Окончила филиал Красноярского государственного университета имени В.П. Астафьева в городе Канске в 2012 году. Работает в газете «Канские ведомости» с ноября 2012 года.
Социально-реабилитационному центру для несовершеннолетних «Канский», известному больше как приют «Надежда», в этом году исполняется 20 лет. И почти с основания там работает замечательный человек, Олег Гарт, который за 16 лет работы прошёл путь от охранника до воспитателя.
Спрячьте глаза
На следующий день после нашего знакомства Олегу Ивановичу исполнилось 46 лет. Годы его совсем не берут — этот весёлый и активный мужчина как раз готовился к участию в финале игры КВН среди социальных центров: недавно их команда стала победителем среди восточной группы районов. Эта команда сборная: трое педагогов и семь воспитанников, причём среди участников есть дети из Канского района. Поэтому иногда репетиции проводят в Чечеуле. Нам удалось найти свободное время: в тишине Олег Иванович наблюдал за корпевшими над домашними заданиями мальчишками.
Сейчас он шествует над пятой старшей группой парней: мальчишек всего пятеро. Им уже почти по 18 лет, а значит, скоро предстоит покинуть стены центра. Но за них не нужно сильно беспокоиться — в центре следят, чтобы выпускники были устроены. «Вовка вот скоро уйдёт. Жаль. Но он в политехнический колледж поступил, а там и общежитие будет», — говорит заботливый воспитатель. Олег Иванович с гордостью рассказывает о том, что его парни, выпускники центра, находят правильную дорогу в жизни: учатся, работают. Среди выпускников есть старший лейтенант, двое служат в ОМОНе в Красноярске. У Гарта, как у очень общительного человека, в социальной сети более 500 друзей, и почти все — его бывшие воспитанники.
О том, что с кем-то вновь придётся прощаться, Олег Гарт рассказывает с сожалением, ведь для него все мальчишки — как сыновья. И воспитывает он их так же, как сына Сергея, который сейчас служит прапорщиком в спецназе президентского полка. «Я никогда к ним не относился по-другому, и сына так же воспитывал, и Сергею об этом говорил!» — утверждает он. Командный тон у воспитателя присутствует, ведь он — прапорщик в запасе. Его слушаются все. И хотя он бывает строг, но при этом его очень любят, уважают. Ведь строгость эта, знают мальчишки, всего лишь мера воспитания. «Глаза спрячьте», — говорят они своему воспитателю. Глаза всегда выдают — они добрые, со смешинкой.
«Перевалочная база»
В центре ребята находятся по разным причинам: некоторые из них не сироты: у них есть родители. Но те не способны содержать детей: кто-то из-за пристрастия к алкоголю, а кто-то, к примеру, из-за болезни. Воспитатель со стажем признался, что у него тяга к таким детям, возможно, потому, что он сам когда-то так жил, ему все знакомо. Он рос в далекой деревне, поэтому, чтобы мог учиться, родители отправляли его жить в интернат, а домой забирали только на выходные.
Социально-реабилитационный центр «Канский» — это словно «зал ожидания» перед распределением в детские дома. Здесь живут дети в возрасте от 3 до 18 лет. На этой «перевалочной базе», как назвал центр Гарт, дети могут оставаться от месяца до пяти лет. В это время для ребёнка собирают необходимые документы, а он сам тем временем проходит адаптацию. По прибытию детей определяют в приемное отделение на «карантин», где они проводят неделю, привыкают, проходят медицинский осмотр. А затем переводят в подходящую для их возраста группу. Ребята свыкаются, с ними работает психолог и, конечно, воспитатели. Но долго они не задерживаются. Раньше центр был переполнен, ведь в год получали не больше двух направлений в детские дома. Теперь такой проблемы нет. В былые годы в центре без карантина было шесть групп. Тогда в одной комнате стояли и парты, и кровати. Сейчас в нем только три группы: здесь живут 14 ребят.
Знает свое дело
Как же вы воспитываете, какие ваши обязанности?» — интересуюсь я. «Жизни их учу», — отвечает незатейливо мой собеседник. Из своих мальчишек он готовит настоящих мужчин: учит их чинить розетки, вешать полочки, забивать гвозди, менять лампочки и выключатели. Если в центре что-то ломается, идут вместе и исправляют. Но технического класса у них нет. Зато есть спортивный, со стареньким, но годным инвентарём, тренажёрами. Олег Иванович преподает не только трудовое, но и физическое воспитание. Со старшими ребятами играет, участвует в состязаниях: тренирует команды по футболу, волейболу. Три года в центре проводят соревнования «Зимние забавы». Два года кубок уезжал в реабилитационный центр села Астафьевка. Но в нынешнем — вернулся в родные края. На маленьком столике возле актового зала центра стоит немало кубков за разные спортивные победы.
С младшими ребятами, как мальчиками, так и девочками, Гарт занимается по своей программе коррекции осанки. Кстати, с этой программой в прошлом году он занял первое место в краевом конкурсе «Лучший в профессии социальной политики». Его признали лучшим воспитателем.
Повелитель дисциплины
А ведь когда-то он даже не думал, что пойдет в педагогическую деятельность. Хотя задатки имелись: мать была учителем начальных классов. После школы Олег отучился на токаря и ушёл в армию. Приехав в Канск, работал в военной части микрорайона Солнечный на сверхсрочной по контракту. Но когда закончился контракт, возникли передряги: уже тогда шли слухи о расформировании военной части, да ещё говорили, что их полк хотят отправить в город Мирный либо на Алтай, где были не лучшие погодные условия для переезда с семьей. Олег Иванович решил остаться в нашем городе. Тогда в 90-е годы начались массовые проблемы с работой.
По воле случая устроился охранником в центр. Тогда тот располагался напротив профилактория «Кедр» и носил статус: социальный приют «Надежда», где первым директором была Ольга Тарасюк. Сейчас на том месте остался лишь забор. Здание было маленькое, тесное. Через три месяца Гарт стал дежурным по режиму. Работа была не из лёгких. В обязанности входило сопровождение ребят и строгий надсмотр: на прогулки, мероприятия, учебу, в коррекционную школу. Передвигаться приходилось на обычной маршрутке. Потом стал водить ребят в походы, на сплавы. Также доводилось отправляться в командировки: обслуживал транзитное отделение. «Назовем это транспортировкой детей», — пошутил воспитатель. Сейчас у дежурного другой функционал.
«Транспортировал» он пять лет. В те годы часто приходилось заниматься поисками сбежавших детей. Сейчас побегов почти нет. А тогда все норовили вернуться в семью, даже несмотря на то, какой бы неблагополучной она не была. Некоторые «бегуны» просто слонялись по городу. Раньше заявить о пропаже ребенка можно было только через три дня, а не как сейчас: поиск полиция должна начать уже через три часа. Вот и разыскивали работники центра детей самостоятельно, не спали по ночам.
Воспитание физкультурой
Потом Олег Иванович стал инструктором по труду, так как увлекался резьбой по дереву. Самоучка, он передавал свои, полученные пробным путем знания, детям. А затем ему предложили должность воспитателя.
Со временем потребовалось педагогическое образование. И он отправился учиться — закончил заочно Братский государственный университет, отделение педагогики и психологии. Воспитывает детей уже 10 лет. В течение всей его карьеры ему помогали опытные коллеги-воспитатели, особенно те, которые работали в центре с его открытия. Сейчас он утверждает, что абсолютно с любым воспитанником может найти общий язык.
Мы прощаемся. А ребята уже теребят его, чтобы вместе отправиться на прогулку. Денёк-то как раз выдался погожий. «А вы русский язык сделали?» — спрашивает он строго. Мальчишки перечисляют, кто чего успел выполнить. Олег Иванович, выслушав отсчёт, кивает и отправляется на прогулку, попутно сообщая ребятам, что уже пора опустить в подвал велосипеды на зиму.
В 2004 году приют переехал в новое здание: теперь он располагается по адресу: микрорайон Северный, 5/1. Поменялось и само название – приют был переименован в социально–реабилитационный центр для несовершеннолетних «Канский». В 2014 году центр стал краевым государственным бюджетным учреждением социального обслуживания «Центр социальной помощи семье и детям «Канский», его директор Александр Постников.
Фото автора.
Опубликовано в газете «Канские ведомости» 24.09.2014 г.
До открытия театрального сезона осталось несколько дней.
19 октября сцена Канского драматического театра вновь озарится софитами, актёры получат свои заслуженные овации, а стоящие позади декорации привлекут внимание не одной сотни глаз, пока не закроется занавес. Накануне я заглянула в театр и провела целый день с людьми, которые создают атмосферу сцены: труженики художественно-оформительного отдела с удовольствием рассказали о своей, не совсем обычной, работе.
В кабинете чудес
О том, что художественный цех совсем рядом, стало понятно ещё на лестничной площадке. Из-за двери в воздух выплывали резкие запахи краски, клея. Тяну за ручку и оказываюсь на земле обетованной для творческого человека. Взору открывается большой зал, сплошь уставленный всевозможными штуками. Сразу, на входе, я чуть было не врезаюсь в огромную блестящую духовую трубу. Ох, вот же он — театр изнутри.
Комната визуально поделена на отделы. Вот сидит Николай Митченко — художник-бутафор. Он изготавливает реквизит и делает объемные элементы декораций. Вокруг него чего только не увидишь. В углу, у рабочего стола, свален, навешан, наставлен, наклеен всевозможный реквизит: куклы, цветы, мечи и шпаги, корзины, веера. Описать всё это невозможно.
Стоит сделать пару шагов, как этот пёстрый хаос переходит в такой же пёстрый, но уже другой. Тут уже трудится художник-декоратор Евгений Шевцов: он красит декорации, а порой и расписывает их, если того требует задумка. Над широкими окнами без занавесок, словно гирлянды мишуры, нависают распухшие от своего обилия трафареты. Выкидывать ни один не стоит — вдруг пригодятся. Внизу, на столах, на полу, на подоконниках расставлены большие и маленькие банки с красками, эмалями, в шкафах теснятся высокие ёмкости с колерами, ацетоном. Среди этого цветного безобразия проскочила баночка подсолнечного масла: она тоже пригодится в работе с гипсом. Тут и там торчат кисточки и губки, которые порой выглядывают из самых неожиданных мест.
Я приехала с утра, и как раз вовремя: только привезли материалы из строительного магазина. Без промедлений начались работы по изготовлению декораций. На огромных столах, которые занимают большую часть этой творческой лаборатории, разложили листы ДВП. Уже идёт покраска. В это время я протискиваюсь в самый дальний край комнаты, самый чистый, если можно сказать, хотя это немного неподходящее для этого места слово. Тут попросторнее. «Здесь у нас начальники художественной части сидят», — поясняет Вера Сазонова, директор театра.
У нас тут всё возможно!
Знакомлюсь с заведующим постановочной частью Сергеем Бокиным и художником-постановщиком Оксаной Руденко. Оксана сразу начинает суетиться, готовя чай. В это время кручу головой: тут тоже есть на что посмотреть. К примеру, на советский магнитофон с бабинами — это прихоть Сергея Степановича. А за ним — выставка декоративных тыкв — страсть Оксаны. Среди этого всего немного необычно смотрятся большой чайник-термос, микроволновая печь. Творческие люди пьют чай, не отвлекаясь от процесса. Вот и меня приглашают присоединиться. Трапезничаем, разговариваем. Видимо, у них это профессиональное, но как только я выключаю диктофон, новые знакомые принимаются сыпать всевозможными анекдотами. Весело у них. Не раз в дверь заглядывает чья-нибудь любопытная голова, интересуясь, чего это у них так сегодня пахнет. Тут не всегда так — это я удачно заехала. Периодически кто-то забегает в цех, решает насущные вопросы. К примеру, о том, что нужно посмотреть костюмы и выкинуть те, что пришли в абсолютную негодность.
Постепенно я узнаю во всех подробностях, как проходит создание декораций. Процесс подготовки к новому спектаклю начинается с того, что режиссер рассказывает свое видение, как должна выглядеть сцена. Дальше в работу вступает Оксана. Она зарисовывает всё на бумаге, прикидывая, что из задумок реально воплотить в жизнь, не отрицая законы гравитации и не прибегая к помощи магии. Не удерживаюсь, чтобы не спросить о том, что предпринимают, если режиссёр просит неисполнимого. «Мы его потихоньку уговариваем, на землю опускаем, — поясняет Оксана. — Воплощаем его задумки, естественно, привнося что-то своё. У нас тут всё возможно, только если с небольшими изменениями». Затем она создает макет сцены.
Оксана отправляется по залу к ближайшему макету. Спешу за ней, слушая попутно интересную лекцию о видах сцен. Та, на которую мы смотрим, представляет собой телевизор. Это мини-версия того, что будет на спектакле «Палата бизнес-класса». Настоящие декорации собирают здесь же, в цеху, а потом переносят в зал по частям. Порой отправляют вниз то, что уже доделано, чтобы актерам на репетициях было легче вжиться в роль, да и привыкнуть к декорациям.
В макете, который, правда, делала не она, Оксана подцепляет пальцами крохотную колонну. Рядышком из огромного куска пенопласта уже выпиливают её копию в оригинальный рост. Потом готовую колонну покрасят или задрапируют тканью.
Но до этого ещё далеко. Возвращаюсь к Сергею Бокину, который восседает на кресле, словно вырванном из зрительного зала, под символической цифрой «13». На столе перед ним схемы, чертежи. Новые появились всего пару дней назад — старт для начала активной работы. Сначала собирается технический совет. Сергей просчитывает финансы, заложенные на постановку, составляет сметы. «А потом начинаем фантазировать — воплощать смету в жизнь. Нужно уложиться в бюджет спектакля», — поясняет заведующий постановочной частью. Когда работа задана, всем коллективом обсуждают, из чего лучше слепить ту или иную деталь. Чем проще — тем лучше.
Далее «главари» цеха отправляются по магазинам. Сергей выбирает нужные материалы, вместе с Оксаной покупают ткани не только для сцены, но и для костюмов. Оксана заодно придумывает не только декорации, но делает эскизы одежды, которую потом изготавливают в швейном цехе. Есть в их гвардии ещё и столяр-макетчик Дмитрий Гареев. Он работает с деревом — выпиливает требуемые изделия. Для прошлого спектакля он сколотил 12 табуреток. Его не довелось повстречать — он трудится на другом этаже.
Сцена своими руками
Брожу по цеху, где всё так интересно, везде сую свой нос. Меня предупреждают, чтобы я была осторожней, иначе испачкаюсь в краске. Но меня это совсем не заботит. Наконец, я добираюсь до Николая Митченко. Все это время он строгает из плотного пенопласта вазон для цветов, который будет стоять рядом с колоннами. Когда-то он получил диплом техника-строителя. Только у него одного из всех присутствующих нет художественного образования. Но оно ему и не нужно — его жизнь учила. В театральной стезе он уже 35 лет. Мастер разъясняет мне, какие материалы самые податливые, пластичные, что лучше использовать, чем лучше красить, для какого материала какой клей лучше применить. Везде свои тонкости, хитрости. Жаль, что опыт этот просто так не приобретёшь. Митченко часто бывает на разных семинарах и мастер-классах, где черпает нужную информацию. «Мне тут всё доводилось делать: и мечи, и короны, — рассказывает Николай Александрович. — Стразиков мне купят — потом сижу и приклеиваю. На прошлый спектакль пришлось сделать 79 бананов. Теперь настоящие бананы не ем — видеть их не могу», — смеется он. Поодаль как раз валяется связка тех самых бананов. А остальные бутафорские фрукты, как и всё, что было сделано ранее, в прошлые годы, остается на складе реквизита: всё может пригодиться в другом спектакле.
В работе порой приходится обращаться к интернету, там есть замечательный сайт «Город мастеров». А вот специализированных книг по такой тематике особо не найдёшь. Среди толковых — только очень старые, советские. Николай вытягивает откуда-то из глубины ящиков стола книженцию с пожелтевшими листами «Техника и технология сцены». В ней даются основы. Эх, мне бы такую книжку! Митченко открывает её на произвольной странице, где рассказывается, как сделать бутафорскую люстру словно из императорского дворца. Красота!
Люди, с которыми я провела этот замечательный день, — мастера на все руки. Они умеют больше, чем другие. И рисуют, и шьют, и паяют. Тут грудами лежат молотки, пилы, рубанки, щипцы, стамески и лобзики. Время, как правило, на всё про всё ограниченное. Порой работают ночью, пытаясь всё сделать как надо к предстоящему спектаклю. Особо они не любят моменты, когда клей или краска ещё не высохли, приходится ждать, чуть ли не дуть на изделие. Работа нервная, совсем не из лёгких. Но эти люди предпочли бы её любой другой. К примеру, Николай работал в трёх театрах, уходил в другую профессию, но всё равно возвращался — не готовы работники художественного цеха отдать себя монотонному однообразному делу. А тут каждый день — новое представление. «Да вот видите, волос почти не осталось, одни проплешины, всё из-за этой работы!» — смеется улыбчивый Николай Александрович.
«Берёшь кусок пенопласта, обклеиваешь марлей, красишь — и все замечательно», — поучает меня Оксана. Вообще Оксана в театре недавно: участвовала в подготовке шести спектаклей. Но здесь для неё уже всё родное, она быстро влилась в коллектив, почувствовала себя в своей тарелке.
Фото автора.
Опубликовано в газете «Канские ведомости» 15.10.2014
Своё детство он провел в фашистском рабстве. Николай Петрович даже хотел написать об этом книгу. От руки он исписал целую тетрадь. Но, перечитав написанное, понял, что чего-то не хватает, и всё сжёг. «Словно какая-то автобиография для вступления в партию получилась», — посмеялся он.
Начало конца
Наш сегодняшний герой Николай Марудов живет в Канске недолго – три года. Сюда он переехал к своим родственникам. Здесь ему понравилась наша газета. Особенно пристальное внимание всегда вызывала рубрика «Дети войны». Ведь и сам он — ребенок войны, только немного другой. По документам он числится как «несовершеннолетний узник».
Война началась 22 июня, как и в этом году, в воскресенье. Семья Марудовых жила в деревне Второе Заболотье возле шоссе «Витебск-Смоленск». Злосчастный день для жителей начался с обстрелов с неба. Самолеты бомбили машины, которые пытались проскочить по шоссе. «Самолеты, — рассказывает Николай Петрович, — выглядели словно коршуны — не убирали шасси. Они проносились над головами с сиренами, особенно когда шли в пике. Эти жуткие звуки раздирали все внутри. Вот так я узнал, к сожалению, что такое война. Казалось, что бомбы летят на тебя, но это обман — они падали дальше».
После кошмарного, неожиданного и страшного дня начала войны Петр, отец семьи, в которой было шесть детей, стал строить бомбоубежище: в огороде вырыли яму, сделали накаты из бревен. 11 июля деревню оккупировали немцы.
Через два дня после оккупации из окружения вышли русские солдаты — около сотни бойцов. Они попросили маленького Колю, которому тогда было 13 лет, и его двоюродного брата Сашу провести их незамеченными через шоссе. Ребятишки должны были выбежать на дорогу, убедиться, что проход свободен, и дать сигнал. Когда ребята возвращались домой, в лесу нашли брошенный танковый пулемет «Максим». Мальчишкам понравилась тележка, они сняли с нее щиток и ствол и увезли в деревню. Находку заметил местный житель, латыш, дед Петерсон. Он попросил, чтобы ребятня собрала пулемет и прикатила его в деревню. Петерсон передал оружие партизанам, вместе с которыми воевал его внук.
Позже неугомонные мальчишки обнаружили на заброшенном хуторе дом, доверху набитый металлическими ящиками с патронами. Они принадлежали нашим солдатам, которые при отступлении бросили свой склад. По команде старших малыши собрали все ящики и утопили в пруду. Зимой партизаны прорубали в водоеме прорубь и доставали боеприпасы.
Провожать партизан через шоссе приходилось ещё не раз. Однажды отряд обнаружили, они попали в засаду. С Колей тогда был его младший братишка. Детей отправили обратно, но велели идти другим путем, чтобы немцы не узнали, что они помогали партизанам скрываться от преследования.
«Нас гнали на запад»
А потом взрослые заставили мальчишек хоронить мертвых солдат. Детям надевали на лицо повязки, залитые одеколоном. Стаяла жуткая жара. Трупы лежали больше пяти дней: у них отрывались конечности. Ямы копали прямо рядом с трупами и перекатывали их туда, где на настиле из ольховых веток они и были захоронены. За время войны пришлось придать земле ежё немало людей. Вспомнил, как хоронили совсем молоденькую партизанку по имени Нина. Она закладывала мину, на которой подорвалась. Немцы тогда согнали жителей деревни на работы на шоссе — выравнивать ямы, посыпать дорогу песком при гололеде. В кустах малыши обнаружили мертвую девушку, части тела которой при взрыве отбросило на 15 метров от того места, где ее пытались найти партизаны.
В 1943 году в доме не было никакого хозяйства. У семьи оставались две овечки, которые они спрятали еще в начале войны: увели в соседнюю деревню к дядьке. Так как там находилось много полицаев, в деревушке было очень тихо. Когда совсем не осталось еды, Николай пошел за животными. На обратном пути его поймали немцы. Вот тогда-то мальчик впервые очень испугался: на него нацелили оружие, послышались выстрелы. Но убили не его, а рядом стоящих овец. Мясо забрали, а ребенка отпустили домой.
Вскоре начался страшный бой. В семье Марудовых поняли, что пора бежать из дома. Из-за дождей и гусениц танков улица и дорога были разбиты: вокруг — сплошная грязная колея. Семья решила, что нужно бежать к партизанам, чтобы те перевели их через линию фронта. На середине улицы, в десяти метрах от них, взорвался снаряд, осколок разорвал маленький черный ридикюль, который мать держала в руках. Там были все их документы и фотографии. Дети потянули мать за собой, а всё их прошлое — свидетельства, официальные бумаги — через секунду пропали под гусеницей танка. Женщина только и успела схватить одно фото – их отца. Его видели последний раз на трассе от Минска до Москвы. Он привозил снаряды на передовую. После неожиданной бомбежки обнаружили только перевернутую телегу с убитыми лошадьми. Отца не нашли, но семья получила похоронку.
Партизан они отыскали, но те отказались их принять. Сказали идти туда, куда погонят. Мол, советские войска везде найдут и освободят. Вернулись на шоссе. Утром семью окружили немцы и взяли под конвой. Их гнали на запад, в Минск. Идти пришлось полтора месяца. Ночевали на улице, только один раз останавливались в старой заброшенной казарме. По цементному полу ползали вши. Тогда все зарази-лись тифом. По дороге люди выкапывали картошку в полях, на привалах пытались ее варить. Николай Петрович вспомнил, что привалы, как специально, были коротенькие, и как только вода закипала, какой-нибудь из немцев подбегал, переворачивал котел ударом ноги и приказывал идти дальше. Дети на бегу хватали с земли сырую горячую картошку и жадно съедали уже в пути.
Их пригнали в Минск в первых числах ноября, шел снег. По дороге погибло очень много людей: в основном малыши и старики. Хоронили их вдоль минской трассы. У Николая умерли бабушка и маленький братик Мишенька, который родился уже во время войны.
Свободен, Николаус!
Они пришли на место, где раньше было еврейское гетто – все его жители были расстреляны. Там и остались жить. Николая увезли в госпиталь. После выздоровления ему пришла повестка: явиться на биржу труда. Он работал помощником электрика, потом рыл окопы. Но однажды всех мальчишек, около трехсот человек, привезли на станцию, погрузили в вагоны и увезли в Германию. Перед отправкой в бараке их сфотографировали с табличками на шее: на них были номера. Потом те же номера им нашивали на рукава одежды. Николай Петрович помнит только последние две цифры «04» и до сих пор радуется тому, что не знает всего номера, который не выкололи на его коже.
Дети прибыли в Зальцбург, где их поселили в тюрьме, в которой почему-то не было заключенных. Сейчас преступниками стали полумертвые русские парни. В день узникам выдавали литровую банку с черной жижей: это была вода с вареной гнилой капустой кольраби. Там плавали черви.
Словно рабов, мальчишек выставляли на площади для продажи. Богатые баоры, немецкие землевладельцы, быстро разобрали самых сильных. Николай остался среди пятидесяти «хиляков». Их научили делать линию связи. Мальчишки ставили столбы, тянули провода.
Осенью 1944 года Николай заболел воспалением легких. Больных, тех, кто не мог работать, складывали в машину с крытым кузовом и травили выхлопным газом, после чего увозили в крематорий. Словно по злой насмешке, на машине смертников был нарисован красный крест. Нужно было постоянно двигаться, ни в коем случае не упасть и не попасть в этот «газенваген».
Его спасли друзья. Парни сами несли бревна, а Коля лишь держался за них и шел рядом. Друзья делились с ним хлебом с древесными опилками. Благодаря их помощи он выжил.
Фронты сжимались. Всех выживших мальчишек раздали хозяевам. Николая увезли в Аттенберг. Когда к Германии подходили русские солдаты, его хозяин бежал в горы, где хотел найти брата. Во время побега немец освободил своего пленника со словами «Свободен, Николаус». Николай тогда уже понимал немецкий, ведь им запрещалось разговаривать на русском.
На вокзале собралось много таких же освобожденных разных национальностей. Они долго прятались в лесу, потому что боялись, что немцы решат перестрелять освобожденных пленников. Недалеко от Мюнхена увидели машины с белыми звездами и вышли навстречу союзникам. Американцы дали всем бумаги, где было написано «Освобождение. Мюнхен». Всех пленников увезли в Дюссельдорф, где Николая и других русских пленников ждали НКВДшники. Там же были американские и канадские представители. Людям предлагали выбор: уехать в любую страну по их желанию. Николай выбрал свою Родину.
Когда Николай Петрович возвращался в родные края, его встретило сплошное разбитое поле: ни одного забора, ни одного дома. Он стал с семьей жить в Витебске. В советское время таким, как он, не доверяли, хотя у них и были документы, подтверждающие, что они находились в плену. Не один раз освобожденных проверяли в НКВД. Николая Марудова освободили из плена 25 апреля 1945 года. А согласие на реабилитацию он получил при помощи фонда «Взаимопонимание и прощение» в 2000 году. Его признали ветераном, «несовершеннолетним узником».
Фото автора.
Опубликовано в газете «Канские ведомости» 25.06.2014
[box color=»white» icon=»accept»]Конкурс Красноярские перья 2013
Материал участвует в номинации «Журналистское расследование»[/box]
Совсем недавно мы рассказывали о незаконной уличной торговле. Речь шла о прилавках с различным «скоропортом», который выставляют продавцы по улице Урицкого. Проведенные рейды никак не повлияли на ситуацию – торговля идет по-прежнему. Хотя стоит ли поднимать шум из-за двух-трех столиков с черемшой, если в городе остается нерешенной проблема с неофициальным рынком с двумя сотнями прилавков.
Торговля вне закона
Известно, что уличная торговля с января этого года официально запрещена. Закон гласит, что у каждого торговца должна быть крыша над головой – то есть торговля должна проходить только в крытых помещениях. Статьёй 11 федерального закона «О розничных рынках и о внесении изменений в Трудовой Кодекс РФ» установлен ряд требований к планировке, перепланировке и застройке рынков, соблюдение которых для управляющих рынками компаний стало обязательным с 1 января 2013 года.
Нововведение оказалось шокирующим для большинства рынков. Это же сколько придется переделать, построить, вложить финансов! Но закон, он, как говорится, и в Африке – закон. Пришлось исполнять. Хотя столь жесткие нормы не для каждого рынка стали «в копеечку». Оказалось, закон можно просто игнорировать и продолжать работать как и раньше. Ведь получалось же до этого! Вот и сейчас на подобное никто не обратит внимание, раз прежде закрывались глаза и на большее.
Раньше в городе существовало четыре рынка. На сегодняшний день официально их – всего два: «Центральный» и «Пушкинский». В это же время в городе продолжает работать неофициальный рынок, создающий «легальшикам» нездоровую конкуренцию. Речь идет о рынке «Восточный», расположенном по улице Горького, 60.
Образован этот рынок в 2004 году с разрешения главы города Сергея Гурова. И в течение двух лет он работал без правоустанавливающих документов. При этом никакой выгоды город от рынка не получал – с занимаемой земли налоги не выплачивались. Тем не менее, рынок продолжал преспокойненько существовать. И, на мой взгляд, с трудом верится, что от его деятельности никому не перепадало. Однако прибыль с земли в аккурат обходила городскую казну.
Миллион — это не деньги?
В 2006 году по инициативе администрации ООО «Пушкинский» земельный участок по улице Горького, 60, был узаконен. Татьяна Пушкина, владелица рынка «Пушкинский», намеревалась получить землю в свое пользование. В том же году состоялся аукцион на право аренды сроком на пять лет. Сумма ежегодной платы была определена: один миллион 361 тысяча рублей. Информацию об этом опубликовали в газете «Канск-5 канал». Для себя Татьяна решила, что выплачивать такую сумму каждый год она не видит смысла. Ведь тогда рынок не будет окупаться и приносить хоть какую-то прибыль. И отказалась от «гонки». Право на распоряжение землей выиграло ООО «Конверсия». Уже после аукциона, со слов совладелицы рынка «Пушкинский» Галины Белюциной, по невыясненным обстоятельствам было издано распоряжение об уменьшении аукционной стоимости до 178 тысяч рублей. Удивительно, но подобная плата больше подходит для небольшого магазина, а никак не для рынка. Чем такая благосклонность была заслужена и такая щедрость вызвана, неизвестно. Тогда поговаривали, что во всем, почти как у классика, виноваты «не враги, не интервенты, а русская женщина». Мол, секретарь случайно единичку забыла в бумагах дописать. Что же, с кем не бывает! Не переделывать же из-за такой мелочи все бумаги! Одним миллионном меньше – не беда!
«Просто так, прохожий парень…»
Затем зазвучала и иная версия. Выплата в один миллион «с копейками» была не ежегодной, как всем послышалось, а единоразовой. Вот так рынок продолжил работать, фактически не принося никакой выгоды городскому бюджету.
