В Красноярском крае почти 15 млн га особо охраняемых природных территорий. Здесь сохранилась девственная, уникальная природа, о которой мы, городские жители, даже и не подозреваем. В одном из таких диких уголков природы побывала корреспондент «АиФ на Енисее».
Саяно-Шушенский заповедник… Без малого 400 тыс. га хвойной тайги, гор и степей раскинулись по левому берегу одноимённого водохранилища, на правом берегу — охранная зона. Уникальный природный мир, не тронутый человеком. Это дом козерогов, маралов, косуль, волков и снежных барсов, белохвостых орланов и множества других зверей и птиц.
Кладбище деревьев
Наши вещи быстро перемещались из уазика на катер. Джойская Сосновка — место старта всех судов, которые ходят по Саяно-Шушенскому водохранилищу. Рядом громко переговариваются загорелые мужики с суровыми лицами — инспекторы. Следующие 15 дней они будут прочёсывать заповедную зону. Мы, команда из 10 человек — победителей конкурса разных конкурсных номинаций международного фестиваля дикой природы «Мой снежный барс», во главе с Тимуром Мухамедиевым, кандидатом биологических наук и инструктором по туризму, быстро взбираемся по трапу один за другим. Впереди путешествие по Саянскому морю, вдоль восточной границы заповедника и по охранной зоне. Меня охватило волнение: страшны были не медведи и волки, на землю которых мы ступим через 11 часов пути на катере. Пугала первая полная изоляция от внешнего мира. Четыре дня без сотовой связи и Интернета, наедине с природой и самим собой.
Водохранилище встретило нас «трупами». Тут и там плыли мёртвые, выбеленные до невозможности деревья. Они собирались огромными скопищами вдоль берегов, гулко ударялись о дно нашего катера. В 1978 году, когда плотина Саяно-Шушенской ГЭС перекрыла Енисей, а водохранилище стало наполняться, миллионы деревьев ушли под воду живыми. Уже 36 лет они всплывают со дна и прибиваются к берегу. Пятый круг ада по Данте просто отдыхает. «В конце 90-х японцы предлагали достать лес со дна с условием, что они заберут его себе, — поясняет Николай ВОЛКОВ, капитан нашего судна. — И у нас бы проблемы решились, и им хорошо было. Ан нет! Пожадничало правительство. Не отдали лес». Теперь единственное применение ему — сжигать и превращать в уголь для шашлыков, чем и занимается небольшая контора на берегу. Не увеличивая объёмы, они могут поставлять уголь ещё тысячу лет. А под боком у них заполняется «деревомогильник»: бульдозеры ломают и утрамбовывают древесину в большой котлован. Таких могильников для деревьев будет несколько. «На дрова их не используешь, — поясняет Тимур. — Попробуй распили, сломается любой инструмент. Внутрь уже забились камни, песок, ил».
Барсик мяукает
Под водой на глубине 200 м когда-то были деревни, плодородная земля, тайга, в Енисее обитали редкие породы рыб. Сейчас вода тёмная и мутная. Огромные полотна зелёной тайги с полосками тёмного кедрача и пологие берега начали сменяться рыжеватыми горами. Над головой то и дело летали коршуны и орланы, заметили мы и скопу — краснокнижную бурую птицу с белой грудью. «Мама, смотри!» — внезапно крикнула 9-летняя Оля Исаева, одна из участниц тура, и два десятка глаз и несколько биноклей устремляются на горы. А там — козероги! Пять самок с двумя детёнышами резво скачут по скалам, поднимаясь снизу от водопоя. «Вот мы и вошли во владения снежного барса, — пояснил Тимур Мухамедиев. — Сибирские горные козлы — основная пища ирбиса. Сейчас в объективы фотоловушек попадают только двое: 13-летний самец Монгол и молодая самочка. В прошлом году их было семеро, включая детёнышей». Пока он говорит, мы активно осматриваем горы в бинокль — а вдруг увидим пушистика! Слух у всех напряжён до предела. Звук падающих камней — и мы вновь внимательно осматриваем берег. Прыгают козероги. «Барсик, барсик, кыс-кыс-кыс!» — зовёт Оля. Шанс увидеть ирбиса у нас был, ведь уже смеркалось, а кошка охотится на закате или рассвете. Кстати, ирбис не умеет шипеть, рычать или выть — только мяукать! За годы существования заповедника видели вживую дикую кошку единицы инспекторов и учёных. Уже стемнело, и ирбис не вышел. «Что ж, — задорно подбодрил нас наш проводник. — Если вы не видели Монгола, это не значит, что он не видел вас».
Лошадиная почта
«Это почтовый ящик», — говорит Тимур и указывает вперёд. Перед нами куча конского навоза. Дело в том, что на Курголе, в охранной зоне, где мы живём уже второй день, раньше лесники разводили лошадей. Несколько лет назад они остались без хозяина и одичали. За ними никто не ухаживает, они сторонятся человека и живут своей собственной насыщенной жизнью. «Это письмо оставила двухлетняя кобыла: «Буду здесь через три дня, готова к спариванию», — читает по кучке навоза Тимур. — Утром смс оставил жеребец: «Я ещё молодой, на самок не претендую, бегаю в окрестностях, самцы, не обижайте меня».
Мы вышли на звериную тропу — настоящую вытоптанную дорогу посреди тайги и гор. Ежедневно по ней проходят десятки животных: кабаны, лошади, медведи и маралы, косули, волки. «Ой, чья-то шкура!» — кричит Оля. «Хорошо волки пообедали», — говорит Тимур и осматривает останки животного. «Скоро сюда и медведь придёт, еда для него», — заключает он, и мы невольно вздрагиваем и озираемся по сторонам. Но проводник уверяет, что бояться хищника не стоит: мы не входим в его рацион, и проблем себе животное не хочет. «А что медведь — падальщик?» — невольно вырывается вопрос. 17-летний тувинец Гриша Беспалов, участник тура, ухмыляется и немного высокомерно смотрит на меня. Конечно, он-то знает про лес всё. Парень из деревни Усинск, что стоит практически на границе Тувы и Красноярского края. Местные жители живут охотой. А Гриша тяготеет к тому, чтобы природу защищать. «Медведь вообще похож на человека в этом плане: он ест и ягоду, и мясо», — поясняет Тимур.
Язык зверей
Оказывается, у всех зверей есть собственный язык. О чём может рассказать кедр, ствол которого вытерт до середины? Каждый день животное трётся об него и оставляет свой запах и шерсть. Другой зверь считывает послание и понимает: кто, когда и зачем проходил по этому месту. Каждый сантиметр тропки мы внимательно обследовали, а Тимур объяснял и расшифровывал. По экскрементам волка определили, кем ужинал хищник и когда, а найдя череп марала, узнали, что им питались несколько животных. «А сами кости вскоре тоже исчезнут, — пояснил нам биолог, — их догрызут белки или мыши». «А здесь тоже пить можно?» — спросила я, когда мы подошли к небольшому ручью — главному водопою местных животных. «Конечно, здесь можно пить везде», — ответил Тимур. Опускаюсь на колени, лицом к воде и пью. Какая вкусная вода! Насыщенная, прохладная и утоляющая жажду. Вскоре мы наткнулись на хорошо примятую траву: здесь была лёжка косули, говорит наш командир. И вспугнули рогатую не кто иной, как мы. Через несколько метров — разрытая лужайка. Биолог рисует «картину маслом»: этой ночью здесь пировали кабаны, причём двое из них самцы — один постарше, а другой совсем молодой. Это профессионал заключил из соотношения длины и ширины следов копыт. Я, как и все остальные, в лёгком шоке. Если бы были в лесу одни, всё это могло пройти мимо нас. А тайга живёт своей жизнью, о которой обычный человек и не подозревает. Заметно подустав, мы свернули с тропки и вернулись на базу. И познакомились с ещё одним лесным жителем — клещом, сняв 50 штук с себя.
***
За четыре дня полной изоляции от общества, городов, дорог и пробок, звонков и смс я почувствовала себя по-настоящему счастливой. Мы скакали по горам и пили воду из горных ручьёв, как козероги, обнимали деревья и слушали их сердце, подставляли голову под ледяные объятия водопада и ели заячью капусту, закусывая пихтовыми и кедровыми иголочками, наслаждались вкусом муравьиной кислоты. Забираясь на вершину скалы, кричали от всей души, ощущая себя свободными птицами. Не покидало стойкое и уверенное чувство: я вернулась домой.
Опубликовано в газете «АиФ на Енисее» 23.07.2014 г.
Конкурс Красноярские перья 2013. Номинация «Лучший очеркист»
100-летний хирург — о войне, медицине и счастье.
Рано потеряв родных, Владимир ШИПИЦЫН захотел стать врачом. В Великую Отечественную, которая стала одной непрекращающейся рабочей сменой, он действиями своих умелых рук предотвратил смерти многих сотен раненых.
Зарубки на сердце
У парня рано умерли родные: брату было 19, маме — 45, отцу — 56 лет. Чтобы научиться спасать чужие жизни, он пошел учиться на врача. С дипломом хирурга поехал в Балей Читинской области. Если воспринимать название городка на слух, место для врача кажется самым подходящим.
С улыбкой вспоминает, как ему и тогда еще невесте Ольге Ивановне совестно было идти в Горсовет регистрировать брак: дойдут до дверей — засмущаются — разворачиваются обратно, в городском саду гулять да на веранде у Ольгиного дедушки чаевничать. Но поженились все-таки, дочь и двух сыновей успели родить до Великой Отечественной Войны. Ее, хоть и провели недалеко друг от друга — молодого, после прохождения специализации, уже нейрохирурга Владимира Шипицына направили на Забайкальский военный фронт — но все же порознь. За четыре года виделись дважды. Участвуя в спасении многих сотен чужих жизней на фронте, Владимир Андреевич не смог помочь еще одной родной — смерть от голода трехлетнего сына оставила на сердце еще одну зарубку.
Отбивная из бедра
Какой бы сложности ни проводили операцию, вся доступная в годы войны анестезия — уколы новокаина. О рабочем графике, естественно, речь не шла. Больные поступали день и ночь. Врач мог по два-три дня не выходить из полевой палаты. Тут же кормили: прямо в открытый рот подавали провизию. Или рюмку водки зальют, чтобы не засыпали. В операционной — конвейер. На одном столе пациенту обривали голову, за вторым главенствовал Владимир Андреевич, на третьем человеку уже делали перевязку.
В практике военного хирурга есть такие случаи, от которых человеку, далекому от медицины, становится не по себе. Солдата ранило осколком мины, но он с фрагментом в голове, сопоставимым по размеру с пальцем, пешком сам пришел с линии фронта. Оставшаяся часть снаряда торчала снаружи. Владимир Шипицын сделал трепанацию черепа, удалил осколок — хлынула кровь, и так, что возникла опасность лишиться пациента. Врач попросил ассистента сделать из куска бедренной мышцы солдата отбивную. Только такой тампон, из собственного тела пациента, остановил кровотечение и его жизнь спасли.
Запомнилось, как принимал роды у жительницы маньчжурского города Хейлар, где шла военная операция. Ее не принимали ни в одной из местных клиник, и с последней надеждой на спасение родные привезли роженицу в советский полевой госпиталь. «Меня вызвал начальник. В его приемную надо было идти через садик. Только вышел из операционной, вижу — по обеим сторонам моей тропки китайцы. Склонились к земле и лежат. Десятка два человек, наверное. Когда я увидел пациентку, она уже посинела — еще в начале родов у нее выпала пуповина», — рассказывает хирург. Владимир Андреевич не только маме, но и малышу жизнь сберег. Между двумя воюющими сторонами наступило локальное перемирие: самого Владимира Шипицына, начальника госпиталя и всех сотрудников медсанбата китайцы отблагодарили, устроив званый обед. Чем поразила война? На этот вопрос врач ответил просто: «Приносит смерть. А я хочу, чтобы люди жили».
Медицинская династия
Спустя два года после окончания войны Владимир Шипицын вернулся в родной городок с «медицинским» названием. 16 лет работал главным врачом больницы. Совершил немыслимое в наше время — разогнал райздрав! Наведя порядок в городской больнице, самостоятельно открыл в соседнем селе амбулаторию. В округе было много шахт, и в каждой он учредил здравпункты с фельдшерами. А затем… поставил в облздраве вопрос о ликвидации районного отдела здравоохранения. Энергичному и деятельному доктору (побольше бы таких чиновников!) доверили навести порядок в остальных селах. В нескольких старые больницы были перестроены, в каких-то — открыты новые. Везде появилась технологическая новинка, по тем временам — лаборатории с рентген-исследованиями.
Владимир Андреевич не переставал, при этом практиковать. Собственный рекорд хирурга Шипицына — удаление аппендицита за шесть минут. Желудок при язве оперировал за сорок минут.
На пенсию наш герой вышел уже в статусе главного хирурга города Балей. После смерти первой супруги женился во второй раз, и переехал в Красноярск. Спустя несколько лет мужчина овдовел во второй раз, и, пожив некоторое время один, пригласил к себе дочь. Светлана, как и отец, всю жизнь работала в медицине. Полковник Шипицын, в сущности, основал медицинскую династию. Три внука от двоих детей работают кто врачом скорой помощи, кто анестезиологом, кто терапевтом.
Больше веселитесь!
Звонок в дверь заставил Владимира Андреевича прервать рассказ. Быстро и ловко мужчина, недавно отпраздновавший столетний юбилей, побежал открывать. Заслуженный врач России, хирург высшей категории, Почетный гражданин Красноярска, ветеран Великой Отечественной Войны — у нашего героя, в 100 лет обладающего удивительной способностью быстро ходить, практически бегать, много званий. Но, пожалуй, прежде всего, он именно врачеватель. Тот, кто приносит исцеление, облегчение, освобождение от мук и страданий. После беседы с Владимиром Андреевичем на душе светлое чувство. А говорят ведь, что настоящий врач тот, от разговора с которым уже становится легко, спокойно и радостно, а не тот, кто верные таблетки сумеет назначить. Но 100-летний красноярец (назвать его дедушкой, старичком язык не поворачивается — настолько его крепость, бодрость и пытливый ум не вяжутся с этими словами!) продолжает посвящать жизнь сохранению здоровья других. Начинает с себя. Живет так, словно каждый день — этап научно-медицинского эксперимента. Сфера «исследования» — долгожительство. Уже обнаруженных и выверенных секретов несколько: твердый режим дня, сбалансированное умеренное питание три раза в день, после каждого приема пищи — обязательная прогулка (по десять шагов в обоих комнатах квартиры, коридору и кухне). Большую часть своего времени Владимир Андреевич отдает чтению газет и написанию альманахов. В толстые ученические тетради вписывает накопленные за годы медицинской практики знания, советы по профилактике разных заболеваний, тексты любимых песен, вклеивает понравившиеся газетные статьи и картинки, а еще… оставляет заповеди. Первая, например, звучит так: «Чтобы долго жить, человек всю свою жизнь должен работать физически и умственно, по силе своих возможностей». Есть такие, как: спать не менее восьми часов в сутки, не курить, не употреблять алкоголь, наркотики, беречь зубы, долго, по 3-5 километров в день, ходить пешком. Десятая же «заповедь старца В.А. Шипицына» звучит так: «Не будьте замороженными, больше бывайте на природе, веселитесь, пойте свои любимые песни».
Дерево продолжает расти
В стопке публицистики, которая у корреспондента «АиФ» по случайности была с собой, внимание Владимира Андреевича привлек журнал National Geografic. Владимиру Шипицыну понравился рассказ об открытии, сделанном американскими учеными, исследующими феномен долголетия грандиозной, 75-метровой 3200-летней (!) секвойи. Она… продолжает расти! С каждым годом утолщая ствол, наращивает вокруг своего тела-великана в разы больше древесины, чем юные сородичи. С постером из него, изображающим это гигантское дерево Президент (самое крупное на планете), мужчина захотел сфотографироваться. То, как наш герой беспрестанно работает над собой, накапливает знания и мудрость, делится ими с другими, навевает ощущение, что в этом процессе роста он и могучее дерево схожи.
Конкурс Красноярские перья 2013. Победитель в номинации «Журналистское расследование»
Полвека назад в поезде Красноярск — Абакан заживо сгорели больше сотни детей.
До сих пор нет ни одного документального свидетельства этой самой крупной в Красноярском крае железнодорожной катастрофы. Неизвестно точное число и имена погибших, не понятно, кто понёс наказание за случившееся и понёс ли. Участников, ликвидаторов и их родственников заставили дать подписку о неразглашении. О том, что она была, говорит лишь гигантская братская могила на кладбище станции Минино.
Мы нашли очевидцев — жителей станции, на глазах которых это произошло. Их воспоминания помогли восстановить картину событий 54-летней давности.
«Думали, началась война»
2 июня 1959 года поезд Красноярск — Абакан, в котором после пионерского слёта возвращались домой ребятишки с юга Красноярского края и Хакасии, вышел со станции Красноярск в 19.00. Примерно в 19.30 он остановился на станции Минино — ему загорелся красный сигнал семафора. Через несколько минут товарняк, которому в это время горел зелёный, вылетел навстречу по соседним путям и врезался в нефтеналивной состав — он стоял прямо напротив пассажирского. От чудовищного удара два вагона с детьми буквально выдавило с путей. Они упали на бок, состав расцепился, остальные вагоны укатились вперёд. Выбраться из упавших вагонов было практически невозможно — двери заблокировало, одни окна внизу, другие наверху. Горючее вспыхнуло — дети оказались в смертельной ловушке.
Виктору ИНДРИКОВУ, жителю станции Минино, тогда было 9 лет. Его отец, Иосиф Сидорович — железнодорожник — участвовал в ликвидации последствий аварии. И мальчишка оказался в самой гуще событий.
— Около восьми часов вечера 2 июня мы с ребятами вышли из клуба, там только что закончился фильм, — рассказывает Виктор Иосифович. — О том, что произошла авария, мы уже знали и пошли посмотреть. Пройдя километр от станции, увидели, что навстречу нам бегут люди. Помню женщину — пожилую, босиком, с босоножками в руках. Когда дошли до обрыва, где упали вагоны, взорвалась первая бочка с нефтью. Это было похоже на атомный взрыв. Огромный чёрный столб дыма метров 50 в диаметре, а из него на высоте 500 м выходит яркое светящееся солнце. Страх был панический, все закричали и побежали врассыпную. Кто в деревню, кто в лес – думали, бомбёжка, война началась. Я побежал домой. Отца уже не было, всех железнодорожников сразу же мобилизовали. В 4 часа утра бабушка собралась идти к месту аварии, и я упросил её взять меня с собой. Зрелище кошмарное: всё горит, солдаты — человек 300, в рукавицах, с шестами, направляют нефть в Караулку, речка бежит огненная. Два вагона перевёрнутых, запах человеческого мяса, обгоревшие останки, рядом расстелены военные палатки, в них солдаты складывают трупы. Две уже закрыли, третью натаскивают.
На похороны родители мальчишку не пустили, и после в семье старались не говорить об аварии. Отец рассказал только, что с него и его товарищей взяли подписку о неразглашении. По словам Виктора Иосифовича, погибших было много. Из Красноярска в Абакан тогда ходил один поезд, на нём же ездили и дачники — электричек не было, вагоны преимущественно общие. В перевернувшихся вагонах в основном были дети. На поле, где они горели, валялись белые панамки и алые галстуки.
— Когда мы бежали к месту аварии, я слышал гул самолёта, — продолжает Виктор Иосифович. — Он летел низко-низко, видимо, разведывал обстановку. А когда начали взрываться бочки с нефтью, его как ветром сдуло. Я несколько лет думал, что мне тогда это почудилось. А недавно муж двоюродной сестры подтвердил, что он тоже видел самолёт. Ещё помню, что раненый машинист товарного поезда в шоке повторял одно и то же: «Я не виноват, я ехал на зелёный, я не виноват…».
Отцы детей падали в обморок
Ещё один очевидец — Галина БЕРЕЗИНЦЕВА, потомственная железнодорожница, всю жизнь прожила на станции Минино. В то лето ей был 21 год, она ждала рождения дочери. По словам женщины, бочки с нефтью подлетали в воздух, как мячики. Её мужа, железнодорожника, на аварию вызвали из отпуска. Он вернулся домой только через несколько дней и первое время даже кусок в горло взять не мог.
— Никогда не забуду, как хоронили жертв катастрофы, — говорит Галина Максимовна. — Тела собирали, грузили в вагоны и увозили в Красноярск, в Железнодорожный Дворец культуры. Там разбирали, складывали в гробы и везли обратно, на станцию Минино. Вызвали родственников. Те, кто опознал родных, забирали их домой. Но большинство никого не нашли и остались на похороны в Минино.
59 гробов выставили посредине деревни, в сосновом бору, врачей было много, машины скорой помощи, оркестр. Крики, слёзы, отцы детей падали в обморок, их поднимали. Я после этого месяц не могла в себя прийти.
На кладбище военные вырыли длинную траншею, сделали ступеньки вниз и спускали туда гробы. Те, кто их нёс, потом рассказывали, что гробы были очень тяжёлые, видимо, не по одному телу в них лежало.
Версии
По словам Галины Максимовны, машинист, который вёл пассажирский поезд, сильно обгорел. Отогнав отцепившиеся вагоны от места взрывов, он вернулся на пожар. К сожалению, женщина не помнит имени этого человека, который по сути дела совершил геройский поступок — спас остальных пассажиров поезда.
Так как до сих пор нет документального свидетельства этой катастрофы, неизвестна и её причина. Есть лишь версии, одна из них — неисправность семафора, в результате которой поезду, который должен был ехать, загорелся красный, а тому, кто должен был остановиться, — зелёный. Вот что рассказала об этом Галина Максимовна: «В тот день вдоль линии бульдозерист чистил просеку и нечаянно задел столб, тот упал на линию электропередачи, семафоры перемкнуло — они стали неправильно показывать сигналы. Позже выяснилось, что у этого бульдозериста не было прав. Наказали его тогда или нет, я не знаю». Ещё одна версия — в семафор ударила молния, и его заклинило. Что же произошло на самом деле — неизвестно.
Место аварии расчистили очень быстро. Уже в 8 часов утра 3 июня по одному из путей пропускали поезда. Поле, где горели вагоны, очистили бульдозерами, распахали и засадили горохом. Через три недели появились всходы, и от аварии не осталось и следа. Только местами, где не смогли сразу убрать нефть, ещё несколько лет стояли чёрные блестящие лужицы.
Газеты того времени радостно рапортовали, как замечательно прошёл в Красноярске XI слёт пионеров. О том, что половина пионеров с него не вернулась, — ни слова (см. фото ниже).
Земляника на могиле
По воспоминаниям мининцев, первые десять лет на кладбище регулярно приезжали родные погибших. По всему периметру братской могилы висели таблички с именами и фамилиями. Потом стали приезжать реже, за могилой ухаживали местные школьники: приносили цветы, чистили оградку. Сейчас на могиле пробивается первая земляника, оградка заросла, а табличек осталось всего девять, остальные разворовали. Если украдут и эти — могила станет безымянной — на голубом памятнике в центре захоронения нет ни единого слова. Похоже, у партийцев советских времён получилось скрыть информацию о самой крупной в Красноярском крае железнодорожной катастрофе.
— Я библиотекарь и верю в силу печатного слова, — говорит Юлия ШУБНИКОВА, сотрудник краевой научной библиотеки. — Даже если после выхода статьи в печать ничего не прояснится, она останется в архивах и поможет тому, кто рано или поздно прольёт свет на эту историю.
Конкурс Красноярские перья 2013. Приз жюри конкурса
Жители края остались на обочине «экономического рывка».
Красноярский край может похвастаться развитой промышленностью. На его территории работают крупнейшие компании мира, реализуются проекты с многомиллиардными суммами. Но на уровне жизни населения это не сказывается практически никак. Крупный бизнес замыкается на себе, и ему нет никакого дела до того, что происходит за стенами офисов. А там порой развал, нищета и безнадёга…
Колония толстосумов
Бюджет региона за последние десять лет вырос в пять раз. Однако начать жить «по-человечески» всё не удаётся. Федерация, словно пылесос, моментально избавляет краевую казну от лишних денег, оставляя нам лишь гордость за абстрактно растущие доходы. Край при этом, словно лошадка, выбивается из последних сил, чтобы «вывезти» груз всё растущих финансовых обязательств.
Налоги — вам, риски — нам
Каждый год на Красноярском экономическом форуме поднимается тема особенного пути сибирских регионов, их вклада в развитие государства. Каждый год первые лица края, и не только его, говорят о необходимости «рывка» и «развития». Но парадокс в том, что чем регион богаче, тем хуже для него, и поневоле пожалеешь, что не сидишь на дотациях. Действующая налоговая политика в России не стимулирует регионы зарабатывать больше. Все самые лакомые налоги уходят в федеральный бюджет, самые рискованные — остаются регионам вместе с социальными расходами, которые постоянно растут. И хвалёные красноярские инвестпроекты на край работают по остаточному принципу. В 2012 году на территории края было собрано налогов на 268,8 млрд руб. Больше трети этой суммы составляют платежи за пользование природными ресурсами. И они почти полностью прошли мимо нас: по данным ФНС, в федеральный бюджет природопользователи заплатили 90,4 млрд руб., в краевой — всего 5,8 млрд! А общая картина по прошлому году была такой: по сравнению с 2011 годом поступления в консолидированный бюджет РФ на территории края увеличились на 33%, в федеральный бюджет платежи увеличились на 70,6 млрд руб., в бюджет субъекта — уменьшились на 4,4 млрд руб.
Сибирь — колония толстосумов
Ещё одна проблема — стремление компаний к оптимизации налогов. Для чего, например, они нередко прибегают к излюбленной тактике ухода в офшор. На Кипре зарегистрирована Богучанская ГЭС, запуск которой анонсировался как эпохальное событие в экономике края. Слов нет, проект масштабный, реализовывался много лет. С запуском гидроэлектростанции снимается энергодефицит в Нижнем Приангарье, можно развивать промышленность. Вот только при этом мы фактически потеряли реку Ангару с огромными таёжными просторами по её берегам, согнали с места несколько тысяч человек. И всё для того, чтобы где-то на далёком острове пополнялся чей-то счёт? На Кипре зарегистрирован основной акционер Сибирской генерирующей компании, в которую входит Енисейская ТГК-13. Сейчас в крае готовится к ликвидации Ирбинский рудник. В прошлом году районные власти пытались выйти на контакт с собственниками, но у них ничего не вышло: следы хозяев увели в Лондон. Практически каждое крупное предприятие у нас имеет связь с офшорами. И даже коммунальный монополист — красноярская УК «Жилфонд» — имеет структуры на Кипре! Как после такого не думать, что Сибирь — самая настоящая колония?
На золоте, но в нищете. Как власти и бизнес поставили людей в условия выживания
Мотыгинский район — кладовая полезных ископаемых. В недрах района практически вся таблица Менделеева. Здесь добывают свинец, золото, сурьму, железо, бокситы, магнезиты, тальк, каменный уголь… Однако многие поселки, стоящие буквально на золоте, влачат нищенское существование.
Кофе «3 в 1»
Южно-Енисейск находится в 600 км от Красноярска, население — около 800 человек. Прииск известного купца Гадалова, бывший когда-то центром золотодобычи сегодня умирает. От Мотыгино до посёлка — около 100 км. Первое, что бросается в глаза и ощущается на себе, — убитые дороги. На асфальт нет и намёка, а после каждой пролетающей мимо фуры образуется занавес пыли. А вокруг — удивительная красота, 95% территории района — тайга. Но ближе к назначенному пункту пейзаж резко меняется: варварски поваленный лес, перекопанная земля… «Так работает драга, — поясняет мне мой спутник Владимир, житель Мотыгино. — Золотари не жалеют ни природу, ни людей». Проезжаем прииск «Удерейский», где, видимо, расчищают новую площадку для добычи золота.
А впереди — река Удерей… «Кофе 3 в 1», — грустно шутят местные. Вода в реке когда-то была кристально чистой, в ней водились редкие виды рыб. Сейчас — серо-буро-малинового цвета. «Отходы после промывания золота сливаются в речку, — рассказывает Владимир. — Кстати, иногда она становится чистой. Когда из Москвы едет проверяющая комиссия».
Без связи и света
Южно-Енисейск встречает нас полуразвалившимся кирпичным зданием гаража, пыльной дорогой, свалкой и серыми домиками из потемневшего дерева, местами крыши уже прогнили.
— Раньше здесь были ссыльные, в основном политические. Это гениальные хирурги, педагоги, мыслители. В посёлке была большая больница, школа, школа-интернат, хороший клуб… — включается в разговор Татьяна Владимировна. — Сейчас остался ФАП, в котором работает один фельдшер. Случись что со здоровьем, нужно ехать в райцентр…
— Нет ни сотовой связи, ни Интернета, — добавляет Нина ДЕНЬГИНА. — Спортзал сгорел несколько лет назад. Теперь дети занимаются в обычном кабинете, а летом бегают по дорогам. Власти отвечают: строить здесь невыгодно.
