Судьба, единая с Россией
— Помню, была растерянность и мысли: что дальше? Резко тогда окончился мой курс науки: весной сдал экзамены за 7 класс, а в июне пошел работать в колхоз вплотную. Как сыну врага народа, давали ту работу, на которую никто не хотел идти. Что говорить, тяжелое было время, много непонятного для нас и других. Иной раз фильм показывают про те события, смотреть не могу, выключаю, потому что до сих пор все внутри переворачивается.
Но всех жителей страны, в том числе и немцев Поволжья, впереди ждали еще более тяжелые испытания…
Спецпоселенцы
В июне 41-го началась Великая Отечественная война, а 28 августа И. Сталин подписал указ о депортации поволжских немцев, что послужило началом массового переселения граждан немецкой национальности из автономной республики в Казахстан и Сибирь.
— Пятого сентября мы уже грузились в вагоны. И не только наша семья – все село полностью. Потом уже рассказывали, что по опустевшим улицам скот ходил, кричал от голода, коровы и козы недоенные бродили, – вспоминает Александр Яковлевич. – В конце октября привезли нас в Канск. Разгрузили на территории церкви, ограда, помню, была большая. Туда из колхозов приезжали и по разнарядке разбирали нас. Мы попали в деревню Бортник Абанского района.
Пока Амалия Шадт добралась до Сибири, из детей только трое осталось, маленькая дочь, названная в ее честь, не вынесла дороги. Свекра забрали в Калмыкию, про мужа она давно ничего не слышала. 16-летний Александр остался главным кормильцем семьи.
— Зиму я возил на элеватор зерно из Абана в Канск. Весна пришла – сеять люди стали, огороды засаживать. А у нас – нечего. Стал я одиноким женщинам после работы огороды пахать, заработал семенной картошки, посадили 10 соток. Позже – окучили. Думали, к зиме хоть немного подготовились, голодать не будем. А 15 августа, в день моего рождения, нам объявили: собирайте пожитки – и в Канск.
Снова была церковная ограда, снова – вагоны. В Красноярске семьи немцев перевезли с железнодорожного вокзала в речной порт, погрузили на маленькие колесные пароходики и отправили по Енисею и Ангаре в Богучаны. Там долго держали на берегу, пока определяли, кого куда. Потом женщины, старики и дети погрузились на илимки, которые пошли вверх по Ангаре до Чадобца. Постепенно разгружались, людей оставляли: Заимка, Пашутино, Климино, Заледеево, Сыромолотово, Чадобец. Шадт неделю жили в Чадобце. Затем они преодолели еще 100 километров – до Яркино.
Еще не раз пришлось переехать Александру Яковлевичу с одного места на другое в Богучанском районе, находясь вплоть до 1956 года под статусом «спецпоселенец», вместе с семьей: сначала – с матерью, с братом и сестрой, а с 1944 года – еще с женой и тремя детьми.
— Да, попали в такую жизненную и историческую мясорубку, что ужас, – включается в разговор дочь Александра Яковлевича Инна. – У русских с немцами еще с давних времен были сложные отношения, а тут война. Здесь, в Сибири, поволжские немцы столкнулись с тем, что местные жители даже не знали, что в России живет и такая нация, считали, что немцы только в Германии. Негативное отношение испытали даже мы, дети, наполовину уже русские, так как наша мама, Матрена Филипповна (Рукосуева в девичестве) родом из Яркино. Привыкнуть к новому месту мы и не успевали, все переезжали. Родители наши так и не научились жить оседло, даже за многие годы в Невонке в их доме все всегда было только по минимуму: кровать, телевизор, шифоньер, больше ничего. Конечно, и здесь, в Сибири, люди жили тяжело, особенно в годы войны, но все, что наживали за годы, все было при них: одежда, утварь, разработанные огороды. Мама у нас из большой семьи в 12 человек, но она говорила, что такого холода и голода не ощутили. Сажали огород, скот держали, грибы-ягоды собирали, дедушка охотник был, добывал сохатину, печень в русской печи запекали и ели вместо хлеба с супом. А у отца? Только вроде обживутся, кой-какой скот заведут, огород посадят, а им раз и – собирайтесь. Все оставляют, детей на руки – и поехали, ни одежды путней, ни еды. Хорошо, бабушка шали красивые вязала – меняли их на продукты, вещи.
В 1956 семья Шадт была освобождена от спецпоселения, в 1996-м – реабилитирована.
Мы – сибиряки
— Я считаю, что в Сибири нельзя умереть от голода, тайга и река всегда прокормят. Вот в Поволжье – да, там неурожай зерна – верная гибель, потому что тогда и самим есть нечего, и скот кормить нечем. И раз уж случилось так, что жизнь прошла здесь, в Сибири, то надо радоваться этому, – считает Александр Яковлевич, – потому что красивее нет наших лесов и Ангары. И люди здесь, хоть и суровы характером, но теплы душой. Если уж дружат, то крепко. Первым пристанищем для меня стало Яркино, я считаю его своей малой родиной. Там прошла моя юность, там я нашел свою вторую половину, с которой прожили 62 года. А здесь, в Невонке, мы смогли встать на якорь, обрести дом. Кстати, первое, что мы сделали, перейдя в свою квартиру-новостройку весной 1972 года – отметили границы, где будем разрабатывать огород, чтоб хватило на все посадки.
