Люся на газетных небесах. Почти селфи

Мне нравится журналистика. Мне нравится этим заниматься. Да еще и деньги за это дают!   Но ведь кому-то она не нравится! Была я на студенческой практике в газете «Молодая гвардия», в Перми. Прихожу на какой-то завод. Захожу в многотиражную газету. Комнату помню как сейчас – большое окно, светлый кабинет, большой стол. Все условия созданы для работы по тогдашним стандартам. Сидит тетка за столом. Мне было девятнадцать лет, я говорю: «Я тут на практике». – «Что, на журфаке учишься?» – «Да». – «Собираешься работать в журналистике?» – «Да»… И дальше она перешла на монолог о том, что все мы, журналисты, ненавидим свою профессию. И мне стало ее так жалко. До сих пор жалею. Её жалею. Но сама ни разу не пожалела, что стала журналисткой. Ни-ра-зу!

Не типичная

…У меня характер лирический, честно говоря, это меня жизнь «к суровой прозе клонит». Я лирическая поэтесса. Случай был один. Сергей Щеглов в одном обществе спел романс «Белогривые кони несутся по снежному полю». Хороший романс получился, задушевный. Спрашивают: а кто автор стихов? Щеглов показывает на меня: вот автор – Людмила Андреевна! Они чуть из окошек не повыбрасывались. Шутка! Просто все сильно удивились.

…Ну что еще необычного? Я работаю с 1972 года в журналистике, с разными людьми, и ни разу, ни один редактор на меня не орал. Даже когда я делала какие-то ошибки. Один раз Симкин повысил на меня голос, и повысил за дело. Я написала реплику относительно «экранов» на балконах – реечек таких покрашенных – и меня вызвали в городской комитет партии. Там меня «отпетрушили» по всей форме, чуть не довели до слез. Я была тогда молодая, а они как налетели на младое создание! Возвращаюсь в редакцию, мой шеф Симкин меня встречает: «Где была-то?» – «Меня вызывали в горком партии, и ругали, Григорий Юрьевич, за вот эту статью». Симкин только слегка повысил голос, но в тоне его я будто услышала крик: дура ты, девчонка, дура! А сказал он следующее – медленно и сурово: «Если ты еще раз пойдешь к ним, когда они тебе позвонят, я не знаю, что я с тобой сделаю!»

И больше я выговоров от начальства не получала. Меня чаще защищали.

Помню, началась перестройка, свобода. Светлана Панина ведет на краевом телевидении прямой эфир, мы с моим редактором Балашовым и еще с какими-то деятелями сидим – дискутируем. Уже передача заканчивается, зашел разговор о революциях, и я вдруг бросаю фразу: «Не люблю я никакие революции, честно говоря, в том числе и Великую Октябрьскую социалистическую!»

На следующий день по звонку из краевого комитета партии в редакции собирается партбюро, на которое пришла группа товарищей и второй секретарь мне сказа: «Как женщина вы можете не любить Великую Октябрьскую социалистическую революцию, но как заместитель редактора вы обязаны ее любить!» Тогда я еще не исповедовала бесконфликтную педагогику, вскочила: «Ну, тогда увольняйте меня!» Типа, не любила и не собираюсь любить! Балашов, на голову которого всё это свалилось, одёрнул меня: «Людмила, сядь и успокойся. Никто тебя увольнять не будет». А товарищам из крайком сказал: «Мы все поняли, примем меры». Я потом к шефу подошла, спросила: «А что мы, Леопольд Михайлович, поняли-то? И какая кара мне грозит?» Балашов только рукой махнул: «Ну достала же ты меня! Иди, отдыхай!» И я пошла. Везло мне на командиров. Они меня многому научили. Может, благодаря их благожелательному терпению по отношению ко мне, я сейчас исповедую принципы бесконфликтной педагогики: живу без ссор. В это трудно поверить, но это так. Я умею ценить в людях – и в мужчинах, и в женщинах – профессионализм. Умею уважать чужое мнение, но всегда остаюсь при своем, если меня не убедят в моей неправоте. Я простая русская баба, как говорится, государством битая, мужем пуганая. У меня плита, корыто, чтобы был завтрак-обед-ужин. Ну, и работаю иногда – для души. Но когда в 12 часов бьет пушка на Покровской горе, у мужа на столе поднос с обедом – первое-второе-третье-десерт. Что бы ни случилось! Обед по расписанию.

Чувство ответственности у меня было всегда. Моя жизнь так была мною распланирована: я не должна уйти в мир иной раньше матери, так кая это её сильно бы огорчило. Это я, с Божьей помощью, выполнила. Потом, когда появились дети, я должна была дожить, пока они не окончат школы и университеты. Дожила. Потом они определили свои судьбы, встретили близких людей. И теперь я свободный человек! Я даже перестала бояться летать на самолетах, потому как, если что – то всё быстро, и за государственный счет. В случае чего – денег родственникам дадут. Но всё же домашних предупредила: если вы будете из-за этой страховки грызться, как некоторые, я оттуда восстану, и всех вас порву, как тузик грелку! Они смеются. Вот такая мозаика…

В чём смысл жизни? Что говорить о смысле жизни? Она такая разная. У кого-то один смысл жизни. А у меня их бесконечное множество. И эта ноша нисколько меня не тяготит.

Lucy in the sky with newpapers…

Красноярск, весна 2014 г.
Слушал и записывал Олег Тихомиров.

На снимке в начале: Люся, 1974 г.

 

2 комментария
  1. Ответить Галина 23.04.2014 в 17:47

    Побольше бы таких откровений профессионалов!

  2. Ответить Ольга 05.05.2014 в 14:09

    Людмила Андреевна для меня всегда была примером журналистики

Оставить отзыв