Новорыбинские мотивы (Красноярский рабочий, 19.01.12)

Фото Ирины Аплесневой

Это топливо не принадлежит администрации посёлка, оно принадлежит ЖКХ и завозится только для выработки электроэнергии.

— Я знаю, что в Новорыбную и другие северные посёлки зимой из соседней Якутии на машинах приезжают коммерсанты, — продолжает своё повествование директор Хатангского ЖКХ. — Путь неблизкий, а едут они без бензовозов. По всему выходит, что заправляются нашим топливом. Мы вынуждены были купить красители и всё топливо для посёлков покрасили в красный цвет.

— А что это даёт?

— При подозрении на воровство по нашему заявлению полиция вправе проверить топливо у подозреваемых в краже. Если оно окажется красным, значит, краденное. У нас имеется сертификат на использование этого красителя. Для окружающей среды крашеное топливо безвредно, но если его залить в лампы, оно будет чадить едким дымом. Когда мы приехали красить топливо в один из посёлков, люди высыпали на улицу и едва не устроили митинг, требуя, чтобы мы оставили им хотя бы одну ёмкость некрашеного топлива для охоты и рыбалки в тундре.

С селёдкой, да без пенсии

Новорыбинское утро встретило туманом, который рассеивался долго и неохотно. А, рассеявшись, через какое-то время снова окутывал всё вокруг. Школьный посёлок, приютившийся на сопке, нехотя выныривал из-под клокастого одеяла, чтобы через какое-то время снова накрыться им. Такую пору рыбаки называют «селёдочной» — для здешних мест она самая благодатная. Тёмной ночью и в туман селёдка косяками идёт в сети.

На берегу у лодок копошатся несколько мужчин. Рыбаки. Трое из них, оттолкнув ветки (узкие самодельные лодки шириной не более полуметра) от берега, быстро удаляются на середину реки. Вскоре один из них возвращается — дно лодки усеяно серебристой сельдью, поверх которой бьются, хватая жабрами воздух, сиги и муксуны. Два других рыбака словно застыли на середине реки.

— Это так, — машет рукой один из рыбаков, — себе покушать, поделиться с соседями да обменять на бензин и продукты. А может, кто купит. Возьми любую на выбор, — предлагает рыбак.

Я с сожалением отказываюсь. Ещё неизвестно, какой будет обратная дорога.

— Сейчас самый лов, — говорит Сергей Жарков, рыбак с многолетним стажем, — только успевай сети ставить. Раньше об эту пору мы безвылазно сидели на Золотых песках и Тараканьем острове (промысловые точки на другой стороне реки — прим. автора). Неводом за раз вытаскивали по 15 тонн рыбы. А теперь это никому не нужно.

В посёлке есть промысловая артель, в которой числятся многие местные рыбаки. Артелью заправляет Анатолий Богомольный, руководивший ещё советскими сов-хозами. Уж сколько лет Анатолий Львович работает в Новорыбной, но люди до сих пор тоскуют по прежнему директору Владимиру Мамонову, всякий раз поминая его добрым словом.

— Деньги нам Богомольный не даёт, позабыл он про артельщиков, — сокрушается мой собеседник. — Горючее сами привозим из Хатанги, сети тоже сами покупаем. А много ли мы купим, если денег нет?

В семье Жарковых немного «живых» денег — жена получает пенсию по инвалидности, 7 тысяч рублей, да самому Сергею Спиридоновичу бюджет платит небольшое пособие «за ведение традиционного образа жизни», чуть больше трёх тысяч. Дочь Варвара работает санитаркой в местной больнице, получает на руки 12-13 тысяч рублей, но у Варвары двое маленьких детей, к тому же она снимает квартиру за тысячу в месяц.

Промысловик рассказывает, что ещё два года назад должен был оформиться на пенсию, но в Пенсионном фонде ему сказали, что не хватает трудового стажа.

— Про стаж пусть говорят тому, кто не работал, — с обидой в голосе говорит рыбак, — а я с мальства на рыбалке, 15 лет был бригадиром в совхозе «Новорыбинский». А теперь вот без пенсии остался. Люди говорят: найми адвоката в Хатанге и подай в суд. Так ведь адвокат денег стоит, где мне их взять? Про поездки в Хатангу я уж не говорю. Сами знаете, как ездить.