей Колесников. – Здесь действовали три ОПГ, которые занимались незаконными рубками в 40 местах. Организаторов арестовали. Сейчас их дела направили в суд.
А в Канском районе мастер лесозаготовок одного из коммерческих предприятий, работая легально, начал злоупотреблять незаконными заготовками древесины. Организовал работу вальщиков своего предприятия, привлек лесника, который подыскивал участки с наиболее ликвидной дорогостоящей древесиной. Таким образом группа, в которую входило пять человек, действовала почти год. Ей вменили 24 факта незаконных рубок.
По сведениям правоохранителей, самые криминогенные в крае – северные территории. Рубка ведется и на юге, и на востоке-западе, но в промышленных объемах древесина добывается в Ангарской группе районов, а значит, спрятаться здесь черным лесорубам проще всего.
Заслон для «черных»
Самый действенный способ поимки лесных преступников – задержать на месте преступления, как говорится, с поличным. Тогда проще доказать противоправную деятельность рубщиков. Пользовались местные полицейские данными космомониторинга, но результаты спутниковых наблюдений шли в Красноярский край до смешного долго. Данные обрабатывались различными ведомствами до года (!). А за 12 месяцев черные лесорубы могли сменить не одно место дислокации.
– Свои, оперативные методы гораздо результативнее, – отмечают правоохранители. – Рейды очень хороши там, где дорожная сеть развита. Мы можем быстро объехать прилегающие территории, осмотреть технику, проверить документы.
Но в труднодоступных районах такая практика неприменима. И правоохранители, и сотрудники министерства природных ресурсов долго ломали голову, как организовать контроль и надзор за вывозом древесины из Эвенкийского района. Здесь располагаются самые крупные лесничества Красноярского края. Одно из них – Чемдальское участковое, организовать рейдовые проверки в котором очень сложно: только для того, чтобы добраться до лесничества, патрульным необходимо полдня провести в пути.
В прошлом году несколько ведомств края совместными усилиями попыталось решить эту проблему – в глухой тайге, на дороге, по которой вывозится древесина из Тунгусо-Чунского лесничества, организовали пост досмотра лесовозов. Сегодня на нем дежурят представители нескольких контролирующих структур – ДПС, полиции, министерства природных ресурсов и экологии, Россельхознадзора и референтного центра Россельхознадзора. То есть досмотр транспортных средств полный. Одни специалисты проверяют документы на продукцию и сверяют с представленной декларацией – не вывозятся ли лишние кубометры леса (а это свидетельствует о черных рубках), другие проводят фитосанитарный контроль – за границу края не должен выйти зараженный вредителями лес, третьи обеспечивают охрану порядка, а в случае необходимости задерживают лесовоз и проводят доследственную проверку.
Опубликовано в газете «Наш Красноярский край» 14.03.2014 г.
О поселке Шапкино Енисейского района в России ходят легенды. Говорят, именно здесь в постсоветские времена пытались создать поселок инвалидов. Людей с ограниченными возможностями переселяли в многоэтажные дома бывшей военной части, запрятанной в тайге. Правда, о доступности «среды» речи тогда даже не велось. О ней задумались только сейчас, 20 лет спустя, когда в Шапкино появилась своя коммунальная служба.
Из леса, вестимо?
Населенный пункт раскинулся по обе стороны дороги. Добротные дома, спортивный зал, клуб, библиотека. Создавался он еще в 1952 году для работников местного лесозаготовительного предприятия. Структура эта давно почила в бозе, но лесхоз остался,и доставляет он местным жителям определенные неприятности.
– Так получилось, что при оформлении земель два поселка, Каргино и Шапкино, попали в земли лесхоза, – рассказывает глава Шапкинского сельсовета Любовь Загитова. – И теперь местные жители не могут провести межевание своих участков. У нас проходят свадьбы, молодежь просит выделить им наделы под строительство дома, а мы не можем этого сделать, потому что земля нам не принадлежит.
Как получилось, что эти территории были включены в земли лесхоза, сегодня никто не разбирается. Просто констатируют факт: земли поселений вовремя не оформлены должным образом. Сельчане, которые подсуетились и сделали документы на свои наделы до января 2013 года (тогда это была земля Енисейского района), теперь в ус не дуют – их паи в собственности. Остальным приходится только на главу сельсовета надеяться. Любовь Ивановна решила сама пройти весь путь оформления землицы, а потом уже односельчанам составить алгоритм действий.
– Сейчас я установила адрес участка, получила кадастровый паспорт. Обращаюсь в межевой комитет, который даст мне официальный отказ в проведении межевания, – говорит Любовь Загитова. – Затем подам заявление в суд на администрацию Енисейского района, которая вовремя не провела необходимых процедур. А там уже что суд решит.
Переселяйся, кто хочет
Военные в тайгу, окружающую Шапкино, пришли в 1979 году, а ушли с перестройкой – в 1992-м. Уехали, как и не было их. Оборудование вывезли, радиолокационную станцию, стоящую здесь, разобрали под контролем американцев (сейчас строят новую немного севернее). Тогда Шапкино-15, как называли военную точку, перестало существовать. Шесть благоустроенных пятиэтажек практически опустели. Недостроенные дома, в которые планировалось заселить вновь прибывающие семьи военных, так и бросили. Говорят, в некоторые новостройки уже сантехнику привезли, готовили к вводу в эксплуатацию. Но унитазы и краны в перестроечные времена быстро растащили. А в пустующие благоустроенные квартиры решили заселить инвалидов со всего Енисейского района – создать им достойные условия жизни.
– Идея была хорошая, – считает заместитель главы Енисейского района Галина Рявкина. – Пожилым и людям с ограниченными возможностями необходим уход, а там дома были благоустроенные – с горячей водой и отоплением. Переселяли по желанию. Хочешь – переезжай. Первоначально идея воспринималась на ура, потому что, когда снег по окна дом заметает, инвалиду и пожилому сложно выйти и дров наколоть. Сначала люди радовались, благодарили. А потом жаловаться начали. Оно и понятно – больному человеку везде невесело.
В начале 2000-х по селам Енисейского района разошлись рекламные проспекты, которые рассказывали, что в территории действует программа предоставления бесплатного социального жилья незащищенным слоям населения. На фотографиях довольные инвалиды в колясках, за которыми ухаживают социальные работники, и подпись: «Комфортабельное жилье расположено в экологически чистом Енисейском районе, недалеко от федеральной трассы. Все дома оборудованы пандусами, специальными поручнями, чтобы жителям было комфортно передвигаться».
Правда, что такое пандус, в Шапкино-15 в те времена даже и не знали. О создании удобствдля инвалидов задумались только сейчас. Как нам сказали в местном тресте ЖКХ, на следующий год запланировано обустройство подъездов съездами для колясок. Да и из инвалидов-колясочников в поселке остался только один, и тот уже три месяца живет в профилактории в Епишино. А так обычно его соседи на руках выносят погулять.
Сегодня Шапкино-15 не является специализированной площадкой по переселению инвалидов. Нынче в поселок съезжаются люди со всей России и ближнего зарубежья. Переселяются северяне из Норильска, есть татары, немцы, украинцы, грузины, азербайджанцы, чеченцы, молдаване и даже корейцы. Как-то на празднике «День поселка», который был посвящен национальным традициям местных жителей, сельсовет насчитал 30 национальностей, которые мирно уживаются в одном населенном пункте.
Городок-призрак
Чтобы попасть в Городок (бывшая военная часть), необходимо проехать по трассе, а затем свернуть на лесную дорогу. Снежные сосны создают необыкновенную атмосферу на пути к пресловутому «поселку инвалидов». Непролазная чаща вдруг обрывается, и из снега выступают на свет божий полуразрушенные остовы недостроенных домов и хозяйственных построек. Серые многоэтажки зияют пустыми глазницами, вызывают жалость. Город-призрак тянется довольно долго, точку ему ставит школа и несколько заселенных высоток. Фасады обшарпаны, но межпанельные швы утеплены, окна пластиковые, а рядом – детские площадки. Последние для Городка очень актуальны, как хвастают в сельсовете, за последний год только в Шапкино-15 родилось 16 детей. А в прошлом году сельсовет выиграл грант на 4 млн рублей, в Городке заасфальтировали придомовую территорию.
Постепенно новые жители военного городка обустроились, обжились – построили стайки, дачи, гаражи недалеко от высоток – из окна видно. У каждого в хозяйстве живность – у кого козы и куры, у кого кони.
– Мы в магазин только за солью и фруктами ходим, – говорит жительница Городка Назлы Гасанова. – Остальные продукты свои. В лесу грибы-ягоды собираем, на даче коз держим, индюков и бройлеров. Столько мяса – не знаем, куда девать.
Назлы (а по-русски Надежда) приехала в Шапкино-15 со своим первым мужем-военным, когда Городок только закладывали. Сначала жили в палатке, потом в бараке, а сейчас вот квартиру благоустроенную дали. Сама женщина из Баку, но после развала армии возвращаться на родину не захотела. Здесь родились ее дети, здесь она освоила непростое дело – скотину разводить и встретила своего второго супруга. А сейчас прикипела к русской тайге. Говорит, бакинцы много потеряли, не зная, что такое сибирские грибы.
– Здесь хорошо дышится, – говорит женщина. – И на улице спокойно. Наркомании в поселке нет, детей можно на улицу отпускать и не беспокоиться.
Городок живет своим маленьким мирком. От трассы 3 км, вокруг лес, пришлые люди сюда не забредают. Здесь и клуб свой, и спортивный кружок, и библиотека с соцработниками. Вот только полуразрушенные недострои портят настроение. С одной стороны, можно было бы доделать здания и заселить их новоселами, а с другой – денег у района на это нет.
– Руины сейчас выкупили различные фирмы – на стройматериалы, – поясняет Любовь Загитова. – Но они основное сняли, а остальное разбирать не торопятся. Мы уже через прокуратуру требовали, чтобы эти пятиэтажки, наконец, разобрали и провели рекультивацию земель под ними. Предпринимателей взяли под контроль. Но быстро ничего не получается.
В хоре только девушки
Если человек хочет интересно жить, неважно, где он будет находиться, – считает Назлы Гасанова.
И действительно, жители Шапкино – люди в основном увлеченные. Кто-то спортом занимается в небольшом тренажерном зале, кто-то песни поет в клубе. А недавно в поселке нашли новую форму работы с населением – начали проводить поздние вечеринки. Ориентировались на молодежь, но в «ночной клуб» стали ходить и пенсионеры. А чего дома сидеть, киснуть, движение – это жизнь!
Шапкинский певчий коллектив «Бабье лето» хорошо известен в Енисейском районе – выступает на всех праздниках, во всех конкурсах выходит лауреатом. В ансамбле только женщины, лишь баянист – мужчина, художественный руководитель Владимир Ярлыков. Но «Бабье лето» надеется: прибудет в их полку сильного пола, авось удастся заразить мужчин любовью к самодеятельному творчеству.
– Я сначала на концерт пришла, услышала «Бабье лето», и такое желание у меня появилось в нем участвовать, – рассказывает одна из певиц Тамара Шевцова. – Я еще в военном гарнизоне начала в вокальных кружках участвовать.
Женщины говорят: музыка их окрыляет. Бывает, на работе так устанешь, что и на репетицию идти неохота. А в клубе прокричишься, пропоешься, домой на таком позитиве идешь.
– Нас мужья дома не видят, – улыбаются артистки. – Ворчат иногда. Ну и пусть ворчат. Зато мы поем.
В Шапкино ни одна соседская посиделка, ни одно застолье без песен не обходятся.
Опубликовано в газете «Наш Красноярский край» 21.03.2014 г.
Россия ежегодно теряет от 4 до 6 % ВВП от ухудшения окружающей среды, роста заболеваемости и смертности населения. Такие цифры озвучил министр природных ресурсов и экологии РФ Сергей Донской на Интеграционном комитете ЕврАзЭС. При этом министр отметил: текущие затраты на природоохранные мероприятия не способствуют решению проблемы.
Ущерб, который наносит экологии человечество, растет с каждым днем как снежный ком. К прошлым «грехам» добавляется новое негативное воздействие на природу. Экологи подсчитали: в России влиянию грязи, выбрасываемой в атмосферу, воду и почву, сегодня подвержено более 17 млн человек. А наибольшее количество загрязняющих веществ сосредоточено в промышленных регионах Сибири, Урала и Дальнего Востока.
Наш край традиционно занимает в экологических рейтингах первые позиции. Мы в начале списка по объемам образования твердых отходов, впереди других субъектов по количеству и массе выбросов в атмосферу. И в основном благодаря двум городам – заполярному Норильску и Красноярску. Хотя их уже догоняют по количеству выбросов Ачинск, Назарово, Зеленогорск и другие территории края.
Ежегодно на наши головы обрушиваются тонны различных химических элементов. В Норильске на каждого жителя приходится по 11 тонн вредных веществ в год, в Назарово 1,3 тонны, Зеленогорске 1,1 тонны, Бородино – 0,8 тонны, Ачинске 0,6 тонны, в Красноярске 0,3 тонны. Последние два населенных пункта отделались «малым» количеством грязи только благодаря большой численности населения. Но даже и таким объемом вредных веществ, упади они разом на наши несчастные головы, можно сразу же убить всех жителей мегаполиса.
Главные по выбросам
По данным государственного доклада о состоянии и охране окружающей среды в Красноярском крае в 2012 году, в атмосферу Красноярского края было выброшено более 3 млн тонн (!) загрязняющих веществ. Все это продукты деятельности 1659 предприятий и почти 1 млн автомобилей, зарегистрированных на территории региона. При этом только за год количество выбросов выросло почти на 100 тысяч тонн.
Специалисты Среднесибирского УГМС отмечают: все шесть ведущих городов края (а именно в них проводятся замеры наличия загрязняющих веществ в атмосфере) не отличаются чистым воздухом. Например, в Канске еще приемлемый в 2011 году воздух нынче имеет повышенный уровень загрязнения. В Назарово – высокий, а в Ачинске, Красноярске, Лесосибирске и Минусинске – очень высокий. Атмосфера этих населенных пунктов буквально кишит такими веществами, как бензопирен, формальдегид, диоксид азота, фенол, взвешенные вещества, аммиак и оксид азота. Все эти элементы высокоопасные, а бензопирен чрезвычайно опасен. Только в 2012 году в Лесосибирске и Красноярске концентрация этого яда в атмосфере превышала гигиенический норматив в 10(!) и более раз. Существенно превышали допустимые нормы и концентрации других вредных веществ.
Исследователи отмечают: в последнюю пятилетку уровень загрязнения атмосферы краевого центра стабильно характеризуется как очень высокий. Такая же ситуация в Ачинске, Лесосибирске и других населенных пунктах. По общим подсчетам, в городах с очень высоким и высоким уровнем загрязнения атмосферы зарегистрировано почти 2 млн человек – две трети жителей нашего региона.
Некоторые аналитики обреченно вздыхают: такова цена нашей с вами хозяйственной деятельности и пристрастия к автомобилям. По официальным данным, количество выбросов от нестационарных источников (транспорта)в последние годы стремительно приближается к цифрам, характеризующим вредное воздействие на атмосферу промышленных предприятий. Тем не менее ученые, не первый год изучающие вопрос, парируют: это иллюзия, которую намеренно создают крупные корпорации, дабы не вкладывать средства в экологические программы.
Сегодня мы можем лишь примерно говорить о вредных выбросах в атмосферу, – считает доктор физико-математических наук, директор исследовательского центра при КНЦ СО РАН, профессор Сибирского федерального университета Рэм Хлебопрос. – Никто не знает точных цифр. Сейчас практически отсутствует мониторинг. Если раньше только в Красноярске работало 18 станций, которые передавали данные о состоянии воздуха, почвы, воды, снега, сегодня их количество значительно уменьшилось. А в результате точечной застройки некоторые оказались внутри дворов, их данные уже ничего не значат, потому что не показывают реальной картины.
В те времена, о которых говорит Рэм Григорьевич, каждое предприятие имело свой экологический пост. Позже они были ликвидированы. Нынче, считает ученый, сведения о воздействии на окружающую среду промышленными гигантами усреднены или основаны на заявлениях самих предприятий.
Кто льет грязь на наши головы
Данные о нарушителях печатаются в годовых отчетах и докладах, озвучиваются экологами. И все.По информации краевого министерства природных ресурсов, на 2012 год нормативы предельно допустимых выбросов были установлены для 1334 субъектов хозяйственной деятельности. Не превысили годовые выбросы лишь 854 предприятия.
За последние 10 лет мало изменился список основных загрязнителей воздуха в городах и районах нашего края. По данным государственной статистической отчетности, он включает в основном предприятия цветной металлургии и теплоэнергетики. В 2012 году в число загрязнителей вошли нефтяники, добывающие нефть и газ в Туруханском районе.
В целом валовые выбросы 17 основных предприятий края составляют почти 94% всех «выхлопов» промышленности. И загрязнение территории происходит соответственно размещению крупных заводов. В Норильске, где выбросы в 2012 году составили почти 2 млн тонн, расположен ГМК «Норильский никель», В Красноярске (286 тысяч тонн) и Ачинске (67,6 тысячи тонн) – РУСАЛ: КрАЗ и АГК, в Назарово (57,5 тысячи тонн) – ГРЭС.
Безусловный лидер по загрязнению воздуха в Красноярском крае – Норильск. Но, как считают экологи, именно в Норильске собралась большая часть нерешаемых проблем.
– Если извлекать из руды всю серу, куда ее девать? – задает риторический вопрос исполнительный директор Красноярского краевого экологического союза и член Гражданской ассамблеи края Николай Зубов. – Это технически возможно. Уйдет противный запах, который присутствует в городе, у жителей промышленного района пропадет вкус кислоты. Но серу необходимо куда-то вывозить.
Экологи Гражданской ассамблеи тесно работают с Норильским промышленным районом. Защитники природы констатируют: в ГМК разработали экологическую программу и, что не менее важно, трудятся над воплощением задуманного в жизнь. Но в решении проблем заполярного города необходим комплексный подход, туда нужно бросить все силы государства, как, например, делается для восстановления Арктики.
Правительство России считает, что ситуация с Заполярьем не столь безвыходна, какой рисуется экологам. В конце мая представители ГМК «Норильский никель» и министерств природы и экономики РФ подписали соглашение о закрытии устаревшего никелевого производства в Норильске. Тогда министр природных ресурсов и экологии РФ Сергей Донской отметил, что в рамках комплексной программы уже сформирован перечень мероприятий по уменьшению выбросов, это снизит концентрацию серы и оксида никеля на севере нашего края. Итак, устаревшие мощности никелевого завода до 2016 года будут закрыты, а площадку Надеждинского металлургического завода модернизируют.
Нефтепродукты, пожалуй, второй по опасности элемент загрязнения окружающей среды. В Красноярском крае существует единственный нефтеперерабатывающий завод – Ачинский НПЗ. Экологи отмечают: НПЗ доставил им немало головной боли, пока не взялся за усовершенствование своего производства. До конца, конечно, вредное воздействие на окружающую среду убрать не удалось, но запущенная в 2006 году экологическая программа предприятия нацелена на то, чтобы не только снизить влияние на природу, но и восстановить экологический баланс региона. Для этого работает бригада экологической безопасности, обновляются цеха.
Впрочем, модернизация грязного производства не всегда говорит о снижении выбросов и техногенной нагрузки на окружающую среду. Как отмечает Николай Зубов, зачастую модернизация откликается только изменением состава выпускаемой продукции.
За последние 10 лет динамика выбросов от алюминиевого производства, расположенного сразу в двух городах края – Красноярске и Ачинске, – мало чем изменилась. И это несмотря на постоянно пропагандируемые РУСАЛом программы по совершенствованию производства, которые предполагают очищение воздуха вокруг заводов. Впрочем, как говорят специалисты, история КрАЗа с самого начала неоднозначная.
– Изначально построить завод должны были далеко за пределами Красноярска, на востоке по розе ветров, – рассказывает Рэм Хлебопрос. – Но власти сэкономили деньги на том, что перенесли предприятие в город, а затем отдали ему всю электроэнергию Красноярской ГЭС.
Сегодня РУСАЛ Красноярск и РУСАЛ Ачинск производят в год более 103 тысяч тонн вредных выбросов. Из-за чего в этих населенных пунктах превышена ПДК по бензопирену, источниками которого являются алюминиевое производство и выхлопные газы авто.
В 2011 году экологи из общественной организации «Зеленый патруль» провели экспертизу по бензопирену, которая показала: выхлопы автомобилей – ничто по сравнению с уровнем вредных выбросов в районе Красноярского алюминиевого завода. Там превышение ПДК составило 290 раз!
Сегодня ученые вслух говорят о пагубном влиянии этого производства на сельское хозяйство и здоровье человека.
– Выбросы влияют на Березовский и Емельяновский районы, – говорит заместитель директора по научной работе ГНУ Красноярский НИИ сельского хозяйства Валентина Колесникова. – Мониторинг агрохимической службы выявил, что на этих двух территориях существуют проблемы с загрязнением почв пашни водорастворимым фтором. В Березовском районе 91 гектар имеет чрезвычайно опасную степень загрязнения, 600 га – высокоопасную и 2 тыс. га – умеренно опасную степень. В Емельяновском районе – 3 тыс. га земли в чрезвычайно опасной степени загрязнения, 1,5 тыс га – в высокоопасной и 1 тыс. га – в умеренно опасной степени. Эти почвы не могут использоваться для растениеводства.
Выход из этой ситуации, конечно же, нужно искать совместно собственникам, чиновникам, экологам. Предприятие важно для города,и прекращение его работы приведет к не менее значимым последствиям.
Еще в 1990-х годах группа ученых под руководством Рэма Хлебопроса составила карту загрязнения Красноярска и соотнесла ее с заболеваемостью онкологией.
– Мы наложили друг на друга две карты – загрязнения и заболеваемости, и сразу стало ясно: люди болеют там, где большие выбросы, – поясняет Рэм Хлебопрос. – Здоровье человека напрямую связано с состоянием окружающей среды.
Наша карта, которую мы составили по данным краевого министерства природных ресурсов, лишь подтвердила слова ученого. В районах с плохой экологической ситуацией больше показатель не только по онкологии, но и по заболеваниям нервной и эндокринной систем, органов дыхания и системы кровообращения.
Хочу знать!
Информация – прежде всего. Сегодня экологи ратуют за открытость сведений о загрязнении окружающей среды в той или иной территории Красноярского края.
Человек должен знать об опасности и иметь выбор, – считает Николай Зубов. – Он может задуматься: если в Центральном районе Красноярска концентрация бензопирена настолько высока, так стоит ли здесь жить? Не лучше ли поменять квартиру на окраину?
Это, конечно, довольно узкий пример информированности населения об угрожающей ему экологической опасности. Но очень понятный. В региональном министерстве природных ресурсов и экологии еще в прошлые годы задумались над необходимостью сбора данных о состоянии окружающей среды, а также возможности влияния на основных загрязнителей. И создали экологическую концепцию края до 2030 года.
Сегодня мы признаем: да, по общей массе выбросов загрязняющих веществ от стационарных источников Красноярский край занимает первое место в России, а по их массе значительно опережает другие регионы. Да, Красноярский край входит в десятку субъектов – крупнейших производителей твердых отходов. Качество воды у нас оставляет желать лучшего, а люди болеют из-за плохой экологии. Но главное то, что мы наметили наконец для себя путь по улучшению ситуации. Экологическая концепция края, которая в прошлом году так активно обсуждалась общественностью, подтверждает: в крае налаживается мониторинг состояния окружающей среды, начинают работать механизмы привлечения недобросовестных загрязнителей к ответственности. А результатом этих усилий станет снижение выбросов.
Альтернатива есть
Второй загрязнитель по количеству выбросов в атмосферу и созданию твердых отходов – ТЭЦ и ГРЭС, которые в Красноярском крае работают на угле.
Рэм Хлебопрос: В угле много загрязнителей и мало калорий, потому сжигать его приходится много. Плохо то, что наши угли имеют высокую радиоактивность. И все эти выбросы падают прямо на наши головы. Гораздо экологичнее было бы поставить в Красноярском крае атомные электростанции.
Николай Зубов: Когда версталась программа снижения выбросов в Красноярске, мы предлагали записать в нее перспективный перевод наших ТЭЦ на газ. Это дало бы ощутимое снижение загрязнения атмосферы. Говорят, что это пока нереально. Но неправильно не обсуждать эту проблему до 2020 года.
Опять ОЯТ
В отличие от других показателей экологического состояния края, радиационная обстановка не меняется и остается довольно благополучной. Экологи пристально наблюдают за территорией ЗАТО город Железногорск, где расположено ФГУП «Горно-химический комбинат». За последние три года предприятие вывело из эксплуатации производства, которые долгое время оказывали негативное воздействие на окружающую среду, был закрыт последний действующий реактор. Благодаря этому комбинат вышел на так называемый нулевой фон. Тем не менее на территории завода собрано большое количество жидких радиоактивных отходов и отработавшего ядерного топлива, появляются новые объекты. Сейчас, например, создается опытно-демонстрационный центр, где будут отрабатываться технологии по переработке ОЯТ. Он разместится в 10 км от Железногорска, вблизи поселка Атаманово, и в 4 км от Енисея. В дальнейшем на базе отработанных в опытно-демонстрационном центре технологий планируется строительство полномасштабного завода по переработке ядерных отходов, поставляемых не только со всей России, но и из-за рубежа. Если это произойдет, то российская атомная энергетика окажется на пороге нового витка своего развития. Правда, специалисты экологической отрасли настроены менее оптимистично.
Елена ВАВИЛОВА, министр природных ресурсов и экологии Красноярского края:
Сегодня благодаря общим усилиям в Красноярском крае сформирована государственная экологическая политика. Она выстроена в условиях узкого законодательного коридора федерально установленных полномочий. Когда с одной стороны – советское наследие, в виде предприятий с устаревшими технологиями. С другой – новые проекты, требующие новейшего оборудования и ориентированные на экологически чистые стандарты.
Фундаментом модели региональной экологической политики являются Экологическая концепция региона до 2030 года, которая утверждена губернатором края, и принятый в этом году закон края «Об экологической безопасности и охране окружающей среды в Красноярском крае».
Это ключевые документы, которые определяют направления деятельности и механизмы их реализации.
Мы выстраиваем свою работу в строгом соответствии с этими документами, у нас уже есть положительные результаты, в том числе по снижению предприятиями вредных выбросов в атмосферу, по формированию центров по сортировке и переработке твердых бытовых отходов, по созданию комплексной системы мониторинга и т. д.
Также стоит отметить, что сегодня в рамках подготовки к универсиаде 2019 года перед нами стоят серьезные задачи, выполнение которых позволит решить острейшие экологические проблемы города.
Опубликовано в газете «Наш Красноярский край» 6.06.2014 г.
Как говорил классик российского кинематографа, «без воды и не туды, и не сюды». Жители некоторых районов Красноярского края с готовностью подпишутся под этой фразой. Ведь, по оценкам специалистов, качество воды в территориях нашего региона невысокое. А улучшение ситуации идет совсем не семимильными шагами.
Люди хотят не пива
«Три года назад в селе Ермаковском начали строить водопровод. Раскопали центральную улицу, протянули трубы через лес. Бывший глава района Борис Ситников отчитывался перед населением: на строительство водопровода потратили 169 млн рублей. Но новый водопровод до сих пор не работает. Выходит, закопали бюджетные деньги и забыли?» С таким вопросом обратились в редакцию газеты «Наш Красноярский край» жители села Ермаковского. Вода в селе, конечно, есть, но ее чистотой люди недовольны. Говорят, откроешь кран, а оттуда как будто пиво льется. Вода желтая и пенистая.
– Старый глава сколько раз говорил, что у нас будет чистая вода, – рассказывает местный житель Александр Васильевич (фамилию мужчина просил не называть). – Но водопровода как не было, так и нет. Три года назад начали прокладывать трубы на улице Суркова, а этой осенью прошли два квартала до улицы Пролетарской. Там строителей зима захватила, и они это дело бросили. Причем работники постоянно меняются – то одни приедут, то другие, то третьи. В итоге, кто работы ведет, непонятно.
новый водозабор в ЕрмаковскомИсследования воды в Ермаковском показали, что ее качество не соответствует требованиям СанПиН. В некоторых скважинах содержание железа и марганца превышает допустимую концентрацию в 16 раз. А в последние годы наблюдается ухудшение и по радиологическим показателям. В 2008 году в некоторых скважинах выявлен повышенный гамма-фон.
– А вы посмотрите, сколько у нас заболеваний, – восклицает другой житель Ермаков Анатолий Алексеевич. – У каждого второго камни в почках.
Местные жители приноровились очищать воду с помощью бытовых фильтров. Но от всей таблицы Менделеева они не спасают. На кастрюлях и чайниках все равно налет образуется. А что там в организме оседает – одному богу известно.
– От накипи сложно уйти, – считает директор ООО «Квант», обслуживающего водопровод, Юрий Макаров. – Старый трубопровод был смонтирован в 1961–1964 годах, его срок эксплуатации давно истек. Трубы в любой момент могут подвести. Мы очищаем воду, убираем часть железа, но сети настолько загрязнены, что промыть до конца их не можем. Грязь, которая копилась годами, при перепаде давления отрывается от стенок и идет в питьевую воду.
В 2005 году на водозаборах Ермаковского установили очистные сооружения. Вода стала светлее, но вредные примеси в ней все равно присутствуют.
Меж двух источников
Поиски надежного подземного водоисточника в Ермаковском начались еще в 2004 году. Тогда специалисты определили: потребности села с учетом перспективной застройки – 1,2 тысячи кубометров воды в сутки. В 2007 году специализированный институт «Водоканалпроект» разработал проектную документацию для сооружения хозяйственно-питьевого водоснабжения села Ермаковское. Согласно этому документу отбор подземных вод должен был производиться в трех скважинах, расположенных в 200 метрах друг от друга. Обеззараживать воду предполагалось с помощью электролизной установки, расположенной в здании насосной станции.
Как говорят в министерстве энергетики и жилищно-коммунального хозяйства Красноярского края, работы в Ермаках начались в 2009 году. Тогда пробурили четыре скважины – две водозаборные и две наблюдательные, построили 450 метров водопровода. В 2010 году работа продолжилась. Специалисты констатируют: деньги на обеспечение ермаковцев чистой водой выделялись по трем разным программам. В общей сумме затраты действительно составили около 170 млн рублей. За эти годы основные
работы были сделаны: построены насосные станции, установлены резервуары для воды и фильтры-поглотители, емкость для дождевых вод, готовы водоводы, автодорога от водозабора до насосной станции и проходной пункт, кроме того установлены трансформаторные подстанции, объект подключен к сетям. Казалось бы – бери и включай воду, но…
– Работы не были окончены в связи с тем, что менялись подрядчики, изменялась структура водопровода, – констатирует Юрий Макаров. – На сегодняшний день из-за незапуска страдают в основном жители районов Дома детства и Аэродром.
Аэродромный микрорайон – достаточно новый, на карте села появился недавно. Напротив него разрабатывают еще одну площадку – микрорайон Северный. Ветви нового водопровода должны дотянуться до этих территорий. Старый водопровод Ермаковского закольцован на центральной части села, новостройки остаются в стороне от него. Но, как ни парадоксально, жители Аэродрома этому даже рады. У них в ближайшем леске построена своя водонапорная башня, которая снабжает водой небольшую территорию.
– Нам ермаковской воды не надо, – машут рукой жители Аэродрома. – У нас вода не в пример водопроводной – хорошая, чистая. Здесь сделана глубинная артезианская скважина.
Один из жителей Аэродрома приглашает: «Пойдем, напою нашей водой». Жидкость из крана действительно бежит прозрачная – стакан просвечивает насквозь. И на вкус довольно приличная, правда присутствует в местной водичке какой-то привкус. «Это известняк, – успокаивает мужчина. – Но все равно – лучше прозрачную воду пить, чем желтую и мутную». И с ним сложно не согласиться.
Поднимется тариф – будет вода
Как говорят ермаковцы, сегодня о строительстве водопровода им напоминает лишь раздолбленный асфальт на улице Суркова. Новый водозабор за высоким металлическим забором напоминает заброшенную территорию. К проходной ведет лишь узенькая цепочка следов сторожа.
– А там, возможно, и воды-то нет, – высказывает свои сомнения водитель КамАЗа Владимир Гончаров, работавший на строительстве нового водопровода. – Я помню, как пытались запустить водозабор. Включили скважины, а через час вода кончилась – уровень упал. Не на ту глубину забурили. В моем понимании артезианская скважина должна быть 80–100 метров, а не 35, как здесь.
Коммунальщики утверждают: новые скважины построены по всем правилам, и в августе 2014 года водопровод будет запущен.
– Вся проблема в нехватке денежных средств, – говорит Юрий Макаров. – Работы, которые в свое время были профинансированы, сейчас нужно оплачивать снова. Если когда-то было произведено хлорирование сетей, но они стояли без работы долгое время, через три месяца нужно хлорировать снова. И изыскивать средства на это.
В текущем году из краевого бюджета выделено около 10 млн рублей на запуск водопровода в селе Ермаковском. В министерстве энергетики и ЖКХ уточняют: на эти средства смонтируют модуль доочистки питьевой воды, благоустроят и озеленят узел второго подъема.
Но и это вливание не гарантирует запуск нового водопровода в срок (осенью 2014 года).
– Запуск водозабора произойдет, и он снова остановится, – рассказывает Юрий Макаров. – Для того чтобы подавать воду людям, необходимо утвердить новый тариф. Выше существующего сегодня. Потому что увеличивается объем потребляемой электроэнергии, человеческих затрат. Нам необходимо принять 15 новых работников.
Сегодня в Ермаковском один из самых высоких на юге края тариф на воду. За кубометр жители платят по 64 рубля 21 копейке. В месяц выходит 1–1,5 тысячи с семьи. С 1 июля тариф вырастет на 5,4 %.
– Пока утверждаем новый тариф, пока передаем водозаборные сооружения на местный уровень, – говорит Юрий Макаров. – Это займет какое-то время. И опять возникнут дополнительные затраты на хлорирование и промывку водозаборных скважин. Эти процедуры можно было бы сократить, если бы власть согласилась принять новый тариф перед запуском водопровода. Мы выходили в сельсовет с этим предложением, но нам отказали. Говорят: сети не находятся у них на балансе.
Глава сельсовета Анатолий Шугалеев заявляет:
– Как я людям объясню, почему потрачены 169 млн рублей? Государство выделило средства на водопровод, а теперь за счет средств населения должны его запускать? У нас люди и так много платят за воду. Пока я здесь работаю, не подпишу документ на увеличение тарифов.
В коридорах сельской власти поговаривают, что стоимость воды в Ермаках взлетит в два раза. Но в министерстве ЖКХ успокаивают: после завершения строительства и подключения водопровода пройдет экспертиза всех затрат на эксплуатацию законченного объекта. При передаче документов региональной энергетической комиссии Красноярского края установят тарифы на услуги холодного водоснабжения.
А пока ермаковцы прикидывают, сколько будет стоить им установка внутридомового насоса, если, не дай бог, тарифы на водопроводную воду действительно взлетят до небес.
Опубликовано в газете «Наш Красноярский край» 28.03.2014 г.
«Уходящий Красноярск» — новый фотопроект 1-LINE.
Это рассказ в фотографиях о недавнем прошлом нашего города: местах заброшенных, полузабытых, но по-прежнему остающихся его частью. Частью его жизни в том числе. Первая фотоэкскурсия — по красноярскому комбайновому заводу.
Завод комбайнов открылся в Красноярске в 1941 году на базе эвакуированных запорожского завода «Коммунар» и Люберецкого завода сельхозмашиностроения. Во время Великой Отечественной войны выпускал и сельхозмашины, и оборонную продукцию. С 1944 года начал производство комбайнов.
Решение о закрытии завода было принято в 2013 году.
Нельзя сказать, что жителям миллионного Красноярска известен каждый уголок их города.
Нередко те, кто живет на левом берегу Енисея, не представляют себе расположения улиц на правобережье, и наоборот. Но уж в центре города наверняка бывал каждый красноярец. Правда, не всем известен «старый» центр Красноярска — тот, в котором нет красивых зданий, асфальта, зато есть свои огородики, привольно разгуливают стаи собак, а в весеннюю распутицу ни проехать, ни пройти. Стоит на несколько сот метров отъехать от центра, спуститься с Копыловского моста — и вы попадете в такой район. Это Николаевская слобода.
Первые дома в Николаевке были построены в 1890-х годах, вблизи железнодорожной магистрали и мастерских. Вначале это были здания, как бы мы сейчас сказали, сервисные — помещения для ремонта, кладовые, домики для «начальствующих». А вскоре стали стремительно расти поблизости и жилые домишки.
Всего через 2–3 недели только-только построенные в Николаевке производственные здания уже были окружены десятками улиц, а через год в слободе насчитывались десятки жилых кварталов. И сегодня в Николаевке можно увидеть дома, построенные больше 100 лет назад.
Согласно новому генплану Красноярска, в ближайшие годы Николаева превратится в современный жилой район с многоэтажными домами, зонами отдыха и деловыми центрами. Но пока (будем называть вещи своими именами) здешние трущобы меньше всего напоминают исторические памятники, а иногда и просто человеческое жилье.
Здание Крайкома КПСС в Советском районе Красноярска — пожалуй, самый известный городской долгострой. Идея разгрузки исторического центра Красноярска появилась в 80-х годах минувшего века. Одним из простых способов решения этой задачи тогда представлялось перенесение административных зданий в район нынешней Взлетки. Строительство здания крайкома КПСС началось в 1985 году. Основные работы через несколько лет были завершены, но тут началась перестройка и строительство прекратилось. С тех пор минуло почти 30 лет лет.
За это время предпринимались неоднократные попытки реанимировать здание и завершить строительство. В 2003 году тогдашний губернатор региона Александр Хлопонин предложил достроить объект и все-таки перенести туда администрацию края. В 2004 планировалось, что здание будет перестроено под крупный торговый центр. А в 2008-м хотели снести замороженный долгострой и на его месте создать бизнес-центр класса «А». Однако ни один из этих планов так и не был претворен в жизнь.
На сегодняшний день судьба крайкома вроде бы решена. Согласно генплану после сноса долгостроя на его месте должен появится уникальный деловой центр, состоящий из 2 высотных башен, окруженных комплексом зданий. Предполагается, что они будут отведены под отели, рестораны, музеи и офисы. Здания окружат парком, откуда будет оборудован выход на благоустроенную набережную. Исчезнет ли недостроенное здание КПСС или все-таки останется — покажет время. А нам пока остается только подсмотреть, что же происходит сейчас за полуразрушенными кирпичными стенами.
Точной информации о том, сколько захоронений находится на Троицком кладбище, нет даже у его смотрителей. С течением времени из памяти многое уходит. На самом старом кладбище Красноярска нашли покой многие известные люди, чьи имена знакомы всем горожанам. Но есть здесь могилы и тех, о ком сегодня вряд ли знают даже прямые потомки. Прасковья и Александр Суриковы, Николай Резанов, Василий Копылов, Онисим Абалаков увековечены монументами, к которым ежегодно приходят красноярцы и воздают дань их памяти. А рядом — безымянные и заброшенные могилы…
Троицкое кладбище — старейшее из сохранившихся в городе. Некрополь был открыт для погребения с 1842 года. Площадь его около 21 гектара; разбито кладбище на 11 секторов. На его территории находится Свято-Троицкий собор Красноярской и Ачинской епархии. Потому и кладбище названо Троицким.
После пожара 1873 года захоронения в Красноярске велись на Всевятском кладбище. Город рос, и кладбище, оказавшееся в черте города, расширить далее не представлялось возможным. В 1996 году администрация Красноярска присвоила кладбищу статус историко-мемориального, однако в 2003 году статус был отозван.
На сегодняшний день смотрители не могут с точностью сказать, сколько могил расположено на кладбище. Однако предполагают, что их здесь более 35 тысяч.
Почему в Красноярске на самом деле отменяют концерты рок-музыкантов?
За последний год в нашей стране были отменены десятки концертов культовых музыкальных групп, среди которых Marilyn Manson, Cannibal Corpse, Sodom, Behemoth, Cradle of Filth и другие. Существует мнение, что запрет на их выступления был наложен в связи с активностью общественных, и прежде всего православных, движений. 1-LINE решил разобраться в ситуации.
Корреспондент издания встретился со священником Красноярского Покровского собора Петром БОЕВЫМ.
— Почему христианская церковь выступает против рок-музыки?
— Для начала: против рок-музыки никто не выступает. Я знаю людей, которые, будучи верующими и причастными к церкви, слушают рок-исполнителей. Нужно понимать, что есть люди, которые по-разному относятся к творчеству тех или иных групп. Если человек верующий, он в первую очередь обращает внимание на то, как артист себя позиционирует. Например, внешний вид Marilyn Manson кому-то кажется отпугивающим, но это только поверхностный взгляд на этого артиста и его творчество, потому что говорить о таких вещах необходимо, хотя бы немного разбираясь в искусстве. Ведь артист всегда предстает перед нами в условном образе.
Потом существуют простые тексты, которые воспринимаются без особых усилий, и такие, которые можно осмыслять вновь и вновь. Роман Достоевского «Преступление и наказание» можно при желании назвать экстремистским, потому что в нем подробно рассказывается о том, как человек вынашивает план убийства, а позже совершает его. И если бы не совесть, Раскольников так и остался бы безнаказанным и подтвердил подобное поверхностное впечатление о произведении.
Говорить о том, что церковь против рок-музыки, нельзя. Но всегда есть люди, которые транслируют какое-то мнение, и очень часто такие невзвешенные суждения становятся популярными.
Когда я узнал о том, что в Новосибирске были отменены концерты некоторых рок-групп, у меня возникло двоякое чувство. С одной стороны, просто отменять концерты — неправильно. Нужно предлагать что-нибудь взамен. И у людей, которые выступают за отмену концертов, не всегда это получается. Но, с другой стороны, специфика музыкального творчества такова, что содержание песен сохраняется на бессознательном уровне и укореняется как идея.
В подобных ситуациях конфликт неизбежен. Срывы выступлений мотивированы, скорее, даже не верой, а культурным фоном. Люди, выросшие на советских песнях о всеобъемлющем добре, не принимают тяжелую музыку с депрессивными стихами. И почти всегда действия этих людей направлены на появление страха, а впоследствии это неминуемо ведет к запретам.
— Можно ли говорить в подобных случаях о существовании такого явления, как «православный терроризм»?
— Если мы говорим о неких социальных течениях, то такое возможно. Но если мы будем иметь в виду реальное христианство, такое определение выглядит весьма странным. Я знаю, что подобные вещи происходят в столице, а у нас этого практически нет. Например, казаки, традиционалисты и ультраконсерваторы этим не гнушаются. Как правило, они чаще всего применяют силовой подход, который пока работает. Но если разобраться и вглядеться в перспективы такого подхода к решению идеологических вопросов, станет понятно, что он скоро себя изживет.
Запреты ведут в никуда. Христос пришел к людям, чтобы дать им свободу. В данном случае рок-музыка рассматривается через призму конфликта правил и запретов. Слово «терроризм» по отношению к действиям ее противников допустимо, но более уместно другое — «агрессия». Очень печально, что именно таких агрессивных людей общественность воспринимают как представителей традиционного православия. На мой взгляд, они опасны как для людей верующих, так и для всех остальных.
— В 60-х годах прошлого века возникло такое музыкальное направление, как христианский рок. Корректно ли такое название?
— Вряд ли можно говорить о существовании такого музыкального направления в нашей стране. Но если люди слушают такую музыку, значит, она имеет право на существование. Если честно, мне не нравится само название — так же, как мне не нравится термин «православная литература».
Мне нравится, когда человек пишет о серьезных вещах: свободе, личностности, чести. Но чтобы об этом говорить, не нужно придумывать какие-то дополнительные определения для жанров. Большинство авторов, позиционирующих себя как православные писатели, не слишком глубоки. Появление такого направления в музыке я бы рассматривал как некую реакцию на агрессивную проповедь христианства.
Любое общество всегда стремится к тоталитарности, и мы, как часть общества, движемся в том же направлении, когда предлагаем убрать те или иные группы от глаз и ушей российских слушателей. Но тогда возникает вопрос: что мы можем предложить взамен? Потому что если человеку постоянно указывать и диктовать, что он должен или не должен делать, у него возникнет ощущение задавленности, даже если ему будут навязывать самые прекрасные вещи.
Да, абсолютной свободы нет ни у одного человека хотя бы потому, что он постоянно взаимодействует с другими людьми. Но любое насилие, в том числе и духовное, деструктивно. Если, по моему мнению, кто-то что-то делает неправильно, моя задача как христианина — вдохновить человека на изменения в лучшую сторону. Ведь если я не буду уважать свободу других людей, тогда я сам не свободен.
— А какой, по-вашему, должна быть музыка, чтобы менять людей к лучшему?
— Большинство рок-исполнителей воспитаны на классике, и любая музыка так или иначе с ней соотносится. Резкие и неожиданные переходы от консонансов к диссонансам вряд ли могут оказать серьезное разрушительное воздействие на психику человека — чаще подобные вещи указывают на жизненное неблагополучие самого автора и перепады настроения у него.
Музыкальные произведения являются концентрацией душевного мира человека. Та же самая группа Queen и её песня We will rock you, исполняемая во всех странах мира. Она заряжает позитивной энергией, вдохновляет. Но существует и музыка, провоцирующая агрессию, меланхолию или депрессию. Тем не менее нужно не запрещать людям ходить на концерты, а просвещать, предлагая им самое лучшее и предоставляя им тем самым право выбора. Корни ситуация, которую мы сейчас наблюдаем в нашем обществе сейчас, находятся в 90-х годах минувшего века, когда все стало доступным и дозволенным, а просвещение ушло на задний план.
— При всем том отечественные рэп-исполнители, открыто пропагандирующие наркотики, алкоголь и убийства, не вызывают претензий у православных активистов. Почему?
— Я думаю, что здесь все опять же дело в текстах. Если рэперы употребляют маты или говорят о наркотиках, для людей это не является смертельным. Но когда в песнях присутствует открытый или замаскированный призыв к поклонению Сатане, аудиторию это начинает пугать. Еще одной причиной неприятия такой музыки является то, что она приходит к нам с Запада: в обществе существуют фобии по отношению ко многим зарубежным явлениям культуры. Но если аудитория слышит что-то плохое, но русское, воспринимает его как норму. В головах жителей нашей страны уже сложились четкие представления о том, кто враг, а кто друг. А что касается наркомании и её пропаганды, то она у нас есть и затрагивает довольно большой пласт населения. Но мы готовы заниматься чем угодно, лишь бы не замечать этих проблем.
Опубликовано в интернет-издании «1-LINE» 20.11.2014 г.
В Красноярском крае почти 15 млн га особо охраняемых природных территорий. Здесь сохранилась девственная, уникальная природа, о которой мы, городские жители, даже и не подозреваем. В одном из таких диких уголков природы побывала корреспондент «АиФ на Енисее».
Саяно-Шушенский заповедник… Без малого 400 тыс. га хвойной тайги, гор и степей раскинулись по левому берегу одноимённого водохранилища, на правом берегу — охранная зона. Уникальный природный мир, не тронутый человеком. Это дом козерогов, маралов, косуль, волков и снежных барсов, белохвостых орланов и множества других зверей и птиц.
Кладбище деревьев
Наши вещи быстро перемещались из уазика на катер. Джойская Сосновка — место старта всех судов, которые ходят по Саяно-Шушенскому водохранилищу. Рядом громко переговариваются загорелые мужики с суровыми лицами — инспекторы. Следующие 15 дней они будут прочёсывать заповедную зону. Мы, команда из 10 человек — победителей конкурса разных конкурсных номинаций международного фестиваля дикой природы «Мой снежный барс», во главе с Тимуром Мухамедиевым, кандидатом биологических наук и инструктором по туризму, быстро взбираемся по трапу один за другим. Впереди путешествие по Саянскому морю, вдоль восточной границы заповедника и по охранной зоне. Меня охватило волнение: страшны были не медведи и волки, на землю которых мы ступим через 11 часов пути на катере. Пугала первая полная изоляция от внешнего мира. Четыре дня без сотовой связи и Интернета, наедине с природой и самим собой.
Водохранилище встретило нас «трупами». Тут и там плыли мёртвые, выбеленные до невозможности деревья. Они собирались огромными скопищами вдоль берегов, гулко ударялись о дно нашего катера. В 1978 году, когда плотина Саяно-Шушенской ГЭС перекрыла Енисей, а водохранилище стало наполняться, миллионы деревьев ушли под воду живыми. Уже 36 лет они всплывают со дна и прибиваются к берегу. Пятый круг ада по Данте просто отдыхает. «В конце 90-х японцы предлагали достать лес со дна с условием, что они заберут его себе, — поясняет Николай ВОЛКОВ, капитан нашего судна. — И у нас бы проблемы решились, и им хорошо было. Ан нет! Пожадничало правительство. Не отдали лес». Теперь единственное применение ему — сжигать и превращать в уголь для шашлыков, чем и занимается небольшая контора на берегу. Не увеличивая объёмы, они могут поставлять уголь ещё тысячу лет. А под боком у них заполняется «деревомогильник»: бульдозеры ломают и утрамбовывают древесину в большой котлован. Таких могильников для деревьев будет несколько. «На дрова их не используешь, — поясняет Тимур. — Попробуй распили, сломается любой инструмент. Внутрь уже забились камни, песок, ил».
Барсик мяукает
Под водой на глубине 200 м когда-то были деревни, плодородная земля, тайга, в Енисее обитали редкие породы рыб. Сейчас вода тёмная и мутная. Огромные полотна зелёной тайги с полосками тёмного кедрача и пологие берега начали сменяться рыжеватыми горами. Над головой то и дело летали коршуны и орланы, заметили мы и скопу — краснокнижную бурую птицу с белой грудью. «Мама, смотри!» — внезапно крикнула 9-летняя Оля Исаева, одна из участниц тура, и два десятка глаз и несколько биноклей устремляются на горы. А там — козероги! Пять самок с двумя детёнышами резво скачут по скалам, поднимаясь снизу от водопоя. «Вот мы и вошли во владения снежного барса, — пояснил Тимур Мухамедиев. — Сибирские горные козлы — основная пища ирбиса. Сейчас в объективы фотоловушек попадают только двое: 13-летний самец Монгол и молодая самочка. В прошлом году их было семеро, включая детёнышей». Пока он говорит, мы активно осматриваем горы в бинокль — а вдруг увидим пушистика! Слух у всех напряжён до предела. Звук падающих камней — и мы вновь внимательно осматриваем берег. Прыгают козероги. «Барсик, барсик, кыс-кыс-кыс!» — зовёт Оля. Шанс увидеть ирбиса у нас был, ведь уже смеркалось, а кошка охотится на закате или рассвете. Кстати, ирбис не умеет шипеть, рычать или выть — только мяукать! За годы существования заповедника видели вживую дикую кошку единицы инспекторов и учёных. Уже стемнело, и ирбис не вышел. «Что ж, — задорно подбодрил нас наш проводник. — Если вы не видели Монгола, это не значит, что он не видел вас».
Лошадиная почта
«Это почтовый ящик», — говорит Тимур и указывает вперёд. Перед нами куча конского навоза. Дело в том, что на Курголе, в охранной зоне, где мы живём уже второй день, раньше лесники разводили лошадей. Несколько лет назад они остались без хозяина и одичали. За ними никто не ухаживает, они сторонятся человека и живут своей собственной насыщенной жизнью. «Это письмо оставила двухлетняя кобыла: «Буду здесь через три дня, готова к спариванию», — читает по кучке навоза Тимур. — Утром смс оставил жеребец: «Я ещё молодой, на самок не претендую, бегаю в окрестностях, самцы, не обижайте меня».
Мы вышли на звериную тропу — настоящую вытоптанную дорогу посреди тайги и гор. Ежедневно по ней проходят десятки животных: кабаны, лошади, медведи и маралы, косули, волки. «Ой, чья-то шкура!» — кричит Оля. «Хорошо волки пообедали», — говорит Тимур и осматривает останки животного. «Скоро сюда и медведь придёт, еда для него», — заключает он, и мы невольно вздрагиваем и озираемся по сторонам. Но проводник уверяет, что бояться хищника не стоит: мы не входим в его рацион, и проблем себе животное не хочет. «А что медведь — падальщик?» — невольно вырывается вопрос. 17-летний тувинец Гриша Беспалов, участник тура, ухмыляется и немного высокомерно смотрит на меня. Конечно, он-то знает про лес всё. Парень из деревни Усинск, что стоит практически на границе Тувы и Красноярского края. Местные жители живут охотой. А Гриша тяготеет к тому, чтобы природу защищать. «Медведь вообще похож на человека в этом плане: он ест и ягоду, и мясо», — поясняет Тимур.
Язык зверей
Оказывается, у всех зверей есть собственный язык. О чём может рассказать кедр, ствол которого вытерт до середины? Каждый день животное трётся об него и оставляет свой запах и шерсть. Другой зверь считывает послание и понимает: кто, когда и зачем проходил по этому месту. Каждый сантиметр тропки мы внимательно обследовали, а Тимур объяснял и расшифровывал. По экскрементам волка определили, кем ужинал хищник и когда, а найдя череп марала, узнали, что им питались несколько животных. «А сами кости вскоре тоже исчезнут, — пояснил нам биолог, — их догрызут белки или мыши». «А здесь тоже пить можно?» — спросила я, когда мы подошли к небольшому ручью — главному водопою местных животных. «Конечно, здесь можно пить везде», — ответил Тимур. Опускаюсь на колени, лицом к воде и пью. Какая вкусная вода! Насыщенная, прохладная и утоляющая жажду. Вскоре мы наткнулись на хорошо примятую траву: здесь была лёжка косули, говорит наш командир. И вспугнули рогатую не кто иной, как мы. Через несколько метров — разрытая лужайка. Биолог рисует «картину маслом»: этой ночью здесь пировали кабаны, причём двое из них самцы — один постарше, а другой совсем молодой. Это профессионал заключил из соотношения длины и ширины следов копыт. Я, как и все остальные, в лёгком шоке. Если бы были в лесу одни, всё это могло пройти мимо нас. А тайга живёт своей жизнью, о которой обычный человек и не подозревает. Заметно подустав, мы свернули с тропки и вернулись на базу. И познакомились с ещё одним лесным жителем — клещом, сняв 50 штук с себя.
***
За четыре дня полной изоляции от общества, городов, дорог и пробок, звонков и смс я почувствовала себя по-настоящему счастливой. Мы скакали по горам и пили воду из горных ручьёв, как козероги, обнимали деревья и слушали их сердце, подставляли голову под ледяные объятия водопада и ели заячью капусту, закусывая пихтовыми и кедровыми иголочками, наслаждались вкусом муравьиной кислоты. Забираясь на вершину скалы, кричали от всей души, ощущая себя свободными птицами. Не покидало стойкое и уверенное чувство: я вернулась домой.
Опубликовано в газете «АиФ на Енисее» 23.07.2014 г.
Шестнадцатый год житель Новосёлова Леонид Бучук борется за здоровье своей тяжелобольной жены. Точнее, даже не за здоровье, а за жизнь. Её заболевание — быстропрогрессирующее, и если бы не настойчивость и самоотверженность мужа, женщина могла угаснуть. Но она продолжает жить, и вместе с ней продолжается история этой семьи.
Ольга и Леонид поженились двадцать пять лет назад. Оба — уроженцы Кульчека, правобережной деревеньки Новосёловского района, разделённого на две части Красноярским водохранилищем. Он — скотник, она — учительница, собирались жить долго и счастливо. Но счастье оказалось недолгим.
Первые тревожные звоночки прозвенели, когда младшему сыну Бучуков — Васе — исполнилось три годика. Начались поездки по врачам, обследования. Диагноз прозвучал как гром среди ясного неба — рассеянный склероз.
Проштудировав медицинские справочники, Леонид понял, что у супруги, возможно, со временем начнёт ухудшаться речь, снижаться зрение, ей станет сложно двигаться. И единственное, чем ей можно помочь,- массажем, уколами и натираниями, чтобы затормозить развитие страшной болезни. Ну и, разумеется, моральной поддержкой.
Первые годы болезни Ольга могла самостоятельно ходить и себя обслуживать. На снимках в семейном альбоме она, уже больная, но нарядная и улыбающаяся,- на выпускном балу старшего сына, у новогодней ёлки, на пикнике. Но вести дом ей и тогда было трудно. Всё взяли на себя муж и дети.
— Таких работящих ребят, как у меня, нет, наверное, ни у кого,- горько улыбается Леонид.- С семи лет они вовсю копали и окучивали картошку, с десяти — квасили капусту и солили огурцы.
Все, кто знаком с Бучуками близко, считают, что Леониду нужно при жизни поставить памятник — за трепетное отношение к жене и правильное воспитание мальчишек. При этом мягким его не назовёшь. Многие обижаются на его резкость и бескомпромиссность. Правда, тут же забывают обиду, понимая, что горячится Леонид не со зла, а в силу обострённого чувства справедливости.
Несколько лет назад, когда Ольга уже слегла, Леонида самого неожиданно скрутила язва желудка, и он «загремел» на операционный стол. Пока был в больнице, переживал так, что чуть не сошёл с ума,- как там без него дома!
Словно на иголках сидел он и на дежурстве в совхозной конторе, куда временно устраивался ночным сторожем,- воображение рисовало картину, как из горящей печки вылетел уголёк, начался пожар, жена всё понимает, но ничего не может сделать. Этими мыслями он до того себя накрутил, что пошёл и взял у друга рацию — сотовой связи в Кульчеке нет, домашнего телефона у них тогда тоже не было. Но он всегда на связи, всегда рядом.
Чтобы вывозить жену «на экскурсии» — полюбоваться набухшими почками, распустившимися цветами и первым снегом, Леонид приобрёл старенькую «Оку».
В одну из поездок на «Оке» в магазин к супругам подошёл незнакомец и рассказал о том, что в Хакасии, в городе Саяногорске, есть специалист, который лечит рассеянный склероз с помощью пчёл, и дал его координаты.
Леонид, не раздумывая, занял денег и повёз Ольгу к специалисту. Осмотрев женщину, тот сказал, что случай хотя и тяжёлый, но не безнадёжный, и если бы они обратились за помощью хотя бы лет на семь раньше, то сейчас она бы уже и не помнила, что когда-то была больна.
После первого курса пчелиных инъекций Ольге немного полегчало, и Бучуки решили поехать в Хакасию ещё раз. Но для этого были нужны деньги — по меркам жителей глухого села, огромные,- сто пятьдесят тысяч. Всё, что можно было продать,- жеребёнка, стоговозку, тракторный плуг, тракторную косилку,- Леонид продал. Хотел взять кредит в банке, но помогли родственники — сёстры и братья Ольги: она из многодетной семьи, и их у родителей было восемь. Поддержали Ольгу её тётя, Людмила Плешкова, и друг сына Александр Пенза.
Сначала Ольгины сёстры, братья сомневались, и даже родители были настроены скептически, опасались того, что нелегко добытые деньги окажутся выброшенными на ветер — неизвестно, что это за врач, и не надувательство ли вся его методика. Леонид рассудил по-другому. «В такой ситуации, как наша, нужно хвататься за любую соломинку,- заявил он.- Я буду биться до последнего».
Решительность Леонида одержала верх. В Саяногорск Бучуки поехали, и начатое лечение уже стало давать положительный эффект — Ольга стала увереннее сидеть, держать в руках ложку, пыталась вставать. Но случилась ещё одна беда — погиб в аварии сам медик. Пришлось вернуться домой. Леонид забрал в Кульчек четыре пчелы и завершил курс сам. Правда, чуда полного исцеления не произошло — болезнь зашла слишком далеко.
Два года назад Леонид начал собирать документы на получение квартиры в райцентре — как ни дорог и ни привычен Кульчек, а возить Ольгу в райбольницу через Красноярское море было непросто, да и с массажистами в глухомани — проблема.
В районном управлении социальной защиты Бучукам сказали, что если б они написали заявление до 2007 года, у них были бы шансы на государственное жильё, а теперь законодательство изменилось. В министерстве социальной защиты края ответили примерно то же самое. Обнадёжили было в районной администрации — мол, что-нибудь придумаем, освободим какую-либо пустующую муниципальную квартиру, и даже называли конкретные адреса, но в итоге развели руками.
Писали Бучуки и в Законодательное Собрание края, и губернатору, и президенту, но всё тщетно. В отчаянии Леонид набрал номер депутата райсовета, новосёловского предпринимателя Сергея Янцева. Буквально через пару дней возле кульчекского домика Бучуков затормозил автомобиль Сергея Петровича. А меньше чем через месяц семья переехала в Новосёлово — в благоустроенную однокомнатную квартиру, которую… просто купил для них Сергей Петрович.
За Ольгой стала ухаживать сиделка из центра соцобслуживания, а Леонида Сергей Петрович устроил разнорабочим на свою продовольственную базу.
Недавно Бучуки выкупили у Сергея Петровича квартиру по цене ниже рыночной. Половину денег отдали сразу — выручил брат Леонида, военный в отставке, москвич, оставшуюся часть семья будет выплачивать постепенно.
Бучуки говорят о Сергее Янцеве как о добром волшебнике. Сам же бизнесмен своё участие в их судьбе оценивает скромно.
— Я не дал Леониду и Ольге ничего просто так,- говорит он.- Просто внимательно проанализировал их ситуацию и создал для Леонида условия, в которых он стал способен действовать сам. Иногда, чтобы помочь людям, этого достаточно.
Сейчас Ольга Бучук передвигается только на коляске. А в основном лежит — ослабленная, едва видящая, но не утратившая интереса к жизни. Она старается быть в курсе всего: как дела у старшего сына и невестки, на что сдал очередной экзамен в колледже младший Вася, какие события происходят в родном Кульчеке.
В мой прошлый приезд к Бучукам меня поразил идеальный порядок в их деревенском доме и огороде. В новосёловской квартире у них тоже очень чисто и свежо. Кругом — панно из круп и вязание: Ольга постоянно упражняется, укрепляет мелкую моторику рук.
Леонид выглядит усталым: ему очень тяжело далось недавнее обострение Ольгиной болезни, когда врачи уже не давали никаких утешительных прогнозов. Но кризис миновал, и рук супруги не опустили. Они готовятся встречать очередной Новый год: ждут детей, думают, чем угостить, куда положить,- вся старая мебель осталась в Кульчеке.
— Каждое утро Оля смотрит на меня, и в её глазах — надежда,- сказал Леонид, выйдя меня проводить на улицу.- Так хочется её не подвести. Хочется вместе повозиться с внучатами, съездить отдохнуть. Очень хочется жить…
Опубликовано в газете «Красноярский рабочий» 19.12.2013 г.
«Люди дождя» — это не просто гости радиостанции, случайно попавшие в эфир, это — известные персоны, личности интересные и открытые для общения.
Они не боятся признаний и откровенных разговоров с ведущими, поэтому готовы ответить на все наши вопросы.
Знаменитости – люди, несомненно, занятые. Многие из них редко дают интервью, и поклонникам приходится черпать разрозненные новости о них из многих источников. А ведь без множества микрофонов и щелканья затворов камер, которые непременно бывают на официальных пресс-конференциях, люди открываются с другой стороны. С глазу на глаз с нашими ведущими многие знаменитости рассказывают в доверительной беседе о своих самых сокровенных мыслях и планах.
О чем поет Нино Катамадзе? Как общается со своим бессменным другом Степаном всемирно известный балалаечник Алексей Архиповский? Кому пишет свои стихи Вера Полозкова?.. Обо всем этом вы можете теперь узнавать из новой программы радиостанции Серебряный Дождь – Красноярск — «Люди дождя».
В эксклюзивных интервью нашей радиостанции известные люди часто рассказывают о том, чего не упоминается в других СМИ. Поэтому, каждый раз, когда вы слышите в нашем эфире: «Серебряный Дождь в Красноярске представляет специальный проект – “Люди Дождя”», вспомните, что этот разговор состоялся специально для вас — заинтересованного и внимательного слушателя.
Икшурма Пировского района не производит такого удручающего впечатления, как те села, что мы проезжали во время тура по Красноярскому краю.
Живут здесь преимущественно татары. И живут, как считается, зажиточно: опрятные домики, никакой разрухи, дети хорошо одеты, а улыбчивые хозяева всегда рады накормить добрых гостей до отвала. Хотя приличной работы давно не осталось, дух зажиточности сохранился со времен, когда тут процветал один из самых богатых совхозов Сибири. Как мы узнали, сейчас село славится тем, что большая часть детей здесь — приемные или опекаемые, и практически все семьи — многодетные. Мы посетили несколько из них, но самое сильное впечатление на нас произвели Галлямовы.—
В семье Альфинур и Минзаки сейчас четверо приемных: Галя, Аня, Саша и Никита. Еще трое – Вова, Катя и Оля — уже выросли и разъехались по разным городам, но связь с семьей поддерживают до сих пор. Оля учится на страхового агента в аграрном техникуме в Красноярске, Катя вышла замуж и живет под Казанью, Вова окончил енисейский худграф и со дня на день должен приехать в гости вместе с невестой. Приемные дети постоянно навещают родных – сын и дочь Галлямовых выросли и живут своими семьями, но всегда рады названым братьям и сестрам.
— Меня забрали из интерната в Лесосибирске, — рассказывает 17-летняя Аня, самая бойкая. – Сначала на лето приехала, а потом осталась в семье. Девять лет уже живу здесь! Когда Вова с Катей уехали, я осталась у мамы одна и сказала ей, что хочу себе подружку. Тогда мы взяли еще сестер Галю и Олю.
— Когда я привезла Анюту, ей было 8 лет, всего 17 кг она весила, – вспоминает Альфинур. — Мне сестра моя тогда сказала — ты не вздумай девочку не покормив выпустить гулять! И я сижу, жду, пока Аня не доест. А она все: не хочу, не буду! Пошла гулять, а я все думаю – не ушла бы далеко, а то не дойдет обратно. Такая худенькая была…
Новенькие здесь – Никита и Саша Мироновы, брат с сестрой живут у Галлямовых только первый год и еще только привыкают к большой и дружной семье. Сидят скромно, глазки в пол, но время от времени забываются и начинают улыбаться вместе со всеми. И как не улыбаться, если в этом доме постоянно звучит детский смех – такую искреннюю радость невозможно подделать ради визита журналистов. И эти малыши скоро освоятся, привыкнут к родительской любви и заботе, которых были лишены первые годы своей жизни. Им повезло попасть в семью Галлямовых, в отличие от многих других детей. А все упирается в квадратные метры: хочешь приютить ребенка — будь добр обеспечить каждому в семье 15 квадратов. Тем обиднее это правило, если в доме все еще прописаны уехавшие повзрослевшие дети.
— Летом на каникулах у нас жил один мальчишка, — говорит Аня. – Так он до сих пор звонит, все спрашивает, когда мы его насовсем заберем. Но мама же не может ему объяснить, что его нельзя взять только потому, что у нас площади по норме не хватает. А могли бы прекрасно жить и так, места-то достаточно.
Дети, приезжающие в икшурминские семьи на каникулы, – отдельная история. Село в шутку уже называют пастбищем для лесосибирских сирот – за лето здесь бывает до 150 детей. Однажды у Галлямовых гостил 12-летний мальчишка, сам родом из Красноярска. Увидел огород, показал пальцем на пышную ботву и спросил: «А что это такое?» — «Это картошка». Он сильно удивился: «Я думал, картошка только в магазине бывает!» Практически все, кто хоть немного пожил в этой семье, даже те, кого давно приютили другие люди, звонят Альфинур и рассказывают о своем житье-бытье. И, конечно, благодарят.
— Приезжала одно лето девочка, я ей тогда говорила: не пей, не кури, с мальчишками туда-сюда не гуляй, — улыбается Галлямова. — И вот она мне звонит и говорит: «Спасибо вам, что в свое время научили вести себя хорошо, мой муж очень доволен!» Хочет теперь со своей семьей приехать навестить нас…
Впервые Альфинур поехала в лесосибирский интернат в 2000 году. Ничего тогда еще не планировала, просто решила проведать давнюю подругу и заодно посмотреть на деток. Сразу же, стоило женщине зайти в детский дом, к ней подбежал мальчишка, крепко обнял и попросил: «Заберите меня домой!» Это был Вова, впоследствии старший из ее приемных детей.
— Смотрю, а мальчик этот — буквально копия моего родного сына Амира, — вспоминает Галлямова. – У меня слезы на глаза и навернулись, спрашиваю, что это за ребенок. Оказалось, он в интернате пару месяцев всего, а еще у него сестренка есть Катя.
Взять в свою семью приемыша в первый раз было страшно, тогда это в селе еще не практиковалось. К тому же собственные дети еще не выросли. Когда Альфинур вернулась домой, то долго разговаривала со всей семьей, советовалась, можно ли привезти в Икшурму ребятишек. Решили пригласить брата с сестрой пожить в доме на каникулах, а если им понравится – оставить насовсем.
— Помню, как объясняла тогда своим детям, что приемных должна буду так же любить, что не смогу различать, кто свой, а кто чужой, — говорит Альфинур.
Как раз с детьми никаких проблем не возникло. Сын Амир лет с пяти просил себе братика, причем не младшего, а обязательно ровесника. Он тогда часто дрался с соседскими близнецами. Как поколотят его очередной раз, приходил домой и говорил: «Мама, ты не могла мне второго брата родить? Вон Дамира с Денисом двое, а я один!» А тут как раз совпало – Вове тоже 10 лет было, да и похожи они с Амиром, как родные. Дети приехали из интерната на осенние каникулы. Неделя пролетела незаметно, ребята и девчонки подружились, и Галлямовы решили: «Будем брать!» Альфинур собрала все нужные документы, поехала в районный центр… но ей отказали. Детей пришлось везти обратно в интернат.
— Вова с Катей плачут, не хотят от нас уезжать, мы все тут тоже плачем, что делать — не знаем, — рассказывает Галлямова. — Я приехала в Пировское, зашла в администрацию и говорю: «Знаете что? Напишите мне официальный отказ, я тогда позвоню в край, буду обращаться к такому-то человеку». А сама стою и нагло вру! Я тогда на почте работала, фамилию этого важного человека прочитала в «Красноярском рабочем», да и то как-то неправильно ее назвала. Но, видимо, мой решительный вид подействовал на наших чиновников. На следующий день мне звонят, говорят елейным голосом: «Приезжайте, берите детей». Вот так Вова с Катей и остались у нас жить.
Первые два года Галлямовы даже не знали, что за опеку над детьми полагаются какие-то выплаты от государства, и не получали ни копейки. Многие считают — сельские семьи берут детей только ради денег и дополнительной рабочей силы. Когда такое говорят Галлямовым, они всерьез обижаются. Альфинур уверяет, что никогда не думала о расчете, дети у нее всегда были и одеты красиво, и накормлены вкусно, а трудились наравне с остальными. Так и не может быть в селе, что мама, папа и родные дети весь день работают, а приемные сидят без дела. Здесь все делают вместе: готовят, убирают, стирают. Смотрим на девчонок и Никиту – замученными непосильным трудом они уж точно не выглядят. Наоборот, цветущими и довольными. Кстати, кто-то из ребят находится под опекой, а некоторых семья и вовсе усыновила – все, лишь бы детей отдали в любящую семью. За последних, как известно, никаких выплат не полагается.
— Мне всегда было все равно, платят нам какие-то деньги или нет, — уверяет Альфинур. — Я постоянно говорю ребятишкам – если вам что-то не нравится, не надо никуда жаловаться, просто скажите мне. Если что-то болит, если грустно, я всегда помогу. Мы часами разговариваем, у нас нет секретов, мне даже муж говорит, что ему не так много уделяю внимания, как детям.
За разговором с жизнерадостной Альфинур мы не замечаем, как проходит час. К тому времени нас уже накормили татарскими вкусностями – Галлямова вместе с дочерьми наготовила. Девочки шепчутся в сторонке, обсуждают предстоящий сабантуй — как им принарядиться и приедут ли в село на праздник новые парни. Никита играет с дворовым псом, Саша заглядывает на летнюю кухню – что же так бурно обсуждают гости за чашкой татарского чая с молоком? Радость и счастье удивительно заразительны, и вот мы сами, отдохнувшие и словно помолодевшие, выдвигаемся в путь – впереди ждет двухчасовая тряска по ухабам в сторону Енисейска, но нам уже все равно.
— А как вы думаете, почему я все беру и беру новых детей? – улыбается на прощание Альфинур. – Да чтоб не состариться! Пока я забочусь о них, могу оставаться шустрой и активной, постоянно бегать, что-то стряпать, убирать, помогать с уроками, устраивать праздники. Мне некогда быть просто бабушкой — я все еще мать.
Опубликовано в газете «Город и горожане 19.06.2014 г.
Роза Яруллина, создатель и директор икшурминского центра ремесел «Домострой» – человек, о котором хочется говорить громко, с пафосом, пусть даже и цитатами из бессмертного романа Эко.
Эта замечательная женщина живет в маленьком татарском селе Икшурма на севере края, но имя Розы знают не только в Пировском районе. Она из тех, кто продолжают делать этот мир лучше, несмотря на бюрократические препоны, непонимание и откровенное злорадство окружающих и бесконечные финансовые трудности.
А песен не будет?
В Икшурму группа северного пула, в рядах которой находились и мы, журналисты «ГиГ», отправилась без особого рвения. Шел второй день пресс-тура по Красноярскому краю «Енисей.РФ», и представители СМИ уже вдоволь насытились задорными песнями у сельских администраций, насмотрелись на энергичные танцы местной самодеятельности, а в отдельном случае даже поаплодировали главе района за пресс-конференцию по настоянию строгой дамы из отдела по связям с общественностью.
Журналисты — они такие журналисты… Одним словом, удивить нашу братию сложно. В маленькой маршрутке да под песни шансона (презент от водителя) сотрудница районного отдела культуры Жанна постаралась в красках и эмоциях донести до нас предварительную информацию об очередном уникальном человеке Пировского – Яруллиной из Икшурмы. В ответ мы дружно покивали — мол, ага. Поем и пляшем. Пляшем и поем…
Но вопреки ожиданиям в маленьком татарском селе нашу группу встретили без салютационной стрельбы и пространных приветствий.
«Здравствуйте, пройдемте за мной, сейчас все вам покажу-расскажу», — деловито произнесла немолодая женщина: энергичная, активная и словоохотливая. Розе — 65, но идей и планов у пенсионерки (по паспорту!) вагон и маленькая тележка. Все они касаются ее любимой Икшурмы, и пиар-кампании Пировского района.
Детище Яруллиной
«Домострой» находится в здании бывшего детского сада и начальной школы. 8 лет назад Роза буквально спасла это помещение от запустения: оббила несчетное число порогов, обошла десятки кабинетов начальников всех мастей, и, в конце концов, обосновала здесь свой центр. Словно в подтверждение рассказа женщины в пяти метрах от «Домостроя» доживает свой век разрушенное донельзя другое здание.
— Хотела и его к жизни вернуть, но силенок и возможностей не хватило,- грустно констатирует Роза. — Как подумаю, что и наша участь могла быть такой же, даже страшно становится!
Мы поднимаемся по скрипучим лестницам обжитого и уютного «Домостроя». На полу самосвязанные ковровые дорожки, а побеленные стены украшают работы воспитанников: картины, вышивка, плетение. Малыши шумно спешат с одного занятия на другое, дружно и громко здороваются с нами по-русски, а с Розой по-татарски.
— Я их этому специально не учила, — сразу опережает навязчивые вопросы СМИшников директор.- Просто детки хотят мне сделать приятно.
Пока мы перетекаем из комнаты в комнату, центр живет своей привычной жизнью. Никто специально для журналистов школьников со всей деревни сюда не пригонял, в крошечных классах идут занятия по расписанию. И хотя от нашего присутствия с парой-тройкой диктофонов в руках детям немного не по себе, они с нескрываемым удовольствием продолжают лепить, валять и аккуратно вырезать какие-то фигурки из бумаги. Мы делаем несколько фотоснимков, теребим по-смешнючему напряженные от работы затылки и тихонько выходим в коридор. Творчеству мешать – преступление!
«Домострой» — это не только ремесленная мастерская и школа искусств. Помимо творческого развития Роза и ее команда занимаются в центре социализацией своих воспитанников. Но учреждение относится к культурным, поэтому заявленную линию выдерживать необходимо. В частности постоянно создавать и реализовывать соответствующие проекты.
Пировские жемчужины
Последний из них – однодневный туристический маршрут «Пировские жемчужины», дополнение к паломническому маршруту Красноярск-Енисейск.
— У нас есть старинная православная церковь, — поясняет Яруллина. — Далее по маршруту предполагается наш «Домострой» — тут и национальную кухню накроем, и мастер-классы проведем, и татарский быт покажем. Потом в Бельское — там есть могила и памятник русскому революционеру Буташевичу-Петрашевскому. Есть что посмотреть!
Для туристов, которые захотят провести в селе и его окрестностях несколько дней, прямо в центре обустроены две маленькие уютные гостевые комнаты. Яруллина демонстрирует журналистам апартаменты, не скрывая гордости. С любовью взбивает огромные подушки, украшенные татарской вышивкой, дает потрогать самотканый ковер с национальным рисунком, что висит на стене, стучит кулачком по деревянному помосту кровати, показывая, что все здесь настоящее, добротное и экологически чистое.
К самому маршруту уже снят профессиональный видеоролик – трейлер, объекты давно ждут оваций, экскурсии досконально продуманы, свеженапечатанные буклеты сложены аккуратной стопкой. Но до приезда долгожданных гостей осталась еще одна часть, самая неприятная, но, к сожалению, обязательная – бюрократические формальности.
— Я всю эту волокиту с документами просто ненавижу, — в сердцах признается Роза. – Но иначе никак. Центр существует исключительно на средства грантов, а просто так денег никто не даст.
В тьму-таракань за 6 тыщ
Каждый год Яруллина вместе со своими сотрудниками готовит и защищает новые проекты. В 60-летнем возрасте она сама освоила компьютер, Интернет, научилась ориентироваться в специализированных программах. Кстати, на все заявленные 12 проектов центра финансирование было получено!
В прошлом году «Домострой» вышел на федеральный уровень: выиграл конкурс Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации.
— Главная цель – создание площадки комплексной поддержки приемного родительства, — рассказывает Роза о своем самом масштабном проекте, рассчитанном на два года. — Многие приемыши в селе – дети коррекционные. Родители не смотрят, каких детей берут, и уже за одно это можно простить им все ошибки, какие бывают в любой семье. Детки растут в нормальном окружении и не замечают за собой каких-то отклонений. На первый взгляд, все вроде бы хорошо, но таких малышей необходимо корректировать. Причем постоянно. Вот это мы и стараемся делать. Организуем совместное творчество родителей и детей, плюс оказываем психологическую помощь.
Для этого в Икшурму пригласили психологов из красноярского Института семьи, причем это не зеленые выпускники педовского психфака, а серьезные люди с медицинским образованием. Пригласить-то пригласили, да только согласились те не сразу.
«За 6 тыщ рублей да в тьму-таракань? — удивились специалисты. — Не поедем!»
Тогда Роза сама отправилась в Красноярск, где поговорила с психологами лично и популярно объяснила, что заплатить больше просто не в состоянии, грантовая программа не позволит. Рассказала она им и про Икшурму, и про детей приемных, про центр. Теперь спецы готовы чуть ли не даром в далекую деревню ехать. Заразились от Яруллиной энтузиазмом!
Из Ашхабата в Икшурму
Роза хоть и татарка, но родилась и выросла не в Икшурме. Она вообще раньше не имела никакого отношения к культуре, а была ученым — кандидатом химических наук в Ашхабате. На вопрос, какого лешего она оказалась в Сибири, Роза отвечает коротко, но емко: «Выжить надо было».
— У меня в Туркмении все было, я уже писала докторскую монографию, — вспоминает женщина. — А потом познакомилась с будущим мужем, он большой ученый-физик, переехала к нему в Красноярск, дурочка… Муж был гений, но жить с гениями невозможно. Я не смогла! К тому же работы для меня в Красноярске не нашлось подходящей – в 90-е наука никому не нужна стала. Тогда я взяла 4-летнюю дочь и уехала в Икшурму, 22 года назад это было. Когда приехала, думала только, как бы прожить с ребенком!
Активная и инициативная женщина-ученый работу в деревне нашла быстро. 15 лет Яруллина проработала директором в местной школе. Эти годы всегда вспоминает с нежностью и любовью. Бывшие ученики до сих пор пишут ей, звонят, приезжают в гости. Но наступило время, когда Яруллина поняла — школу пора оставлять молодым. А сидеть сутками у телевизора и щелкать семечки на скамейке — это не про неугомонную Розу, и она занялась созданием «Домостроя». К тому времени в селе уже повелось брать приемных детей, сейчас больше половины юных икшурминцев – русские девочки и мальчики, воспитываемые татарскими семьями. Поэтому когда женщина открывала центр, стремилась продолжить дело, начатое еще в школе — адаптацию и социализацию приемных детей. И это у нее получилось.
Без запудривания мозгов
Русские дети, пожив немного в Икшурме, начинают легко говорить и петь по-татарски. Роза еще директором строго следила, чтобы ребенку не навязывали насильно веру, чужую культуру или язык. Для нее это дело принципа. Поэтому когда в село пришли баптисты и предложили открыть детский центр, Яруллина решительно им отказала.
— Я не допущу религиозного давления на наших детей, — уверяет женщина. – Какими бы хорошими делами эти люди не прикрывались. Детские праздники – всегда, пожалуйста, но только без религиозной пропаганды и запудривания мозгов. Дети к той или иной вере должны приходить сами, повзрослев, осознанно.
После этих слов директор центра представила журналистам скромную девушку.
— Вот Олеся, например, наша сотрудница. Она русская. Училась у меня в школе, приемная девочка с лесосибирского интерната. После 11 класса выскочила замуж на местного мальчика, татарина, двоих деток родила. Теперь еще и учиться пошла в библиотечный техникум. Здесь все ее очень любят, особенно, семья мужа. А как она готовит татарские блюда… М-м-м, пальчики оближешь!
Олеся слушает нас молча: улыбается и кивает головой в знак согласия. На девушке татарский фартук и национальный головной убор. Одним словом, настоящая татарка.
Это казалось мечтой
Работа с детьми в Икшурме не пустой звук — результаты налицо. С тем же ЕГЭ в сельских альма-матер картина печальная, некоторые пострелы к 12 годам учебники и в глаза не видели. Но между тем, когда в школе очередной раз взялись делать анализ успеваемости, оказалось, что учебному заведению не хватило всего 0,6 балла, чтобы получить миллион рублей по результатам ЕГЭ. Крутой скачок! Но главное даже не это.
Самое страшное, признается Роза – дальнейшая судьба выпускников. Пока они учится в школе, то все хорошо – дети накормленные, одетые, дружат, ссорятся, носятся себе по улицам. Но эта безмятежность только до 18 лет. А дальше наступает она, самостоятельная взрослая жизнь. Со своими законами, соблазнами, искушениями. Многие спиваются, идут в криминал или просто бездельничают, садясь на шею своим немолодым родителям. Такое встречается сплошь и рядом. А вот в Икшурме картина иная.
— Все у нас хорошо! – уверяет Яруллина. — Вы только не подумайте, что я приукрашиваю: проблем – море. Но такого дикого, как наркота, пьянство, воровство – этого нет. Понимаете, у нас почти все семьи многодетные, у них огромный опыт в воспитании детей. И это бесценно! Младшие тянутся за старшими. Так же и наш «Домострой» — всего лишь один из примеров, как можно жить и чем заниматься. Конечно, не все наши воспитанники станут мастерами. Да и не эту цель мы преследуем. Как минимум, наши дети научатся усидчивости, которой так не хватает сельским ребятишкам. А есть ли результат в нашей работе, выясняется не за год и не за два. Для этого нужно время. Но я тут уже давно и могу сказать точно – подвижка и динамика наблюдается. Наши детки стали чаще поступать в техникумы, штурмовать вузы. Многие остаются в селе, создают семьи, работают на земле. А ведь все это для нас когда-то казалось недостижимой мечтой. Мечты сбываются!
Просто надо что-то делать!
На этой позитивной ноте можно было бы поставить жирную точку. Мол, все-то у Яруллиной спорится: проблем нет, идеи фонтанируют, чиновники радостно открывают перед ней все двери. Лепота, да и только! Но Жанна, сопровождавшая журналистов в поездке, рассказала нам и про другую сторону луны: не для записи, а в душевной беседе за чашкой татарского чая с деревенским молоком.
В свое время Яруллина подвергалась крутым репрессиям со стороны местных властей, давили и гнобили ее долго и упорно. Ведь такие, как Роза, — с собственным мнением, бесконечными инициативами, гордые и несгибаемые – вечно неугодны сильным мира сего. Но Яруллина не сломалась, дело свое сумела сохранить, а когда совсем накипело, то обидчикам своим ответила: «Если я уйду, вы сами будете просить прощения и уговаривать меня вернуться».
Предсказание смелой женщины сбылось. Чиновники ошибки свои признали и прощения у Розы попросили, правда, не сами – не царское это дело, а отправили к ней нашу рассказчицу Жанну. После этого о добрых начинаниях Яруллиной услышали далеко за пределами района, у нее появились покровители, и женщину оставили в покое. Да и власть в районе уже давно сменилась, а нынешняя свою землячку во всем поддерживает.
Прощались мы с хозяйкой «Домостроя» по-родственному тепло. Во дворе играли дети: размять косточки и побегать на перемене – святое дело. Роза Яруллина стояла у распахнутой калитки, наблюдала за тем, как пресса намеревается грузиться обратно в маршрутку, и, щурясь на солнце, желала творческих успехов. Удержаться от нахлынувших эмоций оказалось непросто — журналисты по очереди обнимались с Розой, говорили ей высокие слова про миссию и долг перед человечеством, от которых по коже бежали мураши, и дрожали голоса.
— Ой, девочки, мне уже ни лавров, ни фанфаров не надо, — улыбалась в ответ женщина. — Я свою жизнь перекатила. И не миссия это вовсе. Просто, пока живешь и руки-ноги-голова работают, надо что-то делать. А вы лучше приезжайте в гости еще и всем о нас расскажите!
Опубликовано на сайте газеты «Город и горожане» 1.07.2014 г.
