Хуун –Хуур –Ту. Жизнь с закрытыми глазами
Впервые в Красноярске фольклорный квартет «Хуун–Хуур–Ту» из Тувы дал единственный концерт. Летом мне удалось услышать это чудо в Кызыле, поэтому сомнений – идти или нет, не возникало. Перед выступлением мне удалось побеседовать с музыкантами.
Минусинск, Шушенское – это Красноярский край? – Саян Бапа, один из вокалистов тувинской фольклорной группы Хуун–Хуур – Ту пытается вспомнить, где и когда в ближнем радиусе от Красноярска им приходилось выступать. – Омск, Абакан, Улан–Удэ, хм.. Да, в Красноярске первый раз. Москва чаще. В основном – Европа, Америка, Китай. В Сибири, выходит, реже всего.А вообще они все вокалисты, мастера горлового пения, исполнители традиционной музыки на народных инструментах: Алексей Сарыглар – перкуссионист, Радик Тюлюш – бызанчи и шоор , Саян Бапа – дошпулуур и гитара, и предводитель, народный хоомейжи республики Тува – Кайгал–оол Ховалыг –игил, хомус. Во время концертов у ног каждого музыканта лежит по несколько инструментов, которые меняются от песни к песне. В перелетах и переездах между выступлениями они также находятся у ног или у груди.
–Русские аналоги…– Саян призадумывается. – Ну, разве что дошпулуур можно сравнить с балалайкой. Некоторые инструменты изобретены Алексеем – хапчык и дуюг, наша тувинская перкуссия – конные копыта и маракасы из бараньих коленных чашечек.
– Как мы учились хоомею? Это подражание с детства старшим поющим , звукам природы, животным и птицам. Эта способность извлекать и расщеплять звук, образуя многоголосие, передается из поколение в поколение. В каждой тувинской семье обязательно кто-нибудь поет. Расщепление звуков хоомея образно отражено в названии нашей группы: хуун – солнце, хуур ту – свечение, кручение света через облака.
Пауза натянулась струной. Ну, что можно спросить у музыкантов, которые вот уже четверть века непрерывно кочуют по соседним континентам, открывая им настоящую музыку номадов и собирая дань удивления и восхищения. И оставляют гораздо больше в памяти слушателей. Вот и остается вопрошать: почему вы до сих пор не выступали в Красноярске? Утешением может быть лишь то, что и в Туве музыкантов всегда ждут с нетерпением, такой уж плотный график гастрольной кочевки. Месяц на гастролях, полмесяца дома, и так уже не одно десятилетие.
Саян владеет русским безупречно, недаром, что кровь его наполовину русская. В сочетании с бархатным низким голосом под его образную речь можно медитировать. Но и перед заграничной публикой Саян умеет представить группу, рассказать о содержании песен на английском языке. Так же грамотно и красочно.
– У каждого из нас до образования «Хуун–Хуур–Ту» в 1992 году был опыт участия в других музыкальных коллективах – ВИА «Аян», который объездил каждый сельский клуб Тувы и много городов Советского Союза, фольклорный ансамбль «Тува», государственный ансамбль «Сибирский Сувенир». Радик Тюлюш и сейчас параллельно ведет сольную карьеру в проекте «Чалама». В 1993 году, мы тогда только создали группу, нас пригласил к себе в гости в Калифорнию легендарный музыкант Фрэнк Заппа. Он дал нам карт–бланш, сказав миру: ребята, это стоит послушать. Это было сильнейшим впечатлением и профессиональным толчком. До сих пор мы общаемся с его друзьями, музыкантами мирового уровня.
–Наши концерты были и в Кремле, Стэнфорде и Букингемском дворце перед королевой, ну и ? Запоминается не место, а люди, интересные встречи, участие в совместных проектах с музыкантами. Города и веси стираются, но из всех стран нам по душе пришлась, – Саян обращается за поддержкой к Алексею и Кайгал–оолу, – Словения, да? И люди, и горы, и.. Там настоящая русская еда – борщи, большие котлеты из мяса, не как в Европе.
– Нашу музыку некоторые ученые называют ландшафтной. Так и есть – стихи аллегоричны, в них мы стараемся уйти в представления о прежней жизни. Многие песни нашего репертуара собирали по всей республике от старейших жителей, по крупицам, при участии ученых–этнографов. Некоторые тексты дошли к нам с 16–17 века. Также Кайгал–оол сочиняет песни, и мы представляем их в музыкальном виде, исходя из наших возможностей музицирования и знаний инструментов. Мы поем о человеке, живущем в определенном месте, о его переживаниях и заботах, иносказательно представленных в природных явлениях. Когда поем о каком-то месте, мы его очень четко представляем, будь–то Самагалтай, или Хемчик, караванный путь или змейка Барлыка. Мы объездили всю Туву, и храним в памяти все ее лица, – Саян как–то грустно вздыхает.
В Туве? Сложнее некуда. Все деревни бегут в единственный город. Наших людей спасает та магическая жизнь кочевника, о которой мы поем. Стараются, как раньше, содержать скот, чабанов–тысячников становится больше. А деревни находятся в подвешенном состоянии.
Справа от Саяна скромно молчит Кайгал–оол Ховалыг, народный хоомейжи Тувы. Это звание дается выдающимся исполнителям , владеющим всеми стилями хоомея . На родине Кайгал–оола Ховалыга зовут – скромный классик хоомея, в западной прессе – Паваротти горлового пения. А с самим именем в гастролях зачастую происходят курьезы, как в миниатюре Райкина про тупого доцента и грузина Авас.
Кайгал–оол слышится как «хай–хэллоу», и в надежде услышать имя, рукопожатия с ответными приветствиями «хай» и «хэллоу» могут долго повторяться. С тувинского же, имя народного хоомейжи переводится как «удалой», «лихой», «конокрад». Родился он в местечке Бажын–Алаак, где покоятся развалины уйгурской крепости, Дзун–Хемчикского кожууна, откуда родом почти все мастера горлового пения в Туве. И по материнской, и по отцовской линии его предки были знатными певцами, а дед Комбу Ондар записывал свой искусный голос в 1934 году в Москве на грампластинку.
– В Монголии конокрадов звали сайнэр – хороший мужик, защищающий бедных и раздающий им угнанный у феодалов скот, – оживляется и вступает в беседу Кайгал–оол, когда мы начинаем говорить о языке, культуре и Туве. – Перевод моего имени в меньшей степени был раскрашен справедливостью, но все, же не равнозначен значению «вор». Меня же друзья по молодости подбили оправдать свое имя, так до сих пор стыдно. Родители мои, уважаемые чабаны, после того случая спровадили меня в филармонию в Кызыл. Я работал после восьмого класса помощником чабана, табунщиком, и когда после первого прослушивания в Кызыле, за мной приехали на стоянку, я ускакал от них в степь. Все же пришлось вернуться. Так с 1979 года я оказался в профессиональном пении, без музыкального образования.
Кайгал–оол в свободное время предпочитает общаться со стариками, и читать тувинских авторов, в произведениях которых можно найти то, что в дальнейшем повлияет на создание новой песни.
–Язык наш меняется. С одной стороны на фоне других тюркских языков, мы лучше сохранились – уберегли твердость произношения звуков. Родственные нам народы давно ушли по пути смягчения языка, скрадывания твердости. Например, если сказать «ат» без присущих нашему языку дополнительных артикуляций, непонятно что имеется в виду – конь, имя или качать. Многие тюрки говорят «йок», а мы «чок» (в переводе – «нет»). Экии – это современное придуманное слово, настоящее «здравствуй» по–тувински будет – амыр, амыр мэнде.
С другой стороны, в самом тувинском языке множество диалектов, он неоднороден..
– Вот приезжаешь в Кызыл, – охотно подключается к разговору Алексей Сарыглар, – идешь на рынок, там, где народ толчется. Чтобы определить, кто откуда родом, нужно чтобы человек только заговорил. Тоджа, Кунгуртуг – плавная, мелодичная и мягкая речь, Эрзин, Овюр, Монгун–Тайга – монгольские заимствования в языке, потому как граничат с Монголией, а Каа–Хем и Пий–Хем дольше всех контактировали с русскими, и это отразилось на их говоре.
–Поэтому я и читаю тувинских писателей, там диалектов куча, – перехватывает Кайгал–оол. – Но с нашим языком сейчас тоже проблема, я так вижу. Все хотят жить в городе, а город приспосабливает язык под свои нужды, перемалывает его. Жалко.
–Куда дальше? Домой, наконец–то домой. Новый год нужно встречать с родными в окружении наших гор, первые лучи солнца на Шагаа полны благодати. Будем подниматься в горы, жечь костры и отправлять благопожелания всем нам и вам. А дальше опять на кочевой круг.
Песни «Хуун–Хуур–Ту» нужно слушать, рассказывать об этой музыке дело пустопорожнее. Да и слова выходят какие-то немые – магическая, таинственная, неподражаемая. В этих словах нет образа, что несет собой музыка. Что питает эти песни, рожденные в звуке народных инструментов и хоомея, вдохновляя музыкантов, и чаруя слушателей? Тува. Во время выступлений они закрывают глаза, представляют родные места, перенося их в любую точку планеты. Но ведь и те, кто слушает, закрывают глаза. Что представляют они? Раздвинутое музыкой пространство, где очень хорошо и вольно, где пленник бетонных скворечников чувствует себя свободной птицей, чувствуют свой дом. Где твой дом белокурый номад?
Фото автора:
