Зажгите поминальную свечу солдату

70 лет на нем незаслуженно висело клеймо изменника Родины.

Прасковья вздрогнула от неожиданного громкого стука в дверь. Когда увидела в окошко двух мужчин в военной форме, внутри что-то оборвалось. Неужели похоронка?! Она и не поняла, что люди эти в форме НКВД. Тревога сковала все ее существо: ни вдохнуть, ни выдохнуть…

— Худоногова Прасковья Васильевна?

— Да.

Тон сотрудников был суровым и неприязненным. Женщина совсем оробела и упавшим голосом спросила:

— Что-то с Филиппом случилось?

— Случилось… Показывайте, какое имущество есть.

Военные оглядывались по сторонам, а со всех углов на них смотрели испуганные детские глаза. Два мальчика и две девочки. В зыбке, словно тоже чувствуя опасность, заходится в плаче еще один ребенок. Мужчины, сделав записи в бумагах, заторопились к выходу. Ничего из вещей не взяли, но ничего и не объяснили.

Прасковья взяла на руки младенца. Он появился на свет уже без Филиппа. Отец еще и не знает, кто родился — мальчик или девочка. Она-то сразу отписала – сын. Но по какому адресу полевой почты отправлять весточку – неизвестно.

Единственное письмо от мужа пришло с дороги: «еду бить фашистов, если буду жив – вернусь…». И все. Как отрезало.

Другие солдатки получали фронтовые треугольники, а она напрасно уже несколько месяцев караулит почтальона. Все в Карымской с надеждой и страхом ждали его появления. Письма и другую корреспонденцию привозили из Сухобузимского один раз в пять дней. Уже не раз и не два деревенские улицы содрогались от женского крика. Опять похоронка…

Прасковья давно чувствовала: стряслась беда. Но, как могла, гнала от себя черные мысли. Несмотря на то, что в положении и срок уже большой, дважды ходила пешком из Карымской в сухобузимский военкомат в надежде что-нибудь узнать про мужа. Но там отвечали: никаких известий нет, ждите. Молилась истово перед иконой, просила Господа не сиротить детей, уберечь мужа от пули.

Как раненый зверь

Собравшись в военкомат в третий раз, взяла с собой старшую дочь Галину. Одной страшно: в округе полно ссыльных, бродяг, а неподалеку — в совхозе НКВД — работают заключенные.

Давеча, когда ходила в Сухобузимское, только поднялась в гору Дресвяны, из Подсопочного леса выскочил мужчина. Но Прасковья не робкого десятка, закричала громко — незнакомец скрылся.

Вышли с Галей на рассвете: путь не близкий — 25 верст с гаком. Взяли в дорогу только бутылку воды. Не стали у малых еду отрывать. Если проголодаешься, можно пучек в лесу поесть.