Евгения — не провокатор!

Продолжаем публиковать мнения красноярских журналистов о деле корреспондента НГС-24 Евгении Шелковниковой

Все же уже слышали про Евгению Шелковникову из НГС. Ей дали три года принудительных работ из-за конфликта с военкомом Советского района. В 2022-м она делала репортаж про мобилизацию в военкомате, и там, якобы, ударила этого господина.
Я не могу сказать, что мы с Евгенией хорошо знакомы. Но я много лет видела, как она работает (хотя сама сейчас и не часто выезжаю на места событий). Так вот Евгения – очень тактична, осторожна и даже, как мне кажется, эмоционально холодна на съемках. Помню, когда она работала на «Енисее», был какой-то материал о мэрии, нужно было снять детей, так вот она сомневалась можно ли их снимать без разрешения в общественном месте. Два раза видела, как она готовит репортажи с похорон. Понятно, что делать такие материалы очень сложно. А Евгения знает, как аккуратно, не оскорбляя чувства родственников и знакомых, работать на подобных событиях.
Это я к тому что Евгения далеко не провокатор и то, что случилось тогда в военкомате, не может быть ее виной. Я в этом уверена.
А ехать в 2022 в военкомат – вообще особая смелость. Мы, журналисты, тогда, вообще еще не знали: с чем столкнулись и каждый освещал мобилизацию, как мог. И Евгения, с точки зрения основ журналистики, делала все правильно, рассказывала и показывала то, что сама видела.
Три года принудительных работ. Вроде звучит как-то не очень страшно. Но, по сути, это лишение свободы. Это не значит, что человек живет дома и ходит на какую-то принудительную работу. Те, кого так наказывают, находятся в специальном центре. Я как-то делала оттуда репортаж. Там, например, отбывал срок Паша Цветомузыка. Много тех, кто сидел за убийства и по другим тяжким статьям. Комнаты на несколько человек, есть изолятор для нарушающих режим. И все, конечно, за колючей проволокой.
Надеюсь, апелляция отменит это решение суда. 

Татьяна Бахтигозина

Заместитель главного редактора газеты «АиФ на Енисее»

За что приговорили журналистку?

В конце прошлой недели стало известно о решении суда в отношении красноярского журналиста Евгении Мандрыгиной (Шелковниковой). Корреспондент регионального портала NGS24  приговорена к трем годам принудительных работ по обвинению в применении насилия в отношении военкома полковника Виктора Нечипоренко. Об этом написал портал NGS24, где работает журналист. Сообщили о приговоре и ведущие российские СМИ.      

Федеральный масштаб новости стал поводом к проведению 13 июня в стенах военкомата пресс-конференции, на которой красноярские масс-медиа, ожидали услышать военного комиссара Советского и Центрального районов,  проходившего по делу потерпевшей стороной.

Комментируя мероприятие, член Союза журналистов России, помощник депутата Госдумы РФ Светлана Вахтангишвили сказала следующее:

– Это вряд ли можно назвать пресс-конференцией, поскольку никто из красноярских журналистов попасть на нее не смог. Хотя интерес к делу большой.

Дело в том, что время проведения мероприятия скрывалось до последнего момента. Я сама узнала о нем в 10.30 утра (начиналось оно в 11.00). И решила все-таки ехать, хотя не в моих правилах опаздывать. Очень удивилась, увидев в кабинете господина военкома только двух дам, одна из которых оказалась представителем или минобороны, или сотрудником военкомата. Другая – корреспондентом 7 канала Анастасией Васильковой. Я предложила провести пресс-конференцию еще раз, уже под эгидой Союза  журналистов, пригласив господина Нечипоренко принять в ней участие. Военком как будто не возражал.   

В ходе пресс-конференции, вопреки анонсу, военком  говорил не о приговоре, вынесенном по его заявлению («получил несколько ударов, испытал физическую боль»), а в основном о вещах, прямого отношения к  конкретному делу не имеющих. Но то, что Виктор Борисович откликнулся на приглашение прийти в Союз журналистов уже хорошо.

Сегодня журналисты выполняют свой профессиональный долг и в тылу, и на полях СВО. Напомню, в стране уже два года действует институт военкоров. Журналисты точно так же, как военнослужащие, рискуют жизнью, получают боевые награды, бывает, и погибают. Мы все мобилизованы. Но, прежде всего, работники военкоматов, которые в этих условиях должны стать примером поведения для гражданского населения.

Я допускаю, что кому-то могут не нравиться действия журналистов, которые  задают неудобные вопросы, настаивают на комментариях. Но у прессы – такая работа: задавать вопросы и настаивать на комментариях. При этом журналист отвечает за все, что он делает, по самому большому счету. История с корреспондентом NGS24  Евгений Мандрыгиной (Шелковниковой) вновь это высветила.

История – тяжелая. Евгения, выполняя редакционное задание, имея при себе пресс-карту и другие документы, подтверждающие законность ее действий, тем не менее, получила три года принудительных работ  по решению суда Советского района Красноярска.   

Большое жюри регионального Союза журналистов будет самым тщательным образом разбираться в произошедшем. 

Со своей стороны считаю, что пора выходить и на Государственную Думу, и на Владимира Владимировича Путина с вопросом о защите журналистского сообщества страны, поскольку с  каждым днем множатся примеры, когда журналистов ведущих российских СМИ наказывают фактически за исполнение профессиональных обязанностей. Навешивая  ярлык членов «пятой колонны», в прямом смысле слова, выставляя врагами народа. Довольно часто это прикрывается задачами СВО. Тенденция  – опасная, ведущая к расколу общества на различные группы, выстраиванию барьеров внутри страны. И это в то время, когда мы нуждаемся в единении, чувстве локтя, чувстве опоры под ногами.

– Это очень резонансное дело, – считает председатель Большого жюри регионального отделения Союза журналистов России Сергей Комарицын . – К сожалению, журналистское сообщество узнало о нем только после вынесения приговора журналисту. Если бы об инциденте было известно в ходе расследования и рассмотрения дела в суде, то Союз привлек бы специалистов для защиты профессиональных прав нашей коллеги.

В частности, в материалах дела имеется рапорт следователя об обнаружении признаков преступления, в котором говорится: «Нечипоренко В. Б. находясь в помещении военкомата…воспрепятствовал законной профессиональной деятельности журналиста … Мандрыгиной Е.М., производившей видеосъемку новостного репортажа внутри помещения военного комиссариата, с применением насилия к последней. .. в действиях Нечипоренко В.Б. усматриваются признаки преступления, предусмотренного ч.3 ст. 144 УК РФ».

Затем по материалам процессуальной проверки это обстоятельство было выделено в особое производство по факту воспрепятствования профессиональной деятельности журналиста, соединенное с насилием над журналистом. Материалы проверки были переданы военному следственному отделу по Красноярскому гарнизону. Постановлением военного отдела фактически признается воспрепятствование деятельности журналиста, приводятся экспертные и медицинские заключения о нанесении вреда здоровью журналиста, однако затем говорится, что основания для возбуждения уголовного дела не установлены.

Непонятно почему военная прокуратура не обратила внимания на это постановление и почему оно не было обжаловано адвокатом журналиста. В итоге саму Евгению Мандрыгину приговорили к трем годам исправительных работ за нападение на военкома.

Тем не менее, Союз журналистов России, его красноярское региональное отделение и Большое жюри сформулируют свою коллективную позицию, материалы дела пройдут соответствующую юридическую экспертизу, и в установленном законом порядке приговор будет обжалован в следующей инстанции.

Сама Евгения Мандрыгина и ее адвокат готовы обжаловать судебное решение.

«Что меня удивляет. Из решения судьи следует, будто бы я как частное лицо там, в военкомате, находилась. Хотя я находилась там на работе, по редакционному заданию. Вот эти все моменты как-то опустили, сделали их незаметными»,— сообщила Евгения Шелковникова.

Напомним, события, которые описаны в деле, произошли в первый день частичной мобилизации, 22 сентября 2022 года, в холле военкомата Советского и Центрального районов, куда съемочная группа NGS24.RU приехала для подготовки сюжета. Когда журналист записывала комментарии мобилизованных и их родных, в зал вышел человек в камуфляжной форме и потребовал, чтобы она прошла с ним за турникет.

«Он не просто пригласил, а начал хватать меня за руки и тащить на закрытую часть военкомата. Я очень испугалась. Я кое-как вырвалась, достала телефон и включила камеру, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Этот мужчина по-хамски начал бить меня по рукам, ударил несколько раз и выбил телефон из рук, потом позвал на подмогу сотрудников,— описывает происходящее Евгения Мандрыгина (Шелковникова). – Началась толкотня, я осталась в окружении этих мужчин. Мой оператор на улице зафиксировал, как меня пытались затащить обратно в здание».

Мужчиной в камуфляже оказался военком. Он потребовал заблокировать двери холла, чтобы не выпускать журналистку, вызвал полицию и Росгвардию. В дальнейшем по его заявлению было возбуждено уголовное дело по ст. 318 УК (применение насилия в отношении представителя власти, не опасного для жизни или здоровья), рассказала Евгения Мандрыгина (Шелковникова), отметив, что сама получила несколько гематом после того, как военком затаскивал ее за турникет. В качестве меры пресечения ей были избраны запрет определенных действий, а затем подписка о невыезде.

Заслуженный журналист Красноярского края, член Союза журналистов России Сергей Бурлаку не может сдержать своего возмущения:

— Что я думаю по поводу этого дела? Оно выеденного яйца не стоит. Стыдоба, профанация и недобросовестное манипулирование законами со стороны «потерпевшего». Кстати, я испытываю к нему такую «лишнюю неприязнь», что даже кушать не могу, как говорил герой одного известного советского фильма.
Что мы видим здесь? Не с юридической (оставим юриспруденцию профессионалам), а с человеческой точки зрения? Крепкий взрослый дядя – офицер, спортсмен и хам (это личное оценочное мнение) — обиделся на девушку-журналистку, которая его «избила». При том, что он сам ей угрожал и распускал руки. За то, что она выполняла свои профессиональные обязанности. Его оправдания – он, мол, не знал, что она журналистка — не выдерживают никакой критики. Я считаю, всё он прекрасно знал.
Хочется спросить его: мужик, тебе самому-то не стыдно во всё это ввязываться, раздувать из мухи слона и публично позориться? (Это, опять же, вопрос не для суда, а так… в никуда. Услышать от него ответ я не надеюсь.)
Разумеется, я полностью на стороне коллеги. И не только из чувства корпоративной солидарности, а из соображений логики и здравого смысла. Те материалы дела, с которыми мне удалось познакомиться, создали у меня убеждение, что судить здесь надо не журналистку.

Считаю, суд более высокой инстанции должен основательно разобраться в этом деле и принять справедливое решение. Отсмотрев все имеющиеся видеоматериалы и приняв во внимание аргументы всех сторон.

 Известная красноярская телеведущая Ирина Долгушина:

 Стыдно за военкома — и как офицера, и как мужчину. Стыдно за нашу судебную систему. Стыдно за НГС — сдают свою сотрудницу по тихому. А где так шумные! Нужна апелляция, если уже не поздно. Журналистку лично не знаю, да и не важно это.

Председатель регионального отделения Союза журналистов России Дмитрий Голованов:

– Я не буду комментировать решение суда «именем Российской Федерации», хотя изучил и приговор, и ознакомился с некоторыми материалами дела. В нём есть непонятные моменты, есть вопросы к следствию. Надеюсь, в апелляционной инстанции квалифицированным юристам будет за что зацепиться. И приговор для Евгении Мандрыгиной (Шелковниковой) либо смягчат, либо и вовсе сделают оправдательным.

Меня, как председателя Союза журналистов смущает и удивляет другое: на дворе ХХI век, Союз журналистов России и наше отделение отметили свое столетие. Организация – широко известна, пользуется большим авторитетом и уважением. И не только в профессиональном сообществе. На этом фоне, поведение руководства редакции NGS24 лично меня шокировало. В то время, когда репортёр выполняя редакционное задание, попадает в тяжелую ситуацию, руководство издания фактически устраняется от помощи коллеге. Евгения сама занималась поисками адвоката, оплачивала его услуги. Между тем, именно редакция должна была приложить максимум усилий, чтобы не сделать ситуацию критической. Вместо этого она скрывает инцидент с журналистом вплоть до вынесения ему приговора, даже не задумываясь о таком понятии, как «честь мундира».

Удивляет и то, что редакция словно и не подозревает о профессиональном союзе, не знает, чем он занимается. Я убежден, подключись мы к делу на начальной стадии, для Евгении Мандрыгиной (Шелковниковой) все сложилось бы иначе.

В Союзе действует Большое жюри, в состав которого входят наиболее авторитетные журналисты Красноярского края. За плечами у каждого из них огромный опыт работы в СМИ, многие не раз доказывали свою правоту в судебных процессах. Уж наверняка бы разобрались в ситуации и помогли  коллеге.

Я не буду приводить примеры помощи Союза в самых сложных ситуациях, когда под наше поручительство журналистов выпускали из СИЗО, когда мы ставили на место сильных мира сего, напоминая, что мы четвертая власть.            

Союз не бросает коллег в беде. Это не зависит от принадлежности к организации. В конце концов, существует профессиональная, цеховая солидарность. Но для некоторых журналистов это находится на втором-третьем плане.

Подготовлено специально для сайта Союза журналистов

Просим коллег (не только членов СЖ) присылать нам свои мнения и высказывания по этому поводу. Все они будут опубликованы.             

Бесправие четвёртой власти

Красноярскую журналистку Евгению Шелковникову 5 июня этого года приговорили к трём годам принудительных работ по делу о применении насилия к военному комиссару Виктору Нечипоренко. Эта ситуация наводит на размышления о состоянии современной
российской журналистики, и об отношении к журналистам представителей разных ветвей власти. Тема, на мой взгляд, чрезвычайно актуальная.

Тест на вменяемость

Не присутствовал при совершении «преступного деяния» и не был на суде, поэтому не имею права выносить свой вердикт относительно данного уголовного дела. Но уже сам имеющийся факт позволяет вне конкретных деталей рассмотреть ситуацию с профессиональной психологической точки зрения. Являюсь практикующим медицинским психологом с тридцатилетним стажем — диплом ещё советского образца. На тему популярной психологии, а также — мотивации человеческого поведения в экстремальных
ситуациях у меня вышли три книги в известных гонорарных издательствах Иерусалима,
Санкт-Петербурга и Москвы. Говорю об этом не для похвальбы, а для обоснования нижеследующей профессиональной аргументации.
Итак! Молодая женщина, довольно хрупкого телосложения, напала на крепкого шестидесятилетнего военного в форме. Элементарная логика позволяет предположить два диаметрально противоположных объяснения этому факту. Либо данная особа имела серьёзные психические отклонения, что позволило ей напасть на здорового мужчину, причём, в окружении его подчинённых, ставших свидетелями дела. (естественно, в пользу своего начальника, что вызывает отдельные вопросы). Не всякий представитель
сильного пола отважится на такое. Это происходит в одном случае, вне зависимости от гендерных различий, а именно, — когда у человека прослеживается синдром немотивированной агрессии. Что может являться следствием астенического синдрома, психической травмы, абстиненции – синдрома лишения наркотических средств. Или
обусловлено тяжёлыми психическими расстройствами (шизофрения, органический психоз, атипичная депрессия, органическое заболевание головного мозга).
Понятно, что в случае диагноза — немотивированная агрессия, надо проводить психиатрическую экспертизу. Если уважаемый суд не счёл эту медицинскую процедуру необходимой (не будем подвергать сомнению его компетентность) значит, пришёл к выводу, что Евгения – вменяемая и не страдает перечисленными заболеваниями. Но в
этом случае имеет место альтернативное психологическое объяснение случившемуся, а именно: имел место физический контакт, к которому первым (и это очень важно)
прибегнул мужчина. И противоположной стороне ничего другого не оставалось, как защищаться. Это естественное проявление человеческого инстинкта. (Принцип бихевиоризма: реакция – стимул – реакция). Напротив, было бы противоестественно, если бы женщина осталась при этом абсолютно равнодушной, вялой, послушной. Даже просто физическое прикосновение мужчины, нежелательное для нормальной женщины и без её разрешения, можно расценивать, как недопустимое поведение, вплоть до посягательства на её честь и достоинство. Проигнорировать это может только барышня с низкой
социальной ответственностью, и то не всякая.
Ещё один весомый аргумент в пользу Евгении Шелковниковой: она находилась при исполнении своих профессиональных обязанностей, предусмотренных Законом о СМИ. Почему же принят во внимание только тот факт, что при исполнении своих обязанностей находился Виктор Нечипоренко? Повторюсь, не имею права судить суд,
простите за тавтологию, поскольку, в данном случае, уважаемой третьей властью могут быть приняты во внимание такие нюансы дела, которые выходят за рамки выше сказанного. В любом случае, правомерен вопрос, насколько эффективна современная российская журналистика с точки зрения её влияния на общественные процессы?
Прежде, чем ответить на него, — не претендуя на всеохватность темы, а лишь в аспекте прав и обязанностей журналиста при осуществлении им профессиональной деятельности, — заглянем в середину восьмидесятых прошлого века в СССР, когда журналистику
справедливо называли четвёртой властью.

«Ради достижения практического результата»

Поскольку в психологии для абсолютной точности фактов не принято прятаться за местоимением МЫ, простите за яканье, приведу пример из своей журналистской практики. В 1980 году был принят в Союз журналистов СССР, а в 1982-м проникся романтикой сибирских грандиозных строек, и решил разнообразить свою жизнь физическим трудом, благо ещё до армии освоил две рабочие профессии. Добавил к ним ещё одну – плотник-бетонщик третьего разряда, с дальним прицелом – написать книгу о строителях Богучанской ГЭС. Устроился в СМУ-3, строящее будущий город на месте Кодинской заимки, в двенадцати километрах от Ангары, в бригаду «нулевиков» на
фундаменты жилых домов и объектов соцкультбыта. Через два года меня избрали секретарём партийной организации СМУ-3. Три дня в неделю работа в бригаде – отбойник, лопата, разноска с гвоздями и плотницким инструментом, два дня – идеологический конструкт, и с не меньшей отдачей сил. Пожалуй, большей.
Весной 1985 года наша организация, фактически, оказалась не у дел, потому, что все финансы перенаправили на возведение плотины. (Результат сложных перипетий и потому — без подробностей). До минимума были урезаны зарплаты. Люди в бригадах начали
роптать. Начальник СМУ-3 Геннадий Георгиевич Лапин, человек, искренне мечтавший построить город «коммунистического завтра», пытался каким-то образом воздействовать на ситуацию, но безуспешно.
Журналист – это навсегда. Написал статью в «Красноярский рабочий». Вначале в жанре репортажа с пяти залитых весенними водами котлованов под два детских сада и три жилых дома, вместо забитых свай — фронта работы для нулевиков. Нарушилась технологическая цепочка, встали остальные бригады — монтажники, столяры,
отделочники. Завершил статью публицистическим анализом ситуации, суть которой – конфликт двух могущественных государственных ведомств, интересы которых пришли в
противоречие. Сермяжную суть ситуации передаёт известная пословица: «паны дерутся, у холопов чубы трещат».
Реакция Красноярска последовала незамедлительно. Прилетел в Кодинскую заимку Юрий Константинович Абакумов, тогда — первый заместитель председателя исполкома Красноярского краевого Совета народных депутатов. Генерал Ракитский выделил вертолёт. Мы с ним облетели площадку строительства. Он согласился с доводами,
высказанными в газете. В итоге, из Москвы назначили на стройку города куратором Аркадия Фёдоровича Морозова, мужика в лучшем смысле слова, человека железной воли,
орденоносца, строителя Братской ГЭС. Он вернул ситуацию с головы на ноги. Родное СМУ-3 вновь заработало. В итоге через какое-то время Кодинская заимка получила статус города под названием Кодинск. Аркадий Фёдорович, с которым мы подружились, предложил мне участие в конкурсе из трёх кандидатур на должность мэра города. Он был во главе созданной комиссии. Я отказался. Не моё… Морозов меня понял. И я с удовольствием вернулся на свою журналистскую стезю.
В 1987 году в Москве на совещании в Минэнерго СССР, как член Союза журналистов СССР, по просьбе Игоря  Михайлова – начальника строительства Богучанской ГЭС, отстаивал позицию рабочих и руководства стройки, дабы не допустить её консервации.
Как сказал Игорь Борисович, передайте Садовскому, что слишком большая консервная банка понадобится. Сам министр по плотинам Садовский Станислав Иванович, с которым по телефону договорился о встрече, по форс-мажорным обстоятельствам вылетел в Индию. Общался с его замами. И все всегда на всех, особенно, как ни странно, высоких государственных постах, с большим уважением относились к журналистам, были готовы чётко и внятно реагировать на наши проблемы и поставленные вопросы. Так было!
Когда предстану я перед Всевышним, что не за горами в мои без году 80 лет, то, в искупление неизбежных земных грехов, могу предъявить и конструктивные факты из своей биографии, в частности, с полным на то правом сказать: я строил город. Этим обязан журналистике, которая есть «научное познание реальной действительности,
трансформированное в продукт, доступный массовому сознанию»,.. Запомнил навсегда эту формулировку, прозвучавшую в лекции ещё на первом курсе факультета журналистики Уральского государственного университета. А завершается это
определение очень важными словами: «ради достижения практического результата».
Очевидно, в этом и заключается смысл формирования четвёртой власти в современном цивилизованном мире. Вдобавок к трём, действующим ещё в античном социуме, что позволяло, по мнению Аристотеля, предотвращать всяческие злоупотребления на уровне
государственной власти. Разделение властей с древних времён — наиболее эффективное для государственного управления.

Тень инстасамки

Сегодня происходит что-то странное и страшное, на мой взгляд, по своим вероятным последствиям, когда каждый болтун-блогер может назвать себя журналистом. Когда не надо учиться обращаться со словом пять-шесть лет в университете, так, чтобы оно
отвечало правде и доходило до ума и сердца читателя. Прежде, чем написать и произнести слово, буквально, взвешиваешь его на ладошке. И, когда в итоге некий чиновник, не отличающий безграмотного блогера от профессионального журналиста, как
нашкодившего мальчишку, вызывает на ковёр, под светлы очи, чтобы сделать внушение, а то и подмять под себя (опять же, факт из моей журналистской практики, правда, увенчавшийся для журналиста удачней, чем для чиновника). Это было бы смешно, когда
бы ни было так грустно.
В этом смысле, особенно печально наблюдать районную журналистику, фактически, превратившуюся в служанку местных властей, несмотря на то, что сотрудники газеты, во многих случаях, и умней, и порядочней своих «господ», потому что случайные люди
долго в журналистике не задерживаются. Сейчас, пожалуй, на всех этажах власти (если меня аргументировано поправят, буду рад) ценится не профессионализм, как главное условие объективного и беспристрастного исследования реальной действительности, с
тем, чтобы воздействовать на неё, добиваясь практического результата. Ценится покорность в лакейском духе «чего изволите». В результате образуется застойное болото там, где требуется быстрое течение для благотворных перемен, в нашей быстротекущей
жизни. Не случайно со страниц газет совершенно исчез такой жанр, как фельетон, столь популярный в советское время. Тогда, если корреспондент соврал, мог не отделаться выговором, а лишиться работы. Но если оказался прав, жёстко разбирались с тем, против
кого было нацелено журналистское перо. Действовал принцип разделения властей с их самостоятельными полномочиями, что приводило к продуктивности власти — четвёртой.
Сейчас на справедливую газетную критику нет никакой и ничьей реакции. Забыта рубрика «Газета выступила. Что сделано?» За этим фактом кроется узурпация истины (после чего она перестаёт быть истиной) людьми, очевидно, в достаточно высоких кабинетах, интересы которых могут быть далеки от традиционных российских ценностей.
В результате на великолепной клумбе национальной культуры, — а журналистика важная и необходимая часть её, выполняющая особую миссию политической и социальной ориентации воспитания и распространения культуры, — вместо цветов любви, добра,
взаимопонимания, выросли сорняки пошлости, хамства, пренебрежения грамотной русской речью. Напротив, в тренде (дикое словечко из современного лексикона) — площадные слова, лишённые человеческого содержания, а, часто, и всякого смысла.
Наглядный пример. 8 июня в Красноярске на острове Татышев прошёл, так называемый, Фест фестиваль. Спросил одну мою знакомую, побывавшую на нём: «Ну и как»? Ответ прозвучал предельно лаконично: «Дурдом»! Но вот слова жительницы края
Елены об этом мероприятии, собравшем около 18 тысяч зрителей: «Мне нравится поэзия рэпера Хаски. Очень хотелось его послушать». Елена пришла с дочерью и её подругой, о чём вещал в интернете автор отчета-репортажа, цитирую его дальше: «Отдельно хочется рассказать про Хаски. Перед его выступлением на экранах появилось»18+. (Добавим от себя, эта цифра со знаком плюс, безусловно, привлекла ещё больше народа). Почти час он
исполнял свои популярные песни: был и «Пироман 17» со строчками «обезглавить, обоссать и сжечь», и Панелька». Действительно, кайфовали и зрители, и артист».
Как говорится, из песни слово не выкинешь. Вот такой репортаж, как журналистский жанр! Вот такая «поэзия»! Вот такие её любители! С детьми! И всё это не просто выдано в отчёте, как проходная информация, а – с восторженным придыханием. Приходится
констатировать, что в этом духе воспитано уже не одно поколение определённой части россиян. После этого их можно брать тепленькими, и формировать любую безмозглую массу-толпу, способную на что угодно, на любые цели, в том числе, далёкие от интересов России. Этот фестиваль гуляет по всей стране не первый год. Усилиями журналистов края удалось избавиться от выступления на нём в Красноярске инстасамки с её песней «За деньги – да», и тому подобными «творческими» изысками. Но её кукольная тень «Барби»
с неестественно накаченными губами, незримо присутствовала на острове Татышев.
Искусство, как эмоционально-образная сфера восприятия и отражения окружающего мира, для широкой публики представлено порой такими именами и их перлами, что просто оторопь берёт, откуда ТАКОЕ могло возникнуть. А всё оттуда же, очевидно, на
тех этажах власти разрешено и спровоцировано это безобразное явление народу, где функции журналистики, как власти четвёртой, подверглись обрезанию почти под самый корешок. Во всяком случае, по сравнению с советским временем.
Эта чудовищная манипуляция-подмена традиционных российских ценностей на нечто нелепое, разнузданное и безграмотное, чему название подобрать трудно, и сформировала ту социально-психологическую атмосферу в обществе, в которой произошёл конфликт между журналисткой Шелковниковой и военкомом Нечипоренко.
Вывод один. В стране растёт запрос на правду и справедливость, а, следовательно, на умное, компетентное слово профессионального журналиста, ради достижения эффективного — практического результата, необходимого людям и государству. Будем
надеяться на победу этой обнадёживающей тенденции.

Валерий Зальцман, ветеран труда — благодаря Правительственной награде во время срочной службы в Советской армии, гвардии сержант Группы Советских войск в Германии, член Союза журналистов СССР и России, медицинский психолог.